Литмир - Электронная Библиотека

– Вероятно, о «Дербенте» напишут в газетах? Как ты думаешь?

– Обязательно.

– А портреты?

– Чьи портреты?

– Ну, их... стахановцев.

– Да ведь их сорок пять человек... Лучших людей, вероятно, заснимут, не всех!..

– Посмотреть, какие они... Слушай, Арсен!..

– Ну?

– Я читала, что Алексея Стаханова в прошлом году травили какие-то администраторы. Неужели это правда?

– Конечно, правда. Но почему ты спрашиваешь?

– Да как-то странно. Ну, прощай, Арсен.

– Прощай. Что ты какая-то чудная? У тебя глаза сделались большими... Смотри не попади под трамвай...

Под утро Тарумов вновь связался с «Дербентом». За ночь танкер не сбавил скорости. Он прошел расстояние до Астраханского рейда за тридцать один час. У Тюленьей банки его поджидал караван барж. К утру ветер посвежел и началась зыбь. Последнюю баржу подвели с трудом. Несмотря на это, разгрузка была окончена за три часа. Танкер уже шел в обратный рейс, и вдогонку ему с севера спешила крупная зыбь, грозившая замедлить ход.

Днем на радиостанции дежурила другая смена, и, явившись вечером на вахту, Тарумов посмотрел журнал. Никаких записей о ходе стахановского рейса не было. Прибытия «Дербента» ожидали после двенадцати часов дня, но уже в восемь часов радист услышал его позывные.

«Находимся на траверзе острова Жилого. Будем через два часа. Сообщите пристань погрузки».

– Как это может быть? – удивился дежурный. – Ведь если они сейчас на траверзе Жилого, то им остается хода часа три, не меньше. Может быть, радист напутал?

– Звоните в диспетчерскую, – усмехнулся Тарумов, – никто не напутал, все верно!

– Да не может этого быть. Я сам плавал, я знаю!

– Ты не знаком с их новой трассой. Они идут другой стороной острова, проливом. Этот путь много короче.

– Да ведь там мелко...

– Глубина восемь футов. Они идут порожнем, без балласта. Кроме того, они освободились от ненужных грузов и уменьшили осадку. Они все рассчитали, не беспокойся.

– Ах, молодцы! Недаром о них столько говорят в порту. Теперь о них узнают в Махачкале, и в Астрахани, и в Красноводске...

– Одного из них я знаю. Это радист Макаров. Обыкновенный парень, совсем мальчишка... Очень веселый...

– А я знаю их капитана. Так себе, ничего особенного. Старичок. «Пожалуйста, голубчик... Спасибо, голубчик...» Тихоня.

И Муся, молча кусая губы, слушала этот разговор. Она притихла с утра, и на нее не обращали внимания. Неожиданно она сказала Тарумову деланно небрежно:

– На пристани, вероятно, будет много посторонних. Что, если пойти посмотреть?

– Пожалуй, – согласился Тарумов, – я тебя провожу.

– Мне хочется прогуляться. – И она торопливо добавила: – Такой славный вечер!

Они шли по шоссе к нефтегавани. Муся машинально перебирала его пальцы, прижималась к нему плечом и молчала. Тарумов рассуждал вслух:

– Что такое стахановский метод? Рационализация, разумная организация труда, использование до дна технических средств производства. Мне кажется, что этот метод применим везде, где труд оснащен техникой. Почему не применить его в системе радиосвязи? Я даю сто с лишком знаков в минуту и быстро нахожу абонента. Но это еще не все. Если настроить передатчик и устранить шумовой фон... Как ты думаешь, Муся?

Они миновали корпуса завода, и в глаза им ударил нестерпимый блеск моря. Посреди бухты медленно разворачивался стальной гигант, возвышаясь над водой желтоватыми ржавыми бортами. За его кормой вскипали клубы пены.

– Это... он? – спросила Муся, останавливаясь.

– Он самый, стахановец! Пойдем скорее.

– Нет, погоди...

Мимо них прошли на пристань какие-то люди, оживленно разговаривая и помахивая портфелями. Тарумов услышал обрывок фразы: «...сто двадцать процентов рейсового задания...»

Муся освободила руку и смотрела на пристань широко раскрытыми глазами.

– Отсюда хорошо видно, – сказала она тихо, – дальше я не пойду.

