Путники не стали спорить, лишь попросили, коль долго не появится, позвать их, они поищут. Женщина согласно кивнула, и гости легли. Первым уснул Дарей, следом за ним задремала Белава, держась за руку воина, который сел рядом. Радмир посидел с ней, пока девушка не уснула, а потом пошел к Доляне, которая засела у окна в ожидании мужа. Коснята вернулся ближе к полуночи, хмурый и уставший. Он мельком глянул на жену с гостем, тихо переговаривающихся перед лучиной и поше л спать. Доляна разом успокоилась, кивнула Радмиру и поспешила за мужем, а воин вернулся к мирно спящей Белаве. Некоторое время было слышно, что хозяева переговариваются о чем-то, потом дом затих, погрузившись в сон.

Утро пришло вместе с веселым щебетанием жены лесника. Коснята сидел рядом с женой и рассеяно улыбался ей.

— Да что с тобой, любый мой? — спросила женщина и села рядом с мужем.

— Что-то не выспался, — ответил тот и поцеловал ее в щеку.

Она солнечно улыбнулась мужу и продолжила вертеться у печи. Вскоре к ним присоединились гости.

— Я выведу вас, — сказал им лесник. — Дальше опять болото. Так что без меня не выйдете.

— Благодарствуем, — поклонился чародей.

Они позавтракали и пошли седлать коней. Доляна вышла попрощаться с ними и сунула свежеиспеченный хлеб. Путники сердечно попрощались с женщиной и двинулись за ожидавшим их Коснятой. Тот шел молча, даже не оглядываясь, и путники с удивлением переглядывались, так не похож он сейчас был на вчерашнего радушного хозяина.

Болото встало на пути через версту. Коснята обернулся к ним первый раз за всю дорогу:

— Идите за мной, никуда не сворачивайте, здесь почти везде топь.

Путники кивнули и спешились. Шукля пристроился сразу за лесником. Он шел, оглядываясь на людей. Радмир снова следовал сразу за псом и тихо его подбадривал. Когда они выбрались на твердую землю, Коснята вдруг обернулся к Радмиру и спросил:

— Понравилась женка моя?

— Хорошая женщина, — ответил воин, удивленно глядя на лесника.

— Она сказала, что вы просто разговаривали, когда я пришел. Она добрая, не скажет, коль приставал. Скажи честно.

— Коснята, — глаза воина округлились. — ты о чем? Доляна тревожилась, я не спал, вот и сел поговорить с ней, чтобы отвлечь.

— Правду ли говоришь? — лесник пытливо уставился на Радмира. — Клянись самым дорогим, что у тебя есть.

— Клянусь! — воин был возмущен и