— Белавушка…

— Я, — ответила она, утирая слезы. — Ты лежи, родненький, тебе еще силы восстановить надо, крови-то много потерял.

— Белавушка, — снова прошептал он и протянул к ней дрожащие от слабости руки.

Девушка обняла его, нежно целуя в щеку. Потом приподнялась, погладила по волосам, еще раз поцеловала и, пошатываясь, пошла, ведомая Всемилой к чародеевым шатрам.

— Отдохнуть тебе надо, — сказала матушка. — Одной на всех не хватит. Раздашь чародеям их дары, они себе силу вернут и долечат.

— Где Радмир? — спросила Белава, думая, что еще не видела его с момента, когда он поднял меч против Благомила.

— Не знаю, — ответила Всемила, тоже начав озираться.

— А если он… — девушка задохнулась, в ужасе глядя на мать.

— Глупости, живой, — твердо ответила женщина и снова обшарила стан глазами.

Дарей встретил их у входа в шатер Милятина. Он взглянул на учениу и сразу пошел искать еду. Прежде, чем зайти в шатер, девушка потянула силу из воздуха, смешала ее с силой земли и уже уверенней вошла в шатер. Там тоже не было Радмира. Зато был тот самый мужик с лукавыми фиалковыми глазами, которого закрыла собой женщина-богатырь и полянский царь с повязанной головой и рукой на перевязи. Они с любопытством взглянули на Белаву, потом опомнились и поклонились в пояс.

— Вот она наша спасительница, — весело подмигнул разбойник. — Зови меня Лихой.

— А где Радмир? — спросила она.

— Не знаю, — пожал плечами бывший атаман и нахмурился. — Не видал нашего странника, твое величество?

— Видал, когда он моего бывшего первого советника на меч, как куропатку, насадил, — ответил полянский самодержец. — Потом вроде коня своего подозвал. А дальше меня отвлекли, — усмехнулся царь и недвусмысленно поднял глаза к повязке на голове.

Радмир так и не нашелся до вечера, когда Белава, уже отдохнувшая, возвращала дары чародеям, меняла оборотней в обратную сторону и опять лечила раненных. Радовало, что среди мертвых его не было, среди раненных тоже. Он просто куда-то исчез. К утру воин тоже не вернулся, и к полудню. Зато пришел Ярополк, который отсыпался все это время.

— Белавушка, — позвал он. — Дозволь поговорить с тобой.

Они побрели подальше от людей. Какое-то время никто не нарушал молчание. Наконец тысячник взял ее за руку, усаживая на небольшой пенек. Он присел напротив, все так же держа за руки. Потом прижал ладошки девушки к своему лицу, глядя на нее с нежной грустью.

— Любишь его? — то ли спросил, то ли утвердил он.

— Люблю, — тихо ответила она, пряча глаза.

— А меня?

— И тебя, но иначе, — Белава посмотрела на него и снова опустила глаза.

— Для свадьбы совсем такая любовь не подходит? — Ярополк грустно усмехнулся, уже зная ответ.

— Нет, Ярушко, совсем не подходит.

— А для дружбы?

— Для нее в самый раз.

— Больно, — сказал он, не обращаясь к ней. — Но я переживу, правда. Итак слишком долго мучил тебя и себя. Знал ведь, кто тебе нужен, но о себе больше думал. Ты уж прости меня, душа моя. Я более не настаиваю на свадьбе, но дозволь иногда навещать тебя, остаться тебе другом, братом. Кем скажешь, тем и буду.

— Ты отпускаешь меня, Ярушко? — Белава подняла на него глаза.

— Отпускаю, Белавушка. Разве ж могу я обижать ту, что мне жизнь подарила, — он снова грустно улыбнулся. — Просто я очень тебя люблю и больше не могу смотреть, как ты через себя переступаешь. Будь счастлива, чародейка. Но если вдруг тебе надоест этот насмешник, я всегда в твоем распоряжении, — он тихо рассмеялся, и девушка поняла, что последняя фраза шутка.

— Спасибо, — ответила она и обняла Ярополка, нежно целуя в щеку. — Я всегда мечтала иметь старшего брата.

— Значит у меня вместо невесты появилась сестра. А что, невест вон сколько ходит, а сестра одна.

Тысячник слегка поддел пальцем ее носик и снова улыбнулся. Радмир не появился и до их отъезда. Белава с тоской смотрела на покидаемый берег Граньки.

