Нигде никого не было, и нигде не виднелось ни прохода в погреб, ни чего-нибудь в этом роде.

Нат Пинкертон быстро осматривал в каждой комнате полы, потолки, стены и мебель. Ему, однако, пришлось убедиться, что, по-видимому, у преступников имелся поразительно удачно скрытый тайник, так как нигде нельзя было обнаружить следов такового.

Нат Пинкертон предположил, что преступники уже оповещены о его пребывании в доме. Он допускал возможность, что под полом или в каком-нибудь другом месте находилось скрытое приспособление, которое он, незаметно для самого себя, привел в действие. Да и кроме того, его мог выдать свет электрического фонаря, которым он вынужден был пользоваться, так как во мраке нельзя было производить осмотра.

Ввиду этого он вышел из дома тем же путем, каким пробрался в него, и спустя пять минут присоединился к своему помощнику.

Кроме обычного вооружения, оба сыщика в этот вечер захватили с собою ружья.

– Решительно ничего не удалось обнаружить! – шепнул сыщик. – И все-таки я убежден, что у этих негодяев где-то в доме есть тайник. Так или иначе надо раскрыть эту загадку еще сегодня ночью, так как меня сильно беспокоит участь мисс Лоры. Вряд ли преступники согласятся освободить девушку, которая им доставила столько денег и драгоценных вещей. Они достигли уже своей цели, она ничего не может им больше принести, и они укокошат ее, чтобы она не могла выдать их впоследствии, когда отделается от своего страха.

– Не подойти ли нам поближе, чтобы быть на месте, если привидения появятся? – спросил Боб.

– Нет, это рискованно! – ответил Пинкертон. – Мне думается, что их тайное приспособление, благодаря которому они куда-то скрываются, действует быстро и хорошо. Как только они увидят постороннего человека, то могут моментально скрыться. Я больше надеюсь на свое ружье.

Сыщики стали терпеливо ждать.

Когда настала полночь, вдруг в окнах большой комнаты появился слабый красный свет. Вместе с тем бесшумно открылись ставни, и сыщики увидели, что комната наполнена красноватым паром.

Вдруг в каждом появилось по привидению. Они, действительно, были похожи на мертвецов: лица и руки были белы как снег, глаза смотрели куда-то в пространство.

Зрелище поистине было ужасно. Но Нат Пинкертон лишь улыбнулся и поднял ружье.

Привидения не шевелились, а сыщик шепнул:

– Теперь вот что, Боб! Как только я выстрелю, мы бросимся туда, быть может, нам еще удастся ворваться, прежде чем они захлопнут ставни!

Нат Пинкертон нажал курок, раздался пронзительный крик, одно из привидений взмахнуло руками и свалилось назад.

В тот же момент сыщики вскочили и бросились к окнам.

Но они не успели еще добежать до них, как вдруг захлопнулись ставни и свет в комнате погас.

– Вперед через дверь! – крикнул Пинкертон.

Они побежали к заднему фасаду и ворвались в дверь, а оттуда добрались до комнаты, в которой только что еще находились привидения.

Сыщики оставили ружья в кустах и теперь выхватили револьверы. Комнату они освещали электрическими фонарями.

Нат Пинкертон осмотрел пол и увидел следы пятен крови, которые вели к стоявшей в углу кафельной печи.

– Вот это мне и нужно было! – проговорил он. – По этим следам мы и пойдем! Я прострелил негодяю правое плечо!

Он схватил один из тяжелых стульев и изо всей силы начал колотить им печь.

Вдруг кафель, прикрывавший вход в маленький погреб, рассыпался, и сыщики увидели довольно уютно обставленное помещение, в котором на постели лежала мисс Браун.

Почти в тот же самый момент изнутри раздался выстрел, и пуля просвистела мимо головы Пинкертона. Но Боб Руланд уже бросился вперед; он увидел стоявшего внутри на лестнице преступника. Он схватил его за горло и сшиб с ног.

Теперь вошел и Нат Пинкертон.

– Молодец, Боб! – похвалил он помощника. – Но где же второй «дух»?

Снова из угла грянул выстрел, и пуля вторично прожужжала мимо Пинкертона.

