Я встряхнула головой, отгоняя нелепые мысли. Пожалуй, разыскать его проще всего с помощью инспектора Сольбранда.

— Палл, будьте добры, отнесите записку, — попросила я, торопливо черкая короткое послание.

— Конечно! — обрадовался он, чуть не выхватывая бумагу из моих пальцев…

Гердис временами по-детски всхлипывала во сне, а я сидела в соседней комнате перед пустым листом бумаги. Требовалось составить несколько новых рецептов, только мысли мои крутились весьма далеко от аромагии. Забота о других помогала держать себя в руках, но, оставшись одна, я поневоле погружалась в тоску и воспоминания.

Пальцы мои машинально перебирали пузырьки с маслами и настоями, а перед глазами всплывали картинки из прошлого…

— Голубушка, вы тут? — отвлек меня от этого бессмысленного занятия негромкий голос инспектора Сольбранда.

— Да, — откликнулась я, вставая. — Здравствуйте, инспектор!

— Здравствуйте, голубушка! — он стянул с головы форменную шапку-ушанку и поклонился. Белая акация дурманила сладостью сопереживания, а чай с бергамотом выдавал сочувствие.

Я заставила себя улыбнуться. Оставалось лишь надеяться, что улыбка моя не походила на оскал.

— Не ожидала вашего визита. — Призналась я и тут же спохватилась: — Но очень рада вас видеть!

— Ну да, голубушка, — инспектор устроился напротив меня. Кажется, ему отчего-то было неловко. — Вы ведь просили передать записку господину Исмиру! Не беспокойтесь, голубушка, я так и сделал, только…

Он замялся, и я, вспомнив о долге хозяйки, предложила:

— Хотите чаю? Кофе? Чего-нибудь покрепче?

— Покрепче! — усмехнулся инспектор, мальчишеским жестом взъерошив седые волосы. — Не поверите, до чего меня все это… То есть, как мне это надоело!

С языка его, определенно, рвались куда более крепкие выражения.

— Ваш любимый малиновый ликер? — с некоторым сомнением сказала я, вставая, и распахнула створки шкафчика с разнообразнейшими напитками. Чего тут только не было! Многочисленные ягодные наливки, травяные настои на спирту, ликеры. — На мой взгляд, для сегодняшней погоды, — я кивнула на окно, за которым по-прежнему надрывно выла вьюга, — больше подходит горячее вино с медом и пряностями.

— Вино! — быстро согласился он, и я принялась отмерять гвоздику, корицу, апельсиновую цедру и мускатный орех…

Больше о делах мы не заговаривали, пока я торжественно не поставила перед гостем чашку. Сама я ограничилась отваром овса, чуть подслащенным медом — напиток не слишком вкусный, но весьма полезный для пищеварения.

— Голубушка, вы — чудо! — восхищенно произнес инспектор, осторожно нюхая исходящее ароматным паром вино. С давних пор у нас с ним была общая слабость — нелюбовь к холоду.

Я отпила глоток своего отвара, поморщилась и не выдержала:

— Инспектор, и все же, что насчет господина Исмира?

— Господина Исмира? — повторил он с непонятным выражением и с видимым нежеланием отставил чашку. — Да, голубушка, конечно! Только…

Хм, впервые я видела инспектора Сольбранда в таком смущении! И долька лимона в его запахе.

— Инспектор, что с вами? — удивилась я и заставила себя глотнуть отвара.

— Голубушка, скажу как на духу! — начал инспектор, и, сцепив руки, принялся хрустеть суставами. — Вы много лет меня знаете и, надеюсь, доверяете…

— Инспектор! — произнесла я укоризненно, и он, вздохнув, решился:

— Не лезли бы вы в это дело, голубушка!

— Хм, — признаюсь, от неожиданности я едва не поперхнулась своим напитком. Отставила чашку от греха подальше и призналась: — Инспектор, я не понимаю! Неужели эта история с духами настолько серьезна?

— Какая история с духами? — вытаращил он круглые голубые глаза. — Голубушка, вы о чем?

— Послушайте, — вздохнула я, осознав, что мы говорим о разных вещах. — Будьте добры, расскажите все по порядку!

— Конечно, — согласился он и, по-птичьи склонив на бок голову, сказал уже намного спокойнее: — Голубушка, я просто хотел вас предостеречь. Это дело — ну, об убийстве господина мэра — оно же политическое, а вы по незнанию можете всяких дел натворить!

