Как он перенес ее уход? Он так любил ее! Как он мог снова вернуться к «нормальной» жизни, говорить о необходимости завести другого ребенка, как будто ничего не случилось? Я не понимала своего мужа.

Я удалила кучу спама вместе с сообщением от Джудит, подтверждавшим нашу следующую с ней встречу. Вот и вся моя почта. Несколько недель назад я обнаружила, что кто-то удалил меня из списка «группы мам». Я состояла в ней четыре года. Это был способ поддерживать контакт, советоваться и делиться опытом. Мы вместе планировали прогулки и дни рождения. После смерти Кэролайн они оставили меня в списке на неделю или дольше, пока соображали, как помочь нам с Майклом. Они обеспечивали нас продуктами и каждый вечер приносили овощное рагу, мясо или цыплят. Вот только есть мы не могли, во всяком случае, я не могла. Кое-что из этой еды до сих пор лежало у нас в холодильнике.

Потом они снова включили меня в список, и это была жесточайшая пытка. Разве я могла читать о том, чем и как они занимались со своими детьми? Споры о прививках, рекомендации детских стоматологов, выбор подарков на дни рождения, проблемы дошкольников, нервные вспышки и капризы и, самое худшее, встречи, в которых я не могла принимать участие. Они писали мне, чтобы узнать, как идут дела, но постепенно и это прекратилось. Мне было любопытно: кто принял решение исключить меня из списка? Кто сказал «она больше не участвует, надо ее исключить» или «может быть, ей тяжело состоять в списке. Не лучше ли будет ее удалить?». Да, мне было мучительно как числиться в этом сообществе, так и быть исключенной. Но болезненнее всего было видеть, как все исчезли, как будто я стала никем, лишившись ребенка. Мы жили теперь в разных мирах. Мой мир отпугивал их, а их мирок причинял мне боль.

Теперь у меня были «Отец Харли с друзьями». Я открыла их сайт и прочитала недавние письма. Там были совсем свежие, от новых людей. Я их поприветствовала и выразила сочувствие. Они излагали свои истории долго, многословно, слезливо, и я кивала, читая их. Сердце открывалось, чтобы принять их в мой мир. Я спросила Джудит: «Это не проявление психоза, что я больше всего люблю этих чужих людей?» Она улыбнулась и ответила: «А вы как думаете?», как обычно возлагая решение на меня.

Я прочитала гневный коммент «Матери пяти детей», чья сестра сказала ей, что «жизнь для живых, и ты должна преодолеть свое горе ради остальных детей». Я пришла в негодование и послала подруге по несчастью сочувственный ответ.

В своем сознании я объединила ее с Майклом и со всеми теми, кто осмеливался посетовать, что кто-то болеет душой не так, как надо.

Сначала мы с Майклом разделяли нашу скорбь. Мы оба находились на стадии отрицания потери, мы оба, плача, твердили: «Я не могу в это поверить» и «Этого не может быть». Мы плакали часами, обнявшись, и я всем сердцем любила его. Он был моей связью с Кэролайн, он разделял со мной глубочайшую любовь к ней. Но потом, всего через неделю после ее смерти, он смог вернуться на работу. Он хотел заниматься любимым делом, а я не могла понять, как он может сосредоточиться на чем-то. Тогда я помыслить не могла, что сама когда-нибудь вернусь к прежней рутине. Но Майкл просто с головой ушел в новый проект. Раньше я восхищалась тем, что он делал. Он убедил меня, что его стиль видеоигр не просто связан со спортом, а имеет гораздо большее значение. «Речь идет о связях внутри общества, – говорил он, – когда люди совместно трудятся, чтобы решать проблемы». Он получил несколько премий за свои игры, и я им гордилась. Но теперь я находила его работу пустой тратой времени и глупостью. Игры! Какое они вообще могли иметь значение? Можно подумать, он своими трудами спасает планету. Он работал с утра до шести вечера, приходил домой, ужинал и потом еще работал дома. В выходные он занимался работой по дому, которую откладывал годами, – ремонтом, покраской. Он все время работал, чтобы не слышать, как я выхожу из себя. Насколько я понимала, он с переживаниями покончил.

