Да уж, денек получился насыщенный. К списку событий, обогативших мой жизненный опыт только за сегодня, добавилось еще два пункта: на меня накричали, и я занимаюсь опасным сексом. Такое случается явно не каждый день.
Когда Чарли кончил, мы еще долго лежали и никак не могли отдышаться. И он по-прежнему был во мне. Наконец я повернулся к нему и сказал, очень стараясь не рассмеяться:
— Драть меня в задницу.
— Очень смешно, — сказал Чарли.
Мы опять замолчали. Я почувствовал, что он хочет выйти из меня.
— Подожди, не сейчас, — сказал я и сам поразился тому, какой испуганный у меня голос. Я как будто боялся, что мир опрокинется, если Чарли не будет во мне. Нет, даже не так: я не знал, что станет с миром, когда мы с Чарли разъединимся. Как птица, которую выпустили из клетки, и она не знает, куда лететь. Это было совершенно новое для меня ощущение.
— Это именно то, что мне было нужно, да?
— Да, Томми. Именно то, что тебе было нужно. — Он улыбнулся. Я тоже. Нас обоих до сих пор трясло после всего, что было, и кровь стучала у меня в висках, и сердце по-прежнему бешено колотилось и никак не могло успокоиться. Капля пота сорвалась со лба Чарли и попала мне в глаз. Обмен телесными жидкостями продолжался. Чарли взял меня под подбородок и посмотрел мне в глаза — пристально, испытующе. Как будто видел меня впервые.
— Почему ты так смотришь? — спросил я. — Ты что там увидел?
— Не знаю. Может быть, нового тебя? Я улыбнулся.
— Нет, я такой же, как прежде. Просто... в общем... ну, ты понимаешь, да? Понимаешь, что произошло? И что это значит?
— Что ты больной на всю голову, но я малость вправил тебе мозги через задний проход, как все обычно и делается?
Мы рассмеялись. Поначалу настороженно, но потом — уже в полную силу, почти до истерики. И продолжали смеяться, пока одевались и приводили себя в порядок. Нам еще предстояло объясняться с народом. И это будет нелегкое объяснение.
Когда Чарли хотел открыть дверь, я прикоснулся к его руке. Он повернулся ко мне. Он уже почти совсем успокоился, и только разгоряченные пятна румянца у него на щеках выдавали недавнее возбуждение.
— Ты как? — спросил я. — Все хорошо?
— Да, Томми, все хорошо. Пойдем, а то они там подумают, что мы с тобой поубивали друг друга.
Я взглянул на развороченную постель, «греховным залитую потом», как выразился бы Гамлет. Постель и вправду была вся мокрая. Да уж, сегодня поистине эпический день.
— Я люблю тебя, Чарли. И Финна тоже люблю. Я люблю вас обоих и никогда вас не брошу. — Я не смотрел Чарли в глаза. Может быть, потому, что сам был не очень уверен в том, что сейчас говорю. По крайней мере в последней части.
— Спасибо, Том. Я знаю, чего тебе стоило это сказать. Я бы, наверное, его ударил. Но он уже вышел из спальни и пошел вниз по лестнице.
Я остался стоять на пороге, прислушиваясь. Объяснения не избежать, но пусть лучше Чарли начнет без меня. А я потом подключусь.
Я услышал, как Финн спросил:
— Вы там ругались или делали это самое? — Его тонкий мальчишеский голосок был предельно серьезен. Я снова подумал, что парню прямая дорога в ООН.
— А почему ты решил, что мы обязательно ругались или делали это самое? — ответил Чарли вопросом на вопрос, как мне показалось, не очень удачно. Сейди с Бобби рассмеялись, а Финн сказал:
— Да ладно, пап, мы не вчера родились. Просто мы тут поспорили, что там у вас происходит: то ли вы сильно ругаетесь, то ли делаете сам знаешь что очень громко.
— Знаешь, Финн, иногда эти две вещи взаимосвязаны.
— Значит, вы делали и то, и то! Сейди, ты выиграла!
— Ура мне! — воскликнула Сейди. — А приз мне дадут? А какой?
— Если я правильно все понимаю, то сегодня все призы взял Томми, — сказал Бобби.
Я рассмеялся и направился к лестнице. Как все-таки здорово, что у меня есть такие друзья.
— Нет, пусть Сейди тоже достанется приз. Мой коллаж, — сказал Финн.
