На сцену вышли вполне еще энергичные седобородые старики и лихо принялись исполнять лезгинку. Публика завелась с «полоборота». Но почему-то их выступление абсолютно не вдохновило Ахмедова. Он придирчиво пробегался взглядом по списку участников конкурса. Не заинтересовали его и отдельные исполнители, не тронул сердце даже хор мальчиков. Он лишь пару раз им похлопал, хотя жюри выставило мальчишкам наивысший бал.

Хореограф Джамал следил за выступлениями из-за кулис и каждый раз подмечал реакцию спонсора.

«Петь он не умеет. Так, может, его заинтересуют танцы?» – с надеждой думал он, и в глазах его плясали огоньки.

Ахмедов сидел, выпрямив спину, в полумраке таинственно поблескивали золотые перстни. Ведущий объявил выход мужского танцевального коллектива «Горная вершина». Джамал каждого своего самодеятельного актера лично напутствовал.

– Не подведи.

– Успеха.

– Не смотри в пол.

Лихие джигиты в количестве десяти человек вихрем вылетели на сцену. Они выбивали подошвами ритм, кричали «асса!», синхронно махали руками и поворачивали головы. Затем появились бутафорские кинжалы. Собственно говоря, танцевали только четверо. Остальные образовали круг, топали и хлопали в ладоши.

Ахмедов неожиданно приободрился, даже пересел поближе к парапету и тоже принялся хлопать, подбадривая танцоров. Солист, зажав кинжал в зубах, пошел по кругу. Полы бурок разлетались, стремительно мелькали ноги в мягких сапожках.

Когда номер закончился и публика захлопала, Ахмедов вытер лицо платком и вышел из ложи. Только директор и заметил его исчезновение. Выбор Ахмедова, а он, несомненно, остановил его на мужском танцевальном коллективе «Горная вершина», был для него странным. Старик уже смирился с тем, что спонсор поможет лишь одному коллективу, но если он хочет сэкономить, то почему решил помочь самому многочисленному из всех?

Ахмедов решительно зашел за кулисы, поманил к себе все еще продолжавшего сжимать кинжал в зубах солиста и спросил:

– Кто у вас здесь главный?

– Он, – указал солист на хореографа.

– Иди сюда, – подозвал его Ахмедов.

Хореограф заспешил к гостю.

– Вам понравилось? Меня Джамалом зовут. Джамал Расулов.

– А я – Руслан Ахмедов, – наскоро пожал руку бизнесмен. – Разговор есть, пошли.

Мужчины вышли на улицу и двинулись вдоль мелодично журчащего горного ручья.

– В Москву на декаду культуры народов Северного Кавказа ты со своими джигитами поедешь, – как о деле решенном, сказал Ахмедов.

– Было бы неплохо, – обрадовался хореограф. – У нас есть отличная программа. Мы ее еще нигде не показывали. Хотите посмотреть?

– Я в танцах особо не разбираюсь, – честно признался бизнесмен. – Да и времени нет. Я тебе верю. Говоришь, что хорошо, значит, хорошо. Поездку вашу я проплачу, не вопрос. Гостиница хорошая будет, командировочные, и транспорт мой – комфортабельным туристическим автобусом поедете.

Все, что слышал сейчас Джамал, казалось ему чем-то нереальным. Ведь он не успел даже ни о чем попросить спонсора, а тот уже сам предвосхищал возможные просьбы, к тому же разрешал их самым лучшим способом.

– Спасибо… спасибо… – только и успевал вставлять хореограф.

– И вот еще. – Ахмедов полез за пазуху, вытащил пухлый конверт, протянул хореографу: – Бери на непредвиденные расходы.

Джамал опешил, опасливо принял подношение и, заглянув внутрь, непроизвольно присвистнул.

– Ведомость… где подписать?

– Слушай, какая ведомость? Она тебе нужна?

– Я хотя бы расписку напишу. Деньги все же. Вы же не мне лично даете, а на дело.

– С чего ты взял, что не тебе? Хочешь, на коллектив раздай, хочешь, все себе забирай. Только я и ты про них знаем. Я тебя не стану спрашивать, на что ты их потратил.

Джамал не верил в чудеса, хотя всегда и ждал их. А сейчас нутром чуял, что такие люди, как Ахмедов, просто так деньги не дают. Он положил конверт в карман и посмотрел в глаза бизнесмену. Поймав его взгляд, тот еле заметно улыбнулся:

– От тебя совсем немного надо. С тобой несколько моих людей в Москву поедут со своим багажом.

