Сначала я увидел клетки с птицей, нагруженные на верблюдов. Не менее тысячи кур и гусей теснились за толстыми прутьями. Крупный нар – почти совершенно седой одногорбый верблюд – был увенчан клеткой с царицей каравана – тигрицей. Зверь и в самом деле оказался совершенно белым, а черные широкие полоски придавали ему странный вид. Но самым странным, вернее, страшным, были глаза животного. Не желтые кошачьи, а серовато-голубые, как глаза магараджи. Холодные и оценивающие, бесконечно мудрые и бесстрастно-спокойные. Глаза, которых не должно было быть ни у одного живого существа под этим небом. Золотой ошейник, казалось, не оскорблял, а украшал шею пленницы. Теперь я понял, какую трудную задачу мне предстоит выполнить. Долгие дни пути с прекрасным созданием, которое надо беречь как зеницу ока… Но я взялся – и должен был это сделать. Силы мои укреплялись лишь сознанием того, что моя жена сказала мне перед отъездом: «Твой сын будет ждать тебя. И я вместе с ним». Значит, я должен был вернуться. Целым и невредимым.

И вот караван тронулся. Замолк птичий гомон, в клетке свернулась тигрица… И лишь меланхоличные верблюды без устали шагали по тому пути, который проделывали не один раз в своей жизни.

Двое суток мы пересекали владения магараджи. Потом равнины остались позади, а на горизонте нас ждали две великие реки – Тигр и Евфрат, которые некогда дали жизнь великому, но ушедшему ныне народу.

Наступило полнолуние. Ясная светлая ночь была тиха, степь, освещенная яркой луной, не имела границ… Вот тогда я и вспомнил улыбку магараджи…

Я размышлял о величии звезд над головой и об их всесилии, когда раздался металлический щелчок. В тишине спящего лагеря он прозвучал как гром. Странное оцепенение навалилось на меня. Нет, это было не оцепенение. Я мог и шевелиться, и разговаривать, и размышлять. Но мне не хотелось ничего делать… Не хотелось даже отводить глаз от бездонно-черного неба, утыканного светящимися иглами звезд.

В полусне тяжело вздохнул верблюд. Еще один металлический щелчок и раздавшиеся звуки шагов убедили меня, что это не призрак звука. Кто-то вполне живой, и притом с недобрыми намерениями, идет по лагерю. Пора было поднимать тревогу.

С трудом я собрал силы, чтобы подняться. И в этот миг прохладные женские пальцы, пахнущие лавандой и мятой, накрыли мне губы.

– Не надо, не буди никого. Ночь принадлежит тайнам.

Тихий томный голос, ласковый и певучий, так завораживал, что я просто повернулся, чтобы рассмотреть его обладательницу. Передо мной стояла красавица, которой неоткуда было взяться в этих пустынным местах. Лицо ее светилось алебастровой белизной, черные брови выгнулись высокими дугами над прозрачными серо-голубыми глазами. Где-то я уже видел такие глаза… Быть может, это сестра магараджи, которую он тайком поместил в нашем караване? Но почему она появилась только сейчас, через два дня… И почему так странно одета моя таинственная гостья?

Да, не зря я все-таки был когда-то купцом. Не зря, ибо теперь хорошо разглядел одеяние и украшения незнакомки. Серебристо-белый шелк платья, туго перетянутого на талии черным поясом с золотыми монетами. Кофточка-чоли, излюбленное украшение многих женщин, что надевается под платье, тоже черна как ночь… Головная накидка снежно-белая, а серебряные обручи на ней – черненные. Черные кольца из неизвестного камня на длинных пальцах и серебряные браслеты с такими же камнями. Носки бархатных черных туфелек оканчиваются страшным загнутым когтем.

– Откуда ты? Кто ты?

Она хрипловато рассмеялась, но глаза ее не потеплели. Такой же снежный холод и нездешняя мудрость взглянули на меня из-под густых черных ресниц.

– Не бойся, Синдбад. Я та, кто приходит ночью и невидима днем. Я та, кого не рассмотришь вблизи… Но бояться меня не надо. Я появилась не в наказание, а скорее как награда. Ночь со мной дарует тебе и новый опыт, и новый мир, и такие воспоминания, которыми не многие смертные могут похвастаться.

– Так ты джинния?

– Ну что ты! Я же не дух огня – попробуй, мои руки холодны… Я не дух смерти – почувствуй, как горячо бьется мое сердце. Я не дух воды – мои щеки прохладны, но сухи.

Не пытайся сейчас понять, кто я. Даю слово, вскоре тебе откроется многое. А сейчас отдайся чувствам.