— Но ведь ты его делал специально для Томми, — заметил Чарли, явно удивленный таким поворотом событий. Я вошел в кухню, и Финн обернулся ко мне:
— Да, делал для Томми. Но я всегда могу сделать ему еще.
14. А все было так хорошо... (часть вторая)
Когда Чарли с Финном собрались уходить, мм с Сейди и Бобби вышли в прихожую и исполнили «Прощай, прощай» из «Звуков музыки». Каждый спел свою партию соло, а потом мы втроем поднялись вверх по лестнице и затянули последний куплет слаженным ангельским хором. Как и положено ангелам, мы стояли на самом верху, и нас не было видно снизу.
Чарли с Финном смеялись и хлопали. А когда они ушли и дверь за ними закрылась, Сейди крепко обняла нас с Бобби и прижала к себе.
— Мои мальчики, — прошептала она.
Мы поцеловались и спустились обратно на кухню.
— Мне надо выпить. — Я полез в холодильник за пивом. Где-то оно у нас было...
— Да, солнце. Ты заслужил, — сказала Сейди. Она села за стол и принялась рассматривать коллаж, который ей выдали в качестве приза.
— Да, кстати, а что у вас было? — Бобби хотелось подробностей.
— Было вообще непонятно что. Он позвал меня поговорить. Сказал, что нам надо расстаться. То есть он вроде как меня бросил. А потом вдруг как будто взбесился, наорал на меня. А потом мы затеяли трахаться. То есть нет. Не затеяли. Все получилось само собой. — Мои слова явно не передавали всю серьезность и значимость того, что было, но других слов у меня не нашлось.
— Он хотел тебя бросить? — удивилась Сейди. Она отложила коллаж и повернулась ко мне. — Почему? У вас все так плохо?
— Так ты поэтому ходишь пришибленный всю неделю? Мог бы сразу сказать. Может, мы бы чего и придумали конструктивного. Друзья для того и нужны, — сказал Бобби. — Тем более ты знаешь, что нам можно рассказывать все. — Было видно, что он действительно за меня переживает. В точности как старший брат.
— Нет, у нас все в порядке. Все хорошо. А что касается этой недели... вы уж меня извините. У меня, похоже, была депрессия, и мне не хотелось ни с кем общаться. Даже с вами. Хотя вы мои самые близкие люди.
— Ты давай не уклоняйся от темы. — Сейди явно настроилась вытянуть из меня все. Я уже, кажется, говорил, что, если Сейди за что-то берется, ее ничто не остановит. — Что там с Чарли? Почему он хотел тебя бросить?
— На самом деле он не хотел меня бросить. По-моему, он просто хотел выяснить отношения. Хотел убедиться, что у нас все серьезно... что он для меня что-то значит... то есть я ему никогда этого не показывал, и он не был уверен и хотел убедиться... Да, именно так. Из-за Финна, и вообще...
Я решил не вдаваться в подробности. Я ужасно устал. У меня был такой длинный день. Пива в холодильнике не обнаружилось. Нашлась только початая бутылка рислинга (полная на три четверти). Она стояла на дверце между бутылочкой с кетчупом и большой банкой из-под корнишонов, в которой еще оставалось два-три обитателя, причем, судя по виду, они давно умерли. Кто их купил, интересно? На моей памяти эта банка все время стоит в холодильнике, и я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь к ней прикасался. Так кто же убийца? Разумеется, дворецкий. Но лично я подозреваю Сейди. В дни, предшествующие «критическим», у нее как-то странно меняется аппетит. Мне представляется, как она посреди ночи спускается в кухню, чтобы украдкой загрызть парочку корнишонов. Сейди — убийца маленьких маринованных огурцов. Я буквально валился с ног, сегодняшний день стал для меня подлинным потрясением, мозги замкнуло на свободных ассоциациях вокруг корнишонов, а Сейди с Бобби, похоже, решили устроить мне форменный допрос с пристрастием.
— Надеюсь, ты осознаешь всю ответственность, Томми. Тебе нужно подумать о Финне, — вдруг выдал Бобби.
Я тут же напрягся.
— И что это значит?
Меня уже подзаебало, что все обвиняют меня в безответственности. Мне вполне хватило Финна, и Чарли, и себя самого. Так что не надо меня лечить. Со мной уже провели оздоровительные процедуры.