Это была семья латышей, угнавшая самолет с пассажирами в Турцию. Во время захвата самолета они убили стюардессу.

Маляров ответил: Сейчас решается вопрос, в каком небе было совершено преступление. Если в нашем — судить будет их наш суд. Если в турецком — их будет судить Турция. Но у меня есть глубокое убеждение, что их нам выдадут.

Говорил он это каким-то высокомерным скучающим тоном и меня разозлил. Я спросил с места:

— А не кажется вам, что это преступление было спровоцировано другим, не буду говорить преступлением — скажу нарушением?

— Что вы имеете в виду?

Это был почти окрик. И после него требовалось или стушеваться и забыть о вопросе, или идти на обострение. Я пошел на обострение:

— Наша страна подписала Декларацию прав человека. По этой декларации человек может проживать где ему хочется. И если кто-то нарушает права человека, не давая ему возможности переехать в другую страну, человек вправе взять в руки оружие, чтобы отстоять свои права.

Маляров взорвался:

— Я не буду отвечать на такие вопросы!

Причем было видно, что он очень зол.

И тут я нашелся. Я сказал фразу, которой горжусь до сих пор:

— Значит, мне лучше разговаривать не с вами, а с Би-би-си?

Последовала долгая пауза. Действительно, если Маляров не хочет отвечать на мой вопрос, он толкает меня в лапы западной пропаганды. Он очень долго молчал, потом мрачно произнес:

— Хорошо, я отвечу.

Дальше он сказал, что Всемирная декларация прав человека действительно подписана нашим правительством, но как закон внутри страны не введена.

— А если кто хочет уезжать, пускай уезжает. Мы сейчас всех выпускаем. И вы об этом знаете, если слушаете Би-би-си.

Очевидно, он решил, что я еврей. Потому что тогда действительно евреев с трудом, но выпускали.

Как только Маляров сел в свою машину и отчалил, ко мне прибежал взбешенный Столбов:

— Если ты еще будешь задавать такие вопросы, я выгоню тебя с семинара к е… матери!

Я зло ответил:

— А если мне ставятся такие условия, я сам отсюда уеду к е… матери.

Дальше среди писателей начались разговоры: вот Эдик дурачок, разве можно задавать такие вопросы. Это бравада с его стороны. Зря он нарывается.

Как мне стало известно потом, Михаил Жванецкий сказал:

— А он прав. Пусть они знают, что мы об этом знаем. А то они так и думают, что мы лопухи и верим только им».

Эдуард добавляет: «Сейчас это кажется пустяком, но тогда было другое время».

С семинара он поехал встретиться с Борисом Заходером, который жил рядом, в бывшем охотничьем доме. Эдуард рассказал ему о случившемся. И Заходер возмутился: «Зачем вы, Эдик, сюда пришли? Вы же их сюда наведете!»

Это к вопросу о солидарности. Но Эдуард справился и с этим. Сам он констатирует: «Все равно было счастье, что я жил не в самое ужасное время. В тридцатые годы мои вопросы, все, что я говорил и писал, означало бы для меня верную смерть».

Расстояния всегда одинаковы с точностью до километра, но новое время сделало мир иным. Я знаю, где находится Эдуард сейчас (06.08.2007), когда я пишу эти строки. Он в Переделкино и еще в глубоком сне, спит как ребенок, потому что сейчас еще раннее утро. А откуда я это знаю: из вечернего обмена эсэмэсками. Шесть часов — значит, в Подмосковье семь. Или, если Эдуард по какой-то неизвестной причине уже проснулся, он будет лежать в ванне и читать книгу, может быть, целый час; то есть он за любимыми занятиями. А это я знаю оттого, что собственными глазами видел, ночуя в Переделкино.

Тут почему-то вспоминается Голландия, мои приключения там в поисках Эдуарда. Я нашел его теперь с помощью современной техники, но где-то сейчас Элс де Грун? На это, со своей стороны, отвечает Google. И эта писательница по-прежнему существует. Она ушла в политику и принадлежит к движению Transparent Europe, заседает в Брюсселе как депутат Европарламента и делает то, что делает: прозрачную Европу.

Меня это устраивает, я ничего не имею против. С другой стороны, то, что я читаю, меня забавляет. На домашней странице Элс сказано, что ее книг продано по всему миру 1,7 млн экземпляров.