Несколько раз мы вместе были у Джудит, но Майкл уже перестал говорить о Кэролайн, в то время как я только начинала. Мне было необходимо говорить о ней. Про то, как прядь волос, падавшая ей на лоб, никогда не лежала ровно. Как она напевала себе самой по вечерам в кроватке и как приходила утром в постель к нам, чтобы приласкаться. Она была разговорчива. Она всегда болтала. Когда я начала говорить об этом ужасном вечере на пирсе, останавливаясь на каждой подробности, меня не удивило, что Майкл встал и вышел. «Это бесполезно, – через плечо кинул он Джудит. – Она не может перестать».

Когда он вышел, я взглянула на Джудит: «Вы видите? Он с ней покончил, а я никогда не покончу».

«Мужчины и женщины переживают по-разному», – сказала Джудит. Ей было лет пятьдесят, прямые седые волосы до подбородка и живые голубые глаза. Ее рекомендовал мне мой врач вскоре после смерти Кэролайн, потому что никакое снотворное на меня не действовало. Если мне случалось задремать, я снова оказывалась на пирсе, и весь этот ужас повторялся вновь.

«Я признаю, что мужчины и женщины переживают по-разному, – сказала я, – но я больше не могу с этим жить». В тот день я и решила уехать.

Просидев час в кофейне, я почувствовала себя неловко с пустой чашкой и наполовину съеденной булочкой, хотя мое место никому так и не понадобилось. Я подошла к стойке и попросила Нандо налить мне еще кофе.

– Вы здесь новенькая, – сказал он, наполняя мою чашку.

– Я переехала сюда на прошлой неделе.

– Вы работаете где-то поблизости?

– Нет, я в отпуске.

– Сливки? – спросил он.

– Я… что?

– Вам со сливками? Я не помню, что вы заказывали в первый раз.

– Нет, черный, пожалуйста.

– Я запомню на будущее, – сказал он, улыбаясь своими ямочками. – Откуда вы переехали?

– Да здесь… неподалеку. Из другого района. – Я хотела вернуться на свое место. – Спасибо за новую порцию.

– Всегда пожалуйста.

Я снова уселась в кресло и открыла айпад. В группе «Отец Харли и друзья» появился новый осиротевший отец. Он очень страдал. Я хотела ответить ему, дать ему знать, что он не один такой. Я не могла представить себе Майкла, так обнажающего свою душу. Я послала этому отцу несколько строк: «Дональд, мне очень жаль, что вы оказались здесь, но я рада, что вы нас нашли. Видно, что ваша дочь была необыкновенным ребенком».

Нандо что-то напевал по-испански, обслуживая очередного клиента. Он сказал, что запомнит, какой я пью кофе. Вот вам и анонимность! Мои резкие ответы на его вопросы прозвучали грубо. Вопросы становились для меня вызовом. Никому не должно быть дела до того, почему я переехала из одного района в другой. Никому не должно быть дела до того, работаю я или отдыхаю. Я внезапно почувствовала боль в груди от сознания моей потери, на этот раз потери не Кэролайн, а своей прошлой жизни. Боль росла и усиливалась, и мне пришлось сжать зубы, чтобы не расплакаться. Я любила свою работу и свою жизнь. Работу, домашние дела, уход за Кэролайн, любовные отношения с мужем. Я прижала пальцы к груди, как будто могла так подавить боль. Потом я снова заглянула в айпад, снова вернулась к Дональду, «Матери пятерых детей» и всем другим, кто понимал, как в теплый апрельский вечер на освещенном луной пирсе закончилась жизнь, которую я так любила и которой так дорожила.

Трейлер выглядел не очень красиво. Внутри он белый – во всяком случае, был белым, с пятнами ржавчины. Он был вдвое длиннее моего фургона и стоял на бетонных блоках, врытых в песок. Вокруг стояли трейлеры всех форм и размеров, большинство из них пустые, так как лето уже кончилось. Около трейлера рядом с нашим стояла машина, блестящий новенький «Фольксваген»-«жук», выглядевший неуместно среди всего остального старья. На первый взнос я одолжил деньги у приятеля. Я надеялся, что смогу расплатиться в ближайшее время, но особого оптимизма на этот счет у меня не было.

Я открыл дверцу своего фургона и помог Белле вылезти.