– С реквизитом, что ли? Тоже артисты?

– Можно и так сказать. Всех их оформишь, как своих артистов. Список уже у тебя.

– Вы мне его не давали.

Улыбка Ахмедова стала еще шире.

– Список в конверте лежит. Ну, могут же еще пара десятков джигитов в бурках у тебя полукругом стоять и в ладоши хлопать.

– Могут, – растерянно произнес хореограф. Он уже считал лежавшие в кармане деньги своими и не нашел бы в себе сил вернуть их. К тому же спонсор просил о сущей мелочи. Всего-то внести несколько фамилий в список. Он, в конце концов, платит, ему и решать. – А можно узнать… – хореограф сделал последнюю попытку «сохранить лицо».

Глаза добродушного спонсора тут же сделались злыми, и он резко ответил:

– Нет, нельзя. Я тебя не спрашиваю, что будет с моими деньгами, а ты меня не спрашиваешь, зачем мне это надо.

– Если проблемы с вашими э… танцорами у меня возникнут?

– Они не одни поедут. Их будет мой доверенный человек сопровождать. Специально обученный, чтобы проблемы решать. Он все разрулит.

Уже вечером, когда самодеятельные артисты сидели за накрытым столом, хореограф склонился к уху директора Дома культуры и спросил:

– А какой бизнес у нашего уважаемого спонсора?

– Кто ж его знает? Это раньше люди своей профессией гордились. С достоинством произносили: я – сталевар, я – танцор, я – писатель. А теперь и спрашивать страшно, человек обидеться может. Всякий бизнес бывает.

Лариса забежала к Богдану не на следующий день, а на третий.

– Могла бы и позвонить, – недовольно произнес Князев.

– Ты не рад мне?

– Я не это имел в виду, – ответил он. – Я через час на встречу иду. Могла и не застать меня дома.

– На встречу с кем? – Лариса постаралась задать вопрос нейтральным тоном, чтобы Богдан не понял, насколько ее волнует, что ему надо с кем-то встречаться.

Князев уловил ее волнение и сдержанно проговорил:

– Со своим другом в кафе встречаюсь, которого ты уже видела.

– Ты же не мог его вспомнить? – удивилась Лариса.

– Давно не виделись. Он и я сильно изменились за эти годы.

– Это точно. Во всяком случае, относительно тебя. Ты за последние дни так изменился, что мать родная не узнает.

– Моя мать умерла три года назад.

– Извини. Брякнула сдуру, не подумав. Мы так и будем стоять в дверях?

– Проходи. Но у нас мало времени.

Лариса тут же принялась выкладывать на тумбочку в прихожей продукты.

– Ты ко мне словно в больницу пришла – мандарины, сок, хлеб резаный с колбасой наструганной, будто у меня и рук нет. Спасибо, конечно, но я уже вполне самотранспортабельный. Могу и о себе, и о гостье позаботиться.

Лариса положила на тумбочку блок сигарет:

– Кажется, такие, как ты куришь?

– Сойдут. Сколько ты на меня потратилась?

Она не ответила на этот вопрос, взглянула на Богдана и всплеснула руками:

– И ты в таком виде собираешься идти на встречу в кафе?

– Чем тебе мой вид не нравится?

– А ты не догадываешься? – Она деликатно поднесла свой тонкий палец к синяку под глазом.

Богдан глянул в зеркало. В полутемной прихожей мало что можно было рассмотреть, и он зажег свет.

– Ну и что? Нормальный такой себе фингал. Случаются и похуже.

– Таким ты из квартиры не выйдешь, я тебе не позволю, – строго сказала Лариса. – Тебя следует привести в божеский вид.

– Это каким же образом?

– Если причины катастрофы нельзя ликвидировать, их следует замаскировать. На это у нас времени хватит.

– Шрам на лице мужчины – предмет гордости, – заявил Богдан.

– Шрам, но не фингал, – возразила Лариса. – Пошли на кухню, там у тебя светлее.

Она усадила Князева напротив окна и вывалила на стол содержимое своей сумочки. Бутылочки с лаком, тюбики с помадой, карандаши с ручками, цифровой диктофон… Богдан с сомнением посмотрел на этот, по его пониманию, странный набор случайных вещей.