– А! Вот он где! – совершенно спокойно сказал сыщик и одним прыжком очутился около негодяя. – Для «духа» ты стреляешь прескверно, милейший!

С этими словами он схватил его за руки.

Несмотря на отчаянное сопротивление, оказанное обоими «привидениями», они вскоре были связаны по рукам и ногам.

Сыщики вынесли своих пленников наверх, а за ними последовала и мисс Лора. Со слезами на глазах она благодарила своих спасителей.

Арестанты в ту же ночь были доставлены в полицейское управление Нью-Йорка. На следствии выяснилось, что один из них был муж Мэри Стирман, а другой – его лакей.

Оказалось, что Стирман спустил все свое состояние и вместе со своей женой и лакеем задумал нарядиться привидениями, чтобы заставить нервную и впечатлительную Лору Браун приносить им деньги и драгоценности.

Они, действительно, имели намерение покончить с несчастной девушкой.

В тот вечер, когда Лора бежала от Эриха, она отправилась прямо к уединенному домику, так как решила умереть, не имея сил больше хранить ужасную тайну. Она считала себя недостойной быть женой Эриха.

Преступники понесли заслуженное наказание и на долгое время скрылись за стенами тюрьмы.

Лора Браун вышла замуж за Эриха, и впоследствии Нат Пинкертон часто бывал в доме счастливой молодой четы.

Художник Джон Мелвилл жил в Нью-Йорке на 58-й авеню, в доме № 72.

Около пятнадцати лет тому назад он получил известность, выставив на одной из нью-йоркских экспозиций картины, за которые был удостоен золотой медали.

Он снимал квартиру у добродушной старушки, мисс Аггор. Мастерская располагалась на самом верхнем этаже и имела большие стеклянные окна, выходившие во двор.

Рядом с мастерской находилась спальня, и, кроме того, в его распоряжении была еще одна комната на первом этаже. Других жильцов в доме не было, и мисс Аггор в свое время сдала ему помещение только потому, что в приобретенном ею доме была мастерская для художника.

Мисс Аггор имела все основания быть довольной своим жильцом. Очень симпатичный, скромный и нетребовательный человек, и даже популярность не испортила его, не сделала тщеславным.

Джон Мелвилл, правда, нередко развлекался вне дома, но в общем вел степенный образ жизни. Отношения с хозяйкой были весьма дружественными, он любил ее почти как родную мать.

Ежедневно она заходила к нему в мастерскую, радовалась его успехам и была в курсе всех его дел.

Они обедали, а иногда и ужинали вместе. У молодого художника не было секретов от хозяйки, за исключением одного.

В течение последнего месяца в мастерской Джона Мелвилла иногда стала появляться какая-то женщина в шляпе с густой вуалью. Когда она звонила в дверь, художник всегда сам спускался вниз и открывал ей. Потом они быстро поднимались в мастерскую, и Мелвилл запирал дверь на ключ.

Мисс Аггор несколько раз мельком видела незнакомку и заметила, что та одевалась очень изящно; но имени ее она не знала.

Лица незнакомки мисс Аггор не могла разглядеть, поскольку оно всегда было закрыто вуалью. Хозяйка, конечно, не преминула спросить художника, кто это такая. Он ответил весьма уклончиво, а когда мисс Аггор повторила свой вопрос, сказал, что это натурщица. Прежде она была богата, а теперь вынуждена зарабатывать позированием и поставила условие никому не называть ее имени, так как не хочет быть узнанной.

Мисс Аггор поверила всему, что сказал Мелвилл, и прониклась сочувствием к незнакомке, которая стала появляться после этого разговора довольно часто. Но хозяйка тщетно пыталась увидеть в мастерской художника картину, для которой позировала незнакомка. В смежной комнате стоял огромный шкаф, где молодой художник хранил свои незаконченные творения, но он был всегда закрыт.

Мисс Аггор очень хотелось увидеть картину с изображением незнакомки, но она не осмеливалась просить художника об этом, пока Мелвилл как-то в разговоре не заметил, что покажет ее, но после завершения и при условии, что она никому о ней не скажет.