© Джин Гарду, 2015

© Андрей Гордиенко, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Имя, данное мне при рождении, – Рокамадур. Я не шучу! И не знаю, кого из предков винить за это. Своим призванием, оглядываясь на пройденный путь, могу назвать реставрацию подушек. Я снова не шучу и могу с уверенностью сказать, что это получается у меня лучше всего. Откуда этот поток клиентов – не знаю, но они неизменно возвращаются и приводят новых, вот уже долгие годы.

Мне тридцать лет. Я перспективный и амбициозный реставратор подушек, я поддерживаю силы человеческой привязанности и это, сказать по правде, нелегкий труд.

Наткнуться на мой трейлер вы могли на улицах… и со вторника по пятницу с 09:00 до 16:00. Моей основной обязанностью назовем «усердное ожидание». Этап подготовки состоит из двух фаз: 1) перманентное созерцание картины Ренуара «Бал в Мулен де ла Галетт» (разворот из старой газеты). 2) прочтение всевозможных книг, а также просмотр кино и сериалов. Этот, важнейший из этапов, непреложен и бесконечен!

Этап предвкушения состоит из одной фазы: я жду клиентов и в это время размышляю о своей жизни. Все идет своим чередом – моя жизнь насыщена всякого рода раздумьями и никак не действиями. Зачем? Мой мир до меня построили родители, а до этого их родители… А я чертовски хорош в созерцании и обдумывании! Будущее пускай строят другие, у меня же есть уйма времени и тонны информации, которую следует поглотить, переварить и высрать. Но я никак не «прожигатель жизни»! Прошу не путать!

Этап действий также состоит из одной фазы: берем подушку, потрошим ее и наполняем перьями. Все. Закончено.

Когда «пациента» укладывают на мой стол, зяблого, иссохшего и засаленного, я, первым делом, вспарываю живот «пером» – так называется нож, который еще в детстве был украден у миссис Доре, жившей в нашем доме. Далее я использую насос, чтобы уставшие и потрепанные перья отправить вслед за ангелами, в урну. В эти моменты перед моими глазами оказывается картина Отца (он художник): гигантский триптих, натянутый на старую оконную раму, – «Демон, вырывающий перья из крыла Ангела». Где-то глубоко-глубоко, в царстве мертвых, возле бездонной урны для перьев, край которой сверженный Ангел задевает своим крылом, в сладостном раздумье сидит Демон. Крылатый сложен пополам на его колене, как непослушный мальчишка на колене отца. Острые, черные, длинные когти беса держат перышко, острием повернутое к его козлиной бороде. Он запечатлен в момент гурманского предвкушения – в его распоряжении вечность.

Я облучаю перья бактерицидной лампой и наполняю подушку наполовину, а после откладываю в сторону. На швейной машинке почти до конца сшиваю края подушки и вновь включаю насос, в этот раз заполняя пространство полностью. И последний штрих – зашиваю наполненную подушку. Нить использую белую, так как большинство подушек создавались белыми, и только со временем пожелтели. Я думаю: если перья очищенные, так почему бы и нить не использовать белую?! Белый – цвет чистоты.

В детстве, в моем «Мире прошлого», Отец взял меня с собой к реставратору подушек на улице…. К единственному и неповторимому мастеру своего дела, к которому я вскоре прилип в качестве ноющего и любознательного подмастерья. Правды ради стоит сказать, что идея Графу (так друзья звали моего родителя) не принадлежала – это все секс с одной из любовниц. У нее было розовое тело, розовая одежда, розовые зрачки, розовая аура… Розовый – цвет желаний. Отец уже тогда, в мои семь лет, был весьма откровенен в общении, и потому, отключив к черту стариковскую моралистическую опеку, выдал: «Она любит кувыркаться на подушках. Мы их порядком износили…» Тогда я понятия не имел, что значит «кувыркаться» и не придал этому никакого значения. Так же, до сих пор взять в толк не могу, почему нельзя было купить новые?! Мы жили скромно… в особняке под названием Фира. Так или иначе, изношенные подушки помогли мне найти цель жизни. Детство окрашено в розовый цвет.