— Где же ты, любый мой, — с тоской прошептала она.

Злата лениво брела к чародееву подворью, время от времени всхрапывая и потряхивая головой. Прошел месяц, как они вернулись после полянских событий. Всемила настояла, чтобы дочь пожила в отчем доме, отдохнула от всех невзгод и набралась сил. Матушка окружила приунывшую Белаву заботой, стараясь развеселить девушку. Но та грустила, все более уходя в себя.

— Бесов странник, — ворчала матушка, когда Белава не слышала. — Доводит дочку мне. И куда делся?

Девушка один раз не выдержала и отправила Радмиру вестника, но ответа так и не получила. Возможно вестник так и не нашел его, а может он просто не захотел отвечать. Иногда ее обжигало огнем от мысли, что Благомил успел наговорить страннику о ней все, что заставлял делать. Тогда хоть было ясно, куда он пропал. И было больно, так больно, как еще никогда не было. По ночам она тихо плакала в подушку, и Всемила наконец решила, отпустить дочь к Дарею. Пусть хоть в обучении забудется.

И вот теперь они со Златой неспешно двигались к Дарею. Не было той радости, что гнала ее после сватовства Ярополка, не было хитрого Лешего в облике нагловатого лиса, была тоска. И кобылка поддалась настроению хозяйки. Вот и знакомый пригорок, вот и ворота, которые открыл вечно взлохмаченный Дикуша, приветливо подмигнув девушке. Она вошла в терем, поздоровавшись с Ярой и Кумаем, поднялась к себе в свтелку и замерла, глядя на два небольших сундука, стоящие на лавке и маленький ларчик.

Белава подошла к сундукам, откинула крышки и замерла, изумленно глядя на… красные бусы. Она лихорадочно открыла ларчик, там лежали сережки с изумрудами.

— Как и обещал, — раздался голос за ее спиной. — Два сундука красных бус и сережки. Как твои глаза, солнышко мое ясное.

Сердечко бешено забилось в груди девушки, она обернулась и не сдержала слез, глядя на улыбающегося Радмира. Она бросилась к нему и вместо объятий, который он открыл ей, начала бить воина кулачками в грудь.

— Где ты был? Где ты был, гадкий насмешник? — кричала она. — Ненавижу тебя, ненавижу!

— И я тебя люблю, — тихо ответил он и опять воспользовался излюбленным средством- заткнул рот девушки поцелуем.

Он рассказал, что прилетел из дома вестник, где докладывали, что пришла беда и просили защиты. Радмир увидел, что Белава вне опасности и побоище почти закончилось, вскочил на Дымку и понесся домой. Все решил и прямо сюда, к ней.

— Истосковался я, лебедушка, сил нет, как без тебя нехорошо, — говорил воин, целуя светящееся от счастья личико Белавы.

— Я тебе вестник посылала, — сказала она и потерлась щекой о его плечо.

— Я не получал, лебедушка, честно, — ответил Радмир. — Не молчал бы я, поверь. — потом повернул ее к себе лицом и спросил, — Выйдешь за меня?

— Да! — радостно воскликнула она и повисла на шее воина. — Думаешь, я позволю тебе жить спокойно? Никуда ты от меня не денешься.

— Даже страшно стало, может передумать, пока не поздно? — засмеялся он и добавил с нежностью. — Никуда я от тебя не денусь, вздорная наглая чародейка, — и снова прижался к ее губам нежным поцелуем.

Со двора раздался шум. Кто-то въехал в ворота, заливисто залаяла собака. Радмир и Белава выглянули в окно.

— Шукля, — воскликнули они в один голос и бросились на улицу.

Там их ожидал еще больший сюрприз. Во двор въехали два всадника. Лихой весело помахал им рукой, подмигивая плутоватым глазом, а рядом с ним стояла, скромно потупясь… Гремила.

— Что за диво?! — воскликнул Дарей, разглядывая ожившую женщину.

— Выполнил-таки Благомил значит мою просьбу, — удивленно выдохнула девушка.

— А мы поженились, — весело сообщил атаман. — Я как в дареев дом вернулся в Полянии, а она там сидит, слезы льет, так замуж и позвал. Люблю ведь, оказывается.

— Да ну тебя, Лишенько, — скромно громыхнула женщина.

— А пса домовой спрятал, когда оборотни на моих людей напали, — продолжал рассказывать разбойник. — Вот, забрали с собой. Хороший пес.