Сейчас, глядя на толстоватые ноги, резвившиеся под массивным задом, – Лида все пыталась дать подсечку моей жене и повалить Алису на снег, – я вспоминал тот легкий запах разложения, цветочной гнили, что почувствовал, содрав с нее колготки и белье, и проскользнув лицом мимо бедер к стопам. Если бы мы были в городе, я бы погнал Лиду в душ. Но в этом летнем доме воду нужно было бы греть, а мы слишком торопились.

Так что я просто позволил себе насладиться запахами палой листвы.

Аромат грибниц, шорохи вдали, и писк лисенка, потерявшего мать, плеск реки, звон колокольчиков, которые предприимчивые пастухи приладили к дверям овчарен, рассыпанных на том берегу реки, на высоких холмах, с которых наш поселок, – разбитый на ровном берегу, – должно быть, выглядел просто схемой для спортивного ориентирования.

Колокольчики звенели от ветра, а когда дверь овчарни кто-то пытался открыть, начинали просто дребезжать. В таких случаях слышны становились спустя какие-то минуты, протяжные крики людей, свист и пощелкивание. Волков у нас уже лет сорок как не водилось, люди овец не воровали, так что, – чаще всего, – это или кто-то из стада пытался выбраться наружу, или бродяга хотел погреться. Мы слышали все так, как будто сами были на том берегу, хотя не вышли из дома ни разу. Я навалился на Лиду сразу же, как только раздел, и, – хотя буквально вымесил всю без остатка, – не нашел ни малейшего признака покраснения. Как она отличалась от Алисы! Та покрывалась ранами Христовыми, настоящими кровоподтеками, стоило мне коснуться кожи. Она даже как-то запретила мне посещать спортивный зал, потому что от штанги мои руки потеряли чувствительность, и я слишком сильно сжимал. Само собой, после она высмеяла меня за то, что я поправился. Кроме шума наверху, и легкого запаха немытого тела – Лида и потела, и пахла, и ела, и все это как мужчина, в отличие от Алисы, – я запомнил еще, как она неловко пыталась поднять ноги. Слишком большие для того, чтобы я мог покойно сложить их за спиной. Мне ничего не оставалось сделать, кроме как перевернуть ее. Она сказала – не жалуясь и не смущаясь – что поправилась, и это создает определенные неудобства. З ато сиськи у тебя стали поистине гигантскими,сказал я. Это входит в число неудобств,сказала она. Брось, мне нравится,сказал я. Потом меня осенило.

Ты случайно не беременна,сказал я.

Нет,сказала она, но если что, сообщу.

Я не перестану трахать тебя, когда ты забеременеешь, сказал я. Я буду брать тебя до самых родов, насколько тебе позволит твой врач, а после ты будешь сосать мне сорок дней. Как древнегреческая девственница, попросившая новобрачного обождать с дефлорацией. Ну, а после? А после он ее проткнул. Проткну и я тебя. А дальше,сказала она. А дальше я буду трахать тебя всегда, где бы ты не была, чтобы не делала,сказал я убежденно, потому что у меня снова начиналась эрекция и я верил в то, что говорил. Ты можешь развестись и выйти замуж снова, уехать… Я буду твоим любовником всегда. Мы созданы друг для друга,сказал я, залезая на Лиду.

Тогда почему ты на мне не женишься,сказала она, морщась.

Почему ты морщишься,сказал я, прекрасно зная, но сладострастие и похоть… мне так хотелось услышать это, и я получил то, что хотел. Что ты кряхтишь так, как будто у тебя первый раз,сказал я, глядя ей в глаза.

У тебя такой большой,сказала она.

Это как в холодную воду войти,сказала она жалобно.

Сначала страшно и боязно, и обжигает…сказала она. А потом восторг,сказала она.

Я начал поддавать, слушая, как завывает в трубе ветер, – камин оказался плохой идеей, став просто одним из путей наступления холода в дом, – и как начинает завывать Лида. Из-за того, что она поправилась, мне приходилось пробиваться, чтобы засадить, как следует. Широкие ляжки, массивная спина. Я обхватывал, как только мог, и трудился, не только накачивая Лиду, но и раскачивая ее тяжелые ноги. Она чуть ли не поскрипывала и все кривлялась: поразительно, насколько она теснее миниатюрной Алисы, подумал я в который раз. Под конец я зачастил, и, – чувствуя облегчение, и начавшееся скольжение, – не нашел в себе сил остановиться. Кончил, выгибаясь. Глянул вниз.

