Десантники, как могли, прикрывали отход транспорта. Строчили по скалам, заставляя боевиков вжиматься в камни, не давая поднять им головы. Но миномет стоял вне зоны прямого обстрела, где-то прятался и не выдававший себя выстрелами корректировщик. Взрывы ложились все ближе и ближе к разворачивавшемуся грузовику.

Инкассаторский броневик уже сдавал задним ходом. Но тут с противоположного, молчавшего до этого края ущелья загрохотал крупнокалиберный пулемет. Мгновенно снесло капот броневика, подбросило его в воздух и кинуло на скалы. Инкассаторов не спасли даже толстые пуленепробиваемые стекла. Густой пар повалил из простреленного радиатора. Броневик замер. Воспользовавшись завесой дыма и пыли, Богдан подбежал, заглянул в кабину банковской машины. Спасать, вытаскивать кого-либо уже не было необходимости. Все, что осталось от людей выше бронированной дверцы, представляло собой ужасное кровавое месиво.

Он побежал к своим отстреливающимся бойцам. Бежал, петляя. За ним то и дело вздымались фонтанчики от пуль, но везение пока оставалось на его стороне.

– Занять оборону! Не дать им спуститься! – кричал прапорщик на ходу, хотя десантники и так уже выполняли этот приказ.

Богдан краем глаза заметил, как «КамАЗ» с пылающим брезентом сумел-таки вывернуть и, ускоряясь, пошел на подъем.

– Молодец! – вырвалось у него.

Но он тут же крепко выругался, увидев, как снаряд миномета угодил в кузов грузовика, и машина, объятая пламенем, покатилась назад, набирая скорость. Утешением могло служить лишь то, что водитель успел выпрыгнуть на ходу и откатился за камни. Пылающий «КамАЗ» ударил задним бортом в замерший броневичок и впечатал его в «УАЗ».

– Черт! – Богдан рванул вперед.

Он уже видел лица своих десантников, когда ногу вдруг пронзила острая боль, он почувствовал, как горячая липкая кровь течет под штаниной в берцы. Колено само собой подогнулось, и Богдан упал. Подгребая руками, он пополз к спасительным камням, из-за которых к нему тянули руки бойцы.

– Товарищ прапорщик, держитесь, – рванулись к нему сержант со старшиной и под обстрелом затащили в укрытие.

– Зацепило, – прошептал Князев.

– Да тут не зацепило, товарищ командир, а разворотило, – заметил старшина, разрезая ткань камуфляжа. – Жгут дайте!

Вокруг не умолкала стрельба, и Богдан, не обращая внимания на боль и головокружение, крикнул связисту:

– Ротного вызывай!

– «Браслет», «Браслет», ответьте «Браслету пять»… – склонился тот над рацией.

Командир роты капитан Бакланов отозвался только через минуту.

– «Браслет» на связи. Что там у тебя, Князев?

– В засаду попали… – Богдан доложил обстановку и запросил помощи.

– Сейчас, прапорщик, я тебе ничем не могу помочь. Держись своими силами. Оба взвода задействованы. Высокое начальство встречаем. Не могу же я охрану летного поля оголить.

– «Вертушку» вызывай. Они на краю ущелья, их только с воздуха или минометом накрыть можно.

– Я-то «вертушками», как понимаешь, не командую. Попробую помочь. Подожди.

Но слабая надежда угасла через несколько минут. Капитан Бакланов вновь вышел на связь и сообщил, что поддержки с воздуха не предвидится. Нет свободной «вертушки», все задействованы на охране прибывающего высокого начальства.

– Короче, прапорщик, приказа отходить, не вытащив с собой банковский броневик, я тебе дать не могу. Сам понимаешь, – упавшим голосом сообщил капитан Бакланов. – «Вертушка» будет только через час, а то и полтора, но будет, это точно. Так что – держись!

– Нам столько не продержаться.

– Тогда могу посоветовать действовать по обстановке, со всеми вытекающими для меня и тебя последствиями. Ты уж извини. Так обстоятельства сложились. Конец связи.

Если бы у Князева в распоряжении имелся миномет, это изменило бы расклад сил и он обязательно накрыл бы врага. Но миномет был у противника, и он им умело пользовался. Взрывы ложились все ближе к позициям десантников. Сами боевики предпочитали не высовываться. И вот уже взрывы стали ложиться среди камней, за которыми укрывались бойцы Князева.

