– Ладно, завтра с утра жди меня, – решил закругляться я, – в час дракона загляну посмотреть твой драгоценный архив.

Остаток дня прошел достаточно бестолково. У священника была служба в одном из домов в Тибе – я велел не прерывать его и привести ко мне завтра. Хотел поговорить с женой о финансах – не удалось: пришел Кусуриури-сан, начал менять повязку на голове. Заживление шло хорошо, начал расспрашивать его о методах лечения. Названия большинства трав мне ни о чем не говорили, и разговор получился скомканным. Все, что понял, – фармакология тут на уровень выше, чем в Европе, а вот с хирургией – беда. Нет, наложить шину на перелом, зашить рану, даже сделать ампутацию вполне по силам местным врачам. Но вот банальная операция по удалению камней из мочевого пузыря повергла аптекаря в ступор. Или, не дай бог, воспалится аппендикс – ты гарантированный труп. Чума, оспа, холера выкашивают миллионы человек. Сильно тормозят развитие медицины синтоизм и буддизм, которые считают манипуляции с трупами очень скверным делом. Большой урон карме, угроза будущим перерождениям. Впрочем, и в Европе анатомички появятся еще очень нескоро.

Начало темнеть, вернулся в донжон. Зашел на женскую половину. Очень мило, уютно, но суетно. Семенят служанки, суетится вокруг Тотоми, не зная за кем ухаживать – за мной или за орущим сыном. Беру Киётомо на руки, показываю, сложив из пальцев, несколько забавных животных из театра теней. Благо фонарики дают хороший свет и можно на фоне бумажного сёдзи демонстрировать лающую собаку, жабу… В восторге не только Киётомо, но и все присутствующие женщины. Смеются, тут же организовывается ужин. Присутствуют Тотоми, совсем молоденькая зеленоглазая японка – новая наложница Хиро по имени Кёко. Самого генерала нет: объезжает заставы, повышает бдительность. Оно понятно – враги дайме ухлопали, а вассалы даже диверсантов поймать не смогли.

Был бы на моем месте настоящий Ёшихиро – сейчас бы каждый десятый самурай вскрыл себе живот над навозной кучей. И не просто бы сам вскрылся, но и всю его семью, включая младенцев, пустили бы под нож. Солидарное общество, коллективная ответственность. В местных условиях децимация[29] здорово поднимает дух и дисциплину. И кстати, искусственный отбор в действии. Выживают самые умные, целеустремленные, терпеливые… Свои лучшие качества они передадут потомкам. Кто сказал, что евгеника не работает? Слабые умирают, сильные размножаются. А еще не забываем про групповой отбор. Ой, не зря тут вся Япония разделилась на кланы. Свои гены передадут не только умные, но и самые верные, бескорыстные. Именно они, альтруисты – основы любой власти.

Подают теплое сакэ в маленьких бутылочках. Люди ошибочно считают сакэ рисовой водкой или вином. Ни то, ни другое не верно. Сакэ – больше всего похоже на очень крепкое пиво. Не помню кто рассказывал мне, что и в производстве сакэ здорово напоминает пенный напиток. Делают сусло, его смешивают с рисом, водой и дрожжами, дают забродить, еще какие-то манипуляции – и пожалуйста, сакэ готово. Чем плох (или хорош – кому как) теплый алкоголь – тем, что сразу бьет в голову. Наверное, быстро впитывается в кровь. С перовой же бутылочки моментально пьянею, но продолжаю пить. День был тяжелый, одних японских имен штук двадцать пришлось запомнить. Девушки пытаются меня накормить, но коса находит на камень. Ну не могу я эту черную икру… тьфу, сырую рыбу, моллюсков есть, да еще – это ж какая сволочь придумала подавать к столу дайме маринованных медуз?! Пытаюсь встать и сходить к поварам. Кое-кому пора там сделать харакири. Не удается. Ноги заплетаются, валюсь обратно на татами. Хватаю еще бутылку, пью по-русски, прямо из горла. Японки в шоке, закрываются веерами. Не нравится, дворяночки? Сейчас я вам еще спою. Русскую народную.