Что общая с Эдуардом книга — уже упомянутая «Год хорошего ребенка» — вышла в 1989 году, и что ее напечатали миллионным тиражом в тогдашнем Советском Союзе; и этот миллион составляет более половины от общего тиража книг мадам де Грун. После выхода произведение было удостоено даже Горбачевской премии, хотя раньше его публикации всячески пытались воспрепятствовать. Так что авторы должны были за свою книгу благодарить перестройку.

Когда я спрашиваю об этом у Эдуарда, то узнаю, что тираж книги был большой, но все-таки не миллион, в общей сложности «всего» четыреста тысяч. Однако миллион — красивое число, слишком роскошное и круглое, чтобы действительность в отношении него стала такой же прозрачной, как Европа.

Хотя Эдуард не сразу попал в Голландию, вокруг которой КГБ выстроил кажущуюся прочной стену-брандмауэр, и наши многочисленные приглашения никогда не принимались к серьезному рассмотрению, — все равно уже в 1980-е годы он довольно часто бывал в Финляндии. Для этого имелись убедительные причины. Я разработал новую систему, которая помогла выяснить, что организация по охране авторских прав писателей — ВААП — забирала из авторских гонораров Эдуарда себе все. Я стал направлять с помощью доверенности деньги напрямую Эдуарду, то есть на открытый в Финляндии расчетный счет, — так у него теперь хоть будет на что купить подарки в следующий приезд. Таким образом в Финляндии добившийся большого успеха драматург сам мог получать заработанные им деньги в свое распоряжение. Эти деньги были реально нужны: на что писателю прожить, если его произведения не издают? Вопрос, который интересует немногих, но который, однако, для самого писателя — один из важнейших в его жизни.

Деньги есть деньги, в том числе и в России. Деньги — зло, но как нужны, ведь общество вертится с их помощью. Особенно важны они были для русского туриста. Когда сосед из Советского Союза прибывал в Финляндию, он сразу стремился попасть в магазин. С собой брали длинный список, чаще всего составленный еще дома и постепенно пополняемый; так было даже у Эдуарда. За исключением случаев, когда он приезжал с Толей; тогда Толя в качестве секретаря выуживал список из внутреннего кармана В России тогда был повальный дефицит всего: от автомобильных запчастей до средств гигиены, от редких лекарств до финских ножей, топоров и пил. Один русский турист представлял широкий круг людей, осведомленных о поездке: у каждого входящего в круг посвященных была какая-нибудь жизненно важная просьба.

Я, наверное, купил десятки и десятки финских ножей «Мога» шведского производства с красными рукоятками, поскольку именно они были теми финскими ножами из стихотворения Есенина, которые ценились: и за качество, и за стоимость. Я покупал пилы, стамески, сверла и топоры и всякую другую уцененную скобяную утварь. Помню бесконечные перебежки из одного магазина в другой, из одного склада на другой, на самые что ни на есть странные и экзотические (по источаемым запахам) распродажи остаточных партий. Адреса самых выгодных торговых точек были известны почти каждому русскому: весть распространялась быстро, потому что валюты у туриста не могло быть много.

Чем большие трещины давал Советский Союз после прихода Горбачева к власти, тем большими становились возможности для выезда. Каждый, кто получал разрешение, рано или поздно отправлялся в поездку, каким бы больным ни был. Отмены делались всегда кем-то другим, только не по инициативе самого туриста.

Но вскоре отмены начали становиться все реже. Чем-то новым повеяло в воздухе, таким ароматом, который ощущается, когда зимним днем вдруг теплеет. Лес сразу кажется ласковее, на снегу начинают виднеться иголки хвои. Наступает весна.

С перестройкой стали появляться так называемые совместные предприятия, в том числе между финляндской и российской сторонами. С их помощью экономика страны шаг за шагом училась капиталистическим обычаям. Но вести сотрудничество умели и раньше. Толино письмо начала 1979 года рассказывает историю одного нашего совместного бизнеса, вернее, ее начала — конца до сих пор еще не видно. Россиянин, как только представилась возможность, влюбился в новое заимствованное слово «бизнес», что, кстати, все еще заметно. В Толином письме, предвещающем эту тенденцию, очень прозаически и длинно говорится о деньгах. Я получу — когда выйдут мультфильмы про дедушку Ау — большую сумму денег; в общей сложности 2700 рублей. Сейчас она кажется маленькой, но рубль тогда равнялся доллару в своей стране и был дороже и крепче немецкой марки. Согласно Толиному письму, деньги соответствовали зарплате инженера за пять месяцев.