Он взглянул на нее тогда с удивлением и некоторой надеждой, так как вспомнил, что на «Дербенте» плавает этот Басов... Так, значит, Муся не хочет видеть его?

Тарумов вынул часы.

– Теперь ровно десять. Они проделали этот рейс за шестьдесят три часа. Все-таки я сбегаю взглянуть, как они подойдут. Постой здесь, Муся.

Он махнул рукой и побежал под гору к пристани. Белецкая осталась одна.

6

За октябрь месяц танкер «Дербент» перевез на Астраханский рейд сто тысяч тонн мазута. Во второй декаде он перегнал «Агамали» и вышел на первое место среди нефтевозов Астраханской линии. Но уже в двадцатых числах месяца «Агамали» удачно провел свой первый стахановский рейс и вплотную пододвинулся к «Дербенту», снова оспаривая первенство.

На судне соревнование теперь вошло в привычку. Обыденными стали большие премиальные, заметки в газетах, переклички судов. Прекратились авралы в машинном отделении, текущий ремонт теперь производился без всякой натуги. И даже совещания команды протекали мирно, – новые предложения обсуждались спокойно, не вызывали недоверия.

Однажды, в конце октября, опять утром во время политзанятий Бредис закашлялся, побелел и закрыл лицо руками. Матросы повскакали с мест и беспомощно топтались вокруг. Бредис поднял голову и удивленно посмотрел на свои руки, залитые кровью.

– Занятия кончены, – угрюмо объявил Котельников, – можно разойтись.

Но никто не уходил, все столпились вокруг больного и заглядывали ему в лицо. Гусейн протянул ему носовой платок и отчаянно оглянулся вокруг, ероша волосы.

– Глупая история, – прошептал помполит. – Что ты смотришь на меня, Мустафа? Мы еще повоюем, браток. Позови Басова...

Его отвели в каюту и уложили. Он вытянулся на койке костлявым телом, уставил глаза в потолок и затих.

Пришел Басов. Он распорядился принести воды и присел на койку больного.

– Через два часа мы будем в порту, – сказал он, – я вызову скорую помощь.

– Не надо...

– Как хочешь. Тогда я повезу тебя на трамвае... Ты сам довел себя до этого, Герман.

– Ах, оставь! – Помполит тяжело заворочался на койке и глотнул воздух. – Я, Сашка, знал, что это случится, но не думал, что так скоро. Впрочем, всему свое время. До конца навигации осталось два месяца. Это не так уж долго. А весной политуправление найдет человека. Но вот эти два месяца... я хотел бы закончить навигацию.

– Не валяй дурака. Ты хочешь умереть в море? Мы не врачи, Герман. Мы заездим тебя очень скоро, если еще не заездили. Завтра все опять забудут, что ты болен, что тебя надо щадить. Здесь не санаторий.

Басов грел в своих руках холодные руки больного, гладил и сжимал их, как бы смягчая невольную грубость своих доводов.

Помполит сказал:

– Это не так просто – оставить танкер. Обком не сможет сразу найти заместителя.

Басов молчал.

– Что же ты затих? – усмехнулся Бредис. – Тебе придется взять на себя политчасть на первое время. Это ясно, как день. Понятно, никто не может заставить тебя, – добавил он торопливо, – ты вправе отказаться. Тогда... все придется оставить по-старому.

– Какой я политработник! Ты это на смех, что ли?

– Значит, не о чем и говорить. Отлежусь. В сущности, мне незачем сходить на берег. Для легочных больных важнее всего чистый воздух. А этого добра в море хватит... Завари-ка чайку, Саша.

Басов долго возился с чайником, гремел крышкой. Лицо его залила краска, даже уши пылали.

– Мы успеем сходить в райком на стоянке, – промолвил он наконец, как будто говорил о деле решенном. – Если там не будут возражать против моей кандидатуры на время, то тебе следует теперь же остаться в городе.

Они помолчали. Бредис отхлебнул, сморщил нос и улыбнулся виновато.

– Проклинаешь меня сейчас, сознайся? Но ты хороший товарищ. Мне все-таки очень хочется жить, Сашка.

– Еще бы!

– Только бы все шло хорошо здесь. Мне иногда кажется, что не так уж у нас благополучно. Командиры... Дело в том, что я на днях просматривал журнал: все эти капитанские телеграммы... они под диктовку писаны. Знаешь чью?

32
{"b":"220938","o":1}