Желтолицые черти таращатся на меня квадратными глазами. Послушать песню сбежалось ползамка – слуги, самураи охраны… А ну и черт с ними. Допиваю последнюю бутылку. Как там писал Хайям про своих дам?

Пытаюсь перевести стих на японский, но получается трудно. Глаза слипаются, японцы качаются передо мной из стороны в сторону, я еще что-то пытаюсь сказать по-русски, спеть, но язык уже не слушается. Падаю лицом вниз и проваливаюсь в сон.

С утра раскалывается голова. Сушняк – это еще мягко сказано. Что ж я вчера напился как свинья?! А где я, кстати? Оглядываюсь. Выходит, что сегодня я ночевал на женской половине. Под головой специальный валик а-ля подушка, кто-то заботливо раздел и укрыл меня одеялом. А вот и этот кто-то. Раздвигается сёдзи, и в комнату заходит Тотоми. Кланяется. Ставит поднос на татами, задвигает двери. Мы улыбаемся друг другу. Жена подходит ближе, кладет прохладную руку на мой лоб. Вот уж не знаю, что на меня накатывает, но я захватываю ее ладошку и целую. Тотоми краснеет, пытается отнять руку, но я уже левой рукой провожу по бедру, задирая кимоно. Какая гладкая и нежная кожа! Особенно на внутренней поверхности бедра. Девушка начинает порывисто дышать, а для меня это сигнал засунуть правую руку за вырез кимоно. Грудь маленькая, но соски уже затвердели.

– Господин, что вы делаете, – хриплым голосом говорит жена, а сама уже развязывает пояс.

Спустя пять минут лежим, обнявшись, успокаиваем дыхание. Все было замечательно, жена даже в процессе несколько раз громко застонала. Я, честно сказать, слегка напрягся – внутренние стены тут бумажные, окна открыты, вокруг полно людей. Но так получилось даже лучше, я отвлекся, слегка отсрочил финал и доставил Тотоми еще больше удовольствия.

– Что на подносе? – интересуюсь.

Жена одевается и начинает меня кормить. Никакого опохмела – в чайнике традиционный зеленый чай. Эх, хорошо бы раздобыть черный. Должен же он расти в Индии или Китае? В процессе принятия пищи расспрашиваю девушку, выражаясь современным языком, о финансово-экономическом состоянии клана Сатоми. Она настоящий кладезь информации, и это не удивительно – ведь двадцатилетняя Тотоми отвечает за все налоги, расчеты, платежи в двух провинциях! Жена видит мой ошарашенный вид и звонит в колокольчик. Появляются служанки. Короткий приказ – и комната начинает наполняться бухгалтерскими книгами, свитками и даже счетами с костяшками. С поклоном входит лысый казначей. Сабуро Хейко вносит свою лепту в мое просвещение. Картина вырисовывается следующая.

Доходная часть обеих провинций – примерно сто двадцать тысяч коку в год. Симоса дает в бюджет больше – семьдесят пять тысяч, Кадзуса – сорок пять. Семьдесят процентов доходов обеспечивает рисовый налог, взимаемый с крестьян. В год «черноногие» сдают в казну примерно восемьдесят пять тысяч коку, и это при налоговой ставке сорок пять процентов. То есть общий урожай земель Сатоми – свыше 130 тысяч коку риса, или двадцать тысяч тонн! Конечно, год от года цифра колеблется, но все равно поражает своими размерами. Оставшиеся тридцать процентов доходов формируются следующим образом. На территории Симосы в бухте Фунобаси действует коммерческий порт. Два торговых дома – Джинья и Таиша – ввозят из Кореи хлопок, с севера Хонсю железную руду, из Вьетнама благовония. Раньше еще неплохо шла торговля шелком с Китаем, но теперь это направление монополизировали португальцы, чей Черный корабль[31] раз в год привозит в Нагасаки огромную партию тканей. Приток денежных средств в казну от торговли формируется двумя способами – от доли в бизнесе торговых домов и от таможенных платежей. Общая сумма получается удивительно небольшая – около шестнадцать тысяч коку. Это при том, что у Сатоми контрольный пакет в обоих домах. Что-то мне это кажется подозрительным.