— Выражайтесь яснее, — попросила я, чувствуя, что медленно закипаю, и залпом допила свой отвар.

— Ну, голубушка, не горячитесь! — инспектор примирительно выставил вперед ладони, источая мирный запах ромашки и липы. — Я ни в чем вас не упрекаю. Но вы же насчет валерьянки господину Исмиру рассказали, а газетчики-то возьми, да и пронюхай!

— Но откуда?! — чуть не взвыла я. Ведь чувствовала, что ничего хорошего мне это не принесет! А все равно взялась помогать Исмиру, и теперь приходится за это расплачиваться.

— Не знаю, голубушка, — инспектор отвел взгляд и, внезапно вспомнив о почти остывшем глинтвейне, принялся жадно пить. — Может, сам Исмир проговорился или еще кто, но в вечернем выпуске «Хельхейм газетт» об этом большущая статья на первой полосе, а завтра и остальные, конечно, перепечатают! Да еще и с вашими портретами — голову даю на отсечение!

Я смежила веки, воображая, в какой ярости будет Ингольв. Впрочем, плевать!

— Что еще? — голос мой звучал тихо и устало.

— А вам мало, голубушка? — почти искренне удивился инспектор и посоветовал серьезно: — Слухи уже, конечно, не остановить, но держались бы вы от этого дракона подальше, голубушка!

— Благодарю за совет! — едко ответила я. — Только, боюсь, я не стану ему следовать!

Лицо инспектора Сольбранда выглядело серым от переутомления. Он потер покрасневшие веки и глотнул еще вина.

— Дело ваше, голубушка! — пожал плечами он. — Но вашему мужу это не понравится.

— Мужу?! — переспросила я слишком громко. — Какое дело до меня Ингольву? Его не касаются мои отношения с кем бы то ни было! Слышите?!

— Слышу, — согласился инспектор, и от его прохладно-лавандового сочувствия мой запал разом угас. — Это, конечно, ваше дело. Я только хотел вас предостеречь.

— Спасибо, — я заставила себя говорить ровно. Потом встала и, нащупав склянку с успокоительным, отмерила двойную дозу. Я глотком выпила противную на вкус жидкость и устало подумала, что много раз предостерегала пациентов не превышать количество лекарства, а теперь сама грешила тем же самым. Впрочем, сейчас мне нужно было спокойствие — пусть заемное и временное. — Я понимаю, что вы руководствовались самыми лучшими побуждениями.

— Конечно, голубушка, — кивнул инспектор, потом вдруг взял меня за руку и заглянул мне в глаза. — Голубушка, я на вашей стороне! Но что я могу сделать?

— Ничего, — согласилась я, пожимая в ответ его теплые пальцы.

— И все же, что там за история с духами? — припомнил инспектор. — Мне просто страсть, как интересно!

Подозреваю, он просто пытался довольно неловко перевести разговор на более безопасную тему, однако в тот момент я была ему за это благодарна.

— Давайте, я расскажу по дороге! — предложила я.

— По дороге куда? — поинтересовался инспектор, с готовностью вставая.

— Увидите! — усмехнулась я…

Выйдя из «Уртехюс», я ненадолго остановилась, жадно глотая морозный воздух. Боль и гнев переполняли меня, грозя вскипеть и выплеснуться, словно молоко на плиту. Сейчас мне впору самой себе прописать длительное лечение на водах или, скажем, на морском побережье. Вспомнилось море — голубое, опалесцирующее под светом луны, теплое и ласковое. Море в Хельхейме сурово, под стать здешней земле. А летом в Мидгарде оно мурлычет и ластится к ногам, как ласковая кошка… Боги, милосердные мои боги, неужели я никогда больше его не увижу?! Боль полоснула по сердцу, не давая вздохнуть. Ингольв никогда не отпустит ни меня, ни Валериана. Так что я прикована к этим суровым местам ржавыми кандалами долга…

И совсем как этот остров, живу на хрупкой грани между ледником и вулканом… Это сравнение заставило меня нервно рассмеяться.

Я обхватила себя руками за плечи, пытаясь унять рвущийся наружу смех, а инспектор, смерив меня обеспокоенным взглядом, поинтересовался:

— С вами все в порядке, голубушка?