Ее руки обвили мою шею нежно и властно. Губы прижались к губам ласково и требовательно. Тело, что прижалось к моему, было жарким и изумительно совершенным. Такими не бывают обыкновенные женщины. Но она и не была обыкновенной. Перед тем как погрузиться в страсть, у меня только и хватило сил спросить, как же ее зовут.

– Называй меня Майя…

Майей жители страны магараджи называют призрак, который исчезает вдали, стоит лишь протянуть руку. Но моя Майя не исчезала. Ее губы были горячи, плечи нежны, а тело исполнено силы и жажды.

– Коснись меня, – сказала она, словно читая мои мысли.

Я протянул руку и заскользил пальцами по ее коже, такой гладкой и шелковистой, прохладной и жгучей одновременно. Все ощущения необычайно обострились, и все тело напряглось в предвкушении. Она ответила мне прикосновениями нежными, как касания перышка. Я страстно застонал, не в силах сдержать возбуждения, которое вызывали такие чудные ласки. Это подстегнуло ее, руки Майи скользнули по моим бедрам, и она крепко прижала меня к себе.

Не знаю, что со мной происходило, но эти жгучие касания, ее смелость и сила и то, как играла она моим вздыбившимся достоинством, просто оглушило. Всего несколько секунд – и я упаду в бездну страсти! Но этого мне не хотелось. Хотелось продлить сладостные мгновения как можно дольше. Я взял себя в руки, насколько это вообще было возможно, встал с ложа на колени и притянул ее к себе… Нескольких движений хватило, чтобы лишить ее одежд. И лишь обруч с головной накидкой она не позволила снять. Не вставая с колен, я повернул ее спиной к себе и легонько толкнул. Она вскрикнула от неожиданности, упав на живот. Но я был рядом и не позволил ей подняться, только откинул в сторону густую гриву волос. Сначала я покрыл поцелуями ее шею, а затем начал медленно целовать спину, двигаясь вниз вдоль позвоночника. Потом стал ласкать нежные изгибы ее бедер.

– Что ты делаешь? – спросила Майя, когда я, не удержавшись, игриво ее укусил. Хотя было заметно, что ей нравятся мои ласки.

– Не будь такой нетерпеливой, – шепнул я. – Я не сделаю тебе больно. Есть много способов приносить удовольствие друг другу.

Я гладил ее, то тут, то там касался кожи, пылающей от страсти. Теперь она вся принадлежала мне, я любовался изгибами ее изысканно-прекрасного тела и сам горел в огне вожделения. Затем я прижался к ней и, наклонившись, поцеловал ее шею, спину, сжал ее груди обеими руками. Она напряглась, почувствовав, что я вхожу в нее.

– Твое лоно горит жаром. Я не знаю, как долго смогу ласкать тебя.

– Я помогу тебе, просто отдайся чувствам.

Я скользнул сквозь ее нежные складки, вырвав из ее горла страстный стон, и почувствовал, что она расслабилась. Осторожно двигая бедрами, я полностью погрузил в нее свой жезл страсти. Внутри она была влажной и нестерпимо горячей, но я чувствовал, как она радуется нашему соединению. Мне было так хорошо с ней, что приходилось держать себя в руках, чтобы не излиться сразу же.

Охнув, Майя повела бедрами навстречу.

– Не надо, – простонав, смог попросить я. – Подожди, пока я немного остыну. Ты хоть понимаешь, как мне хорошо с тобой?

– Надеюсь, так же хорошо, как и мне с тобой.

Напрягая бедра, я начал двигаться, глубоко входя, двигался вперед-назад, все сильнее и сильнее. Кровь стремительно неслась по моим жилам, но я все продолжал, впившись пальцами в ее бедра, чтобы удерживать равновесие. Я чувствовал, что наслаждение уже близко, но сжал зубы и постарался контролировать себя.

– Синдбад, не сдерживайся…

Страсть распаляла ее все больше. Потом ее глаза расширились, тело напряглось, и она начала кричать, впившись острыми ногтями в мои ноги. Но боли я не ощутил – было лишь наслаждение, что соединило двоих. Я почувствовал всю силу ее страсти и излился вместе с ней, но продолжал двигаться до тех пор, пока чувствовал спазмы ее мышц. Когда она обессиленно упала передо мной, я лег рядом. Моя грудь тяжело вздымалась. Я пытался понять, хватит ли у меня сил еще на один вздох, но в этот момент Майя поднялась с кошмы, провела рукой по моей груди, и тут я почувствовал, что опять жажду ее тела. Словно не было ничего, словно это первое прикосновение, которым она одарила меня.