Я внимательно следил за каждым движением Мастера и находил его род деятельности весьма и весьма интригующим. Мне, уж точно, была не по нраву мысль стать космонавтом или врачом. Потому, в следующий раз я принес Мастеру подушку для иголок. Поделка была сделана грубо и безвкусно и, ожидаемо, получила негативный отзыв: «Молодой человек, нет в вашем изделии души!» Тогда я все воспринимал очень прямолинейно и уже на следующий день сшил куклу, ведь что еще, если не кукла, может обладать душой? Она ведь похожа на человека! Со второй попытки прокатило и я был допущен к таинствам дела.

Сейчас расскажу… Тогда я закончил шить куклу. Уже не первую и не последнюю, но не хочу говорить – очередную. Тогда род этих взаимоотношений можно было назвать «полузабытый роман»: меньше патетики, больше чувственности (еще одно вот такое пошлое словечко). Хотя, в действительности, лучший эпитет – убийство. Убийство прошлого… Мой странный способ прощаться. Кто-то рыдает на плече, кто-то пишет письма, кто-то оскверняет любовь дружбой, ну а я – шью куклы и оставляю их у двери в знак расставания.

Окно выходило в укрытый маленький колодцеобразный дворик, такой, какие бывают в Лондоне, во Львове или в Праге. Казалось, будто окно – это дверь лифта, медленно ползущего, чуть-чуть, и еще немного, но неизменно вниз, и я вот-вот поравняюсь взглядом, бездумно устремленным в красный мерцающий огонёк сигнализации, с ночным бродягой у моего парадного. Но этот «лифт» недвижен, а потому я застыл посреди… Луна сверлит макушку, ноги топчут пол, взгляд прикован к синему огоньку, а бродяга продолжает путь и покидает дворик. Домохозяйки называют это релаксацией… ну, а мне всего-то нравится красный и синий цвета огоньков от сигнализации в моем колодцеобразном дворике.

Я расскажу обо всем случившемся оттуда – из «Мира релаксации» – в своей спокойной манере, потому что, мой читатель, больше не осталось поводов для волнения.

Я был безмятежен и решителен: наступил тот самый день. Кукла завершена, а значит, пришло время прощаться с подругой сердца, подругой детства, подругой в постели, подругой жизни… «Дамой сердца», если угодно. Я решил подарить куклу Клем и потому закрыл свой трейлер на неопределенный срок, чтобы не отвлекаться на работу. Так и написал на двери: «Прошу простить, временно не работаю – занят очень важным делом!» Но отвлекло меня другое: тем самым утром в дверь моей квартирки постучали… я ударил со своей стороны, выбивая ритм утренней пульсации в висках, и в ответ опять послышался нетерпеливый звонкий стук. Я открыл.

Глуповатая улыбка обнажила 25–26—27—28–29—30—31–32. Ровно 32! – белоснежных, коммерчески-убедительных зуба.

– Мы собираем денежки! – она говорит с улыбкой.

– И зовут тебя… «Мне нужны денежки» – отвечаю.

– Должно быть, это остроумно… – она замешкалась, – но, верно – меня зовут Клаудия.

Это имя кажется чересчур мелодичным для человеческого слуха. Не так ли? Как можно так обозвать свою принцессу? Ирония в ее словах… ах, эта ирония в словах… не могу сказать, что ее слова, интонация, улыбка были вестниками скорых перемен, отнюдь, этот визит не сказал мне ровным счетом ничего. Уже очень давно я не говорил с людьми. Однако в тот день, все должно было перемениться, ведь я, спустя два года, решился подарить куклу Клем.

– Я собираю денежки в помощь Казино, – она продолжает.

– Да, да, конечно, – отвлеченно киваю.

– У нас там можно выиграть шляпку. Мы там на шляпки играем!