Подумаешь,сказал я. Если залетишь, никто ничего не поймет, у нас с твоим мужем комплекция одинакова,сказал я. Она промолчала.

К тому же, Диего постоянно говорит, что хочет ребенка,сказал я, когда мы уже подъезжали к городу, и Лида сидела сзади, укутавшись в свою яркую молодежную куртку.

Диего много болтает, но верить ему нельзя,сказала она что-то впервые с тех пор, как мы выехали из поселка на берегу реки. Он лицемер,сказала она. По крайней мере, эта его болтовня никак не сочетается с тем, что он себя стерилизовал,сказала она и я надолго замолчал, пораженный.

Ты слишком сурова к мужу, Алиса тоже не скажет обо мне и слова доброго,сказал я, наконец, тоном папаши, утешающего сына, что проиграл на баскетбольном турнире на первенство школы.

Алиса за тебя глаза выцарапает,сказала Лида, как же ты этого не понимаешь, глупый.

Я почувствовал ревность и легкий испуг.

Ты что, собираешься меня бросить, сказал я, но она лишь фыркнула.

У меня тебя нет,сказала она, как я могу тебя бросить.

Ну, тогда,сказал я, успокоенный, почему ты не оставишь меня Алисе, если считаешь, что она так меня любит.

Потому что в таких делах союзников нет,сказала она, пряча нос в воротнике.

Я чертыхнулся и включил было печку, но потом вновь выключил. Уже не имело смысла, мы ехали по улицам, и вот-вот я должен был высадить Лиду. Глянул в зеркало заднего вида. Лида не смотрела на меня.

Сука я последняя,сказала вдруг она. Гроблю чужое счастье.

Ты просто вызываешь во мне жалость,сказал я. Вернее, пытаешься это сделать. И ты не знаешь, в каком аду мы жили.

А по-моему,сказала она, тебе просто охота трахаться.

И это тоже,сказал я.

Остановишь в центре, на углу у «Макдональдса»,попросила она, я кивнул. Место свиданий студентов. Мы были молоды. И почувствовали себя совсем юными.

Снова молчание. Я не мог понять, чего она добивается. И понял вдруг, что это можно считать нашей первой размолвкой. Если, конечно, это можно вообще считать размолвкой. Наверняка, ей хочется чего-то большего, подумал я. Когда женщина начинает рефлексировать, она влюбилась. Лида влюбилась в меня. Я почувствовал гордость.

Ты могла бы развестись с Диего и мы…сказал я.

Ты сам в это веришь,сказала она. Не упрекая, и не провоцируя. Она просто интересовалась.

Ты никогда не решишься,сказала она.

Если что и случится, так это мне придется все сделать,сказала она.

Я прикинул.

Беда в том, что я слишком привык к Алисе, и по-настоящему комфортно чувствую себя лишь с ней,сказал я. Мы так долго прожили вместе, что только она не раздражает меня: ни неудачными шутками, ни случайными нелепыми фразами, ни привычками, ни…сказал я. Как раздражаю я,сказала Лида. Да нет, я вовсе не это имел в виду,сказал я. Ну, а трахаться тебе с ней нравится,сказала она. Да, но я чувствую, что Алиса стала чуть холодна,сказал я. В то время, как мои аппетиты возрастают,сказал я. Я почувствовала,сказала она.

Что за день, одни комплименты,пробормотал я, пытаясь перестроиться в оживленный первый ряд.

Я не залечу,сказала она.

Почему ты так уверена,сказал я, чувствуя и облегчение и обиду.

Я вполне могу зад…сказал я. Я просто пью таблетки,сказала она. А Диего знает,сказал я. Думаю, нет, хотя догадывается,сказал она. По крайней мере, намекает, что догадывается,сказала она. Но, может, это просто пробные удары, сказала она. У вас не бой в ринге, а брак,сказал я.