За пятнадцать минут он потерял убитыми троих десантников и серьезно раненными четырех. Не нужно знать высшую математику, чтобы понять – через час-полтора он потеряет всех людей, при этом долбаный броневик с наличкой так и не спасет. До подлета «вертушки» его по любому захватят боевики. Деньги – всего лишь резаная бумага, а людские жизни бесценны. Князев и так уже опаздывал с решением. Дал бы в безнадежной ситуации приказ отходить сразу, спас бы жизни ребят.

– Отходим! – принял он непростое для себя решение.

Как ни странно, боевики повели себя по правилам войны, лишь только поняли, что десантники отступают, прекратили обстрел из миномета и дали возможность прапорщику и его людям уйти, забрав с собой раненых и убитых.

Этот момент потом много раз «обсасывался» во время расследования, и каждый раз трактовался не в пользу Князева. Мол, подобное милосердие боевиков может иметь лишь одно объяснение – сговор между ним и бандитами. Якобы Князев сдал им банковский броневик. Продержись он еще полтора часа, подоспела бы подмога. А так в ущелье был обнаружен подорванный броневик, и деньги из него исчезли.

А сам Князев, грешным делом, подозревал в сговоре с боевиками своего командира – капитана Бакланова. Ведь маршрут следования банковского броневика прокладывал он. Но вскоре прапорщик свои подозрения отбросил и даже устыдился их. Ведь в основном благодаря показаниям Георгия Бакланова дело так и не дошло до суда над Богданом. Капитан не стал перекладывать всю вину на него, не стал скрывать и свой «совет» действовать по обстоятельствам, постоянно напоминал о спасенных жизнях, даже заявил, что в сложившихся обстоятельствах поступил бы точно так же, как повел себя прапорщик.

Князеву, можно сказать, повезло. Учитывая его ранение и прошлые заслуги, под суд его так и не подвели, просто комиссовали по состоянию здоровья. Поплатился и капитан Бакланов, ему под сильным давлением пришлось написать рапорт и расстаться со своей должностью. Правда, пока Князев валялся по госпиталям, красавица Кристина, которой он так и не успел предложить руку и сердце, выскочила замуж за его командира – капитана Бакланова.

После этого Князев с Баклановым не виделись, хоть оба и жили в Москве. Не то чтобы специально избегали встречи, просто Князеву не хотелось ворошить былое. Все равно ничего уже не изменишь, жизнь сложилась так, как было угодно судьбе.

Богдан проклинал себя, что раз за разом прокручивал в памяти тот трагический день своей жизни. Это самоедство опустошало душу, терзало совесть. Он все пытался понять, что сделал не так, и не находил ответа.

Вот и теперь он стоял у выщербленного бетонного парапета у «Вечернего огонька», смотрел на проносившийся на фоне старых складов пассажирский поезд и чуть ли не в кровь кусал нижнюю губу. Да, его жизнь после того боя не задалась. Но он остался жив, а вот трое ребят из его взвода погибли. Уж лучше бы погиб он сам. Пусть бы пуля угодила не в ногу, а в голову, в сердце…

– Нарушаем? – донесся до его слуха официальный голос.

Богдан повернул голову. Рядом с ним стоял наряд полиции – молоденький лейтенант и умудренный жизнью, начинающий седеть сержант. Князев даже не сразу понял, о чем идет речь.

– А?.. – невнятно переспросил он.

– Нарушаем? – вновь прозвучал вопрос. – Распиваем спиртные напитки в общественном месте, – пояснил лейтенант.

Почему-то офицер говорил во множественном числе, хотя Князев у парапета стоял один.

– Так здесь можно, – пожал плечами бывший прапорщик ВДВ. – Тридцать метров от точки розлива – не запрещается.

– Грамотные все стали, – усмехнулся лейтенант. – Тогда можно и на экспертизу проехать. Будут «промили» в крови, будем оформлять, как нахождение в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения. И тридцать метров от точки розлива не помогут. Ну, так как?

Князев умом понимал, что с полицией ссориться нельзя, поэтому примирительно произнес: