Хансен посмотрел на него строгим взглядом:

— Боитесь?

— Ради Бога, хватит пререкаться! — Армстронг сердито взглянул на обоих. — Мы свободны, никто нас пока еще не свел с ума, никто не арестовал, не надел наручников… Надеюсь, никто и не наденет!

— Ты замечательно самоуверен, — сказал Дрейк, — и я очень хотел бы разделить это чувство с тобой. Но я не привык ощущать себя дичью, за которой гонится целая свора охотников. И как вы собираетесь с ними управиться, я постичь не могу. — Он наградил Вомерсли злобным взглядом и добавил: — Но я хочу, чтобы вы поняли — я на вашей стороне не потому, что мне некуда деваться, а потому, что хочу увидеть, как подохнет эта крыса.

— Похвальное стремление, — одобрил Хансен.

Все еще хмурясь, Армстронг спросил Вомерсли:

— Если нормальные марсиане потребуют прекратить деятельность «Норман-клуба» или же вообще распустить его, будет ли это сделано?

— Да.

— Почему?

— Мы верны им. Они выше нас.

— Но они не отдадут такой приказ?

— Нет.

— Они же миссионеры! — строго заметил Армстронг. — Если верить Линдлу, они суют свой нос в дела этого мира постоянно. Почему же они отказываются вмешиваться сейчас?

— Потому что сейчас… другое… Перекресток всех судеб… и они чувствуют… они чувствуют… — Вомерсли закашлялся, что-то невнятно пробормотал и с трудом добавил: — …что сейчас тот момент, когда земляне — и нормальные, и ненормальные должны… сами позаботиться о своем спасении… — Он снова закашлялся и обмяк в кресле.

— Хватит с него. — Армстронг выключил аппарат и сорвал контакты со склонившейся головы сенатора. — Оттащите его наверх и бросьте на кровать. Он теперь проспит часа три, не меньше.

Пока Дрейк и двое людей Хансена тащили безвольное тело сенатора, Армстронг неутомимо мерил шагами комнату, словно медведь в клетке. Дождавшись их возвращения, он заговорил:

— Давайте посмотрим на ситуацию иначе. Нас ищут. Нас разыскивают всех — причем тех, кого не включили в список сегодня, обязательно включат завтра — либо как сообщников, либо как соучастников. Формальные обвинения не имеют значения — нам постараются пришить все, что только сумеют найти. Полиция, ФБР, «Норман-клуб», марсиане-гуманы, ЦРУ и, наверное, даже контрразведка ВМС дорого заплатили бы за наши скальпы. — Он внимательно оглядел каждого по очереди. — Я хочу сказать, что каких бы еще шалостей мы ни натворили, крепче, чем сейчас, мы уже не увязнем.

— За похищение людей полагается смертная казнь, — заметил Дрейк. — Честно говоря, я не представляю ничего более крепкого, чем девять футов веревки.

Не обратив внимания на его слова, Армстронг продолжал:

— Нам понадобятся все силы, на которые мы можем рассчитывать, — а у нас их чертовски мало! Кроме присутствующих я могу доверять только четверым, а именно: генералу Грегори, Биллу Нортону, Клэр Мэндл и Джорджу Куину. Попытка связаться с генералом не принесет особой пользы, так как я сообщу ему немногое сверх того, что ему уже известно. Тем более что при такой попытке риск попасться чрезвычайно велик. Что касается Клэр Мэндл, то она вне досягаемости. Я о ней не беспокоюсь, поскольку она исчезла по собственной воле. От Билла Нортона проку мало. Сам того не желая, он может причинить нам вред; он человек эмоциональный, а мы сейчас не можем позволить себе отвлекаться на мелочи. Остается Куин.

— И мы знаем, где он, — блестя глазами, вставил Хансен.

— И мы знаем, где он, — кивнул Армстронг. — Вот почему я считаю, что следующим нашим шагом должно быть освобождение Куина. — Он помолчал и спросил: — Есть другие предложения?

Прежде чем ответить, Дрейк задумчиво поскреб подбородок.

— Нет, я не против! Мне просто интересно — что есть у Куина такое, чего нет ни у кого из вас? Нас тут семеро, считая Мириам. Семь крыс в лабиринте! Что изменится, если нас станет восемь?

— Мы станем на одного человека сильнее.

— Верно. Но что нам это даст? Ты начал с того, что поднял шум всего лишь вокруг взрывов космических кораблей! Теперь ты вынужден сражаться с целым дьявольским войском, чтобы предотвратить мировую войну. Но вспомни свои собственные слова: пусть наша страна миролюбива, пусть она руководствуется чувством справедливости и прочими высокими идеалами, беда в том, что бойню может начать любая нация. И если каким-то чудесным образом мы сокрушим «Норман-клуб» в своей стране, они запросто устроят мировой пожар, поднеся спичку где-нибудь еще-там, где мы не сумеем их достать, — в Португалии или, например, в Перу. Заколыхаются флаги, забьют барабаны; разумных людей, которые хотят жить, предадут анафеме как трусов и предателей, а безумцев, жаждущих умереть, объявят героями из героев. С этим не справиться не то что семи человекам — семи миллионам! И я не знаю, черт возьми, лучше ли станет, если нас окажется восемь!

Хансен наклонился вперед и мягко спросил:

— Значит, вы хотите, чтобы Куина поджарили в собственном соку?

— Что за чепуха! — вспыхнул Дрейк. — Я руками и ногами за то, чтобы вытащить Куина. Он — пилот космического корабля, и хотел бы я посмотреть, как он разделается с этими дерьмовыми небожителями. У меня тоже есть на это свои причины, но я уступаю очередь Джорджу, потому что он космонавт! — Его обеспокоенный взгляд перешел с Хансена на Армстронга. — Я хочу только сказать, что не вижу никакого выхода из грязи, в которую мы вляпались. Это как зыбучий песок. Мы будем бороться и одновременно погружаться, погружаться и погружаться, пока не пустим последний пузырь. И чем отчаяннее мы боремся, тем быстрее погружаемся. Именно так я представляю наше положение. Может, вам оно кажется иным? Может быть, вы видите то, чего не вижу я? Если так, я хотел бы об этом знать. Тогда я понимал бы, куда мы идем, и мне стало бы гораздо легче на душе.

— Считай, что так оно и есть, — сказал Армстронг. — Наш дражайший друг Вомерсли был так любезен, что показал нам выход.

— А? — У Дрейка отвисла челюсть.

— Так ведь он же сказал: «Мы у последней черты»! Они у «последней черты»; не мы, а они. И мы поможем им перешагнуть эту черту. Пусть только нам повезет!

— М-да. — Дрейк выглядел озадаченным. — М-да. — Он неопределенно повел рукой перед лицом. — Наверное, это от недосыпа. Либо я слишком туп. — Он посмотрел на Хансена: — Вы что-нибудь поняли?

— Нет, — безразлично ответил детектив. — Хотя мне, собственно, все равно. Мне важно, чтобы брякало в кармане.

— Джордж Куин знает то, чего не знаем мы, — объяснил Армстронг. — Он знает, когда, где и как нанести удар. — Он повернулся к Дрейку, и тот в ответ на его взгляд закатил глаза.

— Не обращай на меня внимания. Я сейчас даже не в состоянии понимать английский язык.

— Ладно. Значит, решено — мы выручаем Куина. Остаются еще две проблемы. Первая — берем ли мы с собой Мириам?

— Попробуйте только не взять! — крикнула Мириам из кухни. Она указала кофейником на Хансена: — Он — мое единственное алиби! Я от него не отстану.

— Ответ ясен. — Армстронг ухмыльнулся. — Берем мы Вомерсли или оставляем здесь под охраной?

— Он для нас — все равно что золотой запас, — сказал Хансен. — Я не люблю расставаться с золотом. Кроме того, предоставив Вомерсли охрану, мы уменьшим нашу численность.

— Я бы вообще не спускал с него глаз, — посоветовал Дрейк. — У меня на душе неспокойно, когда я его не вижу. Я не доверяю ему, даже когда он там, наверху, без сознания.

— Ясно. Берем с собой. — Армстронг посмотрел на часы. — Мы уже потеряли массу времени… Сейчас у нас две машины, Хансена и Дрейка. Дорога впереди длинная, долго собираться некогда. — Он указал на аппарат на полу: — Эту штуковину тоже надо прихватить. Она пригодится, если какая-нибудь канарейка откажется щебетать.

— Канзас-Сити, скоро увидимся! — Хансен встал, и вместе с ним поднялись трое его людей. — Конечно, если нас не укокошат по дороге.

Дом Синглтона оказался ничем и никем не защищенным — будто у хозяина не имелось врагов! Забавный контраст с цитаделью Вомерсли! Очевидно, руководителю здешнего «Норман-клуба» не было нужды хитрить так, как его коллегам на далеком Восточном побережье страны, — он возглавлял менее активный и не так глубоко погрязший в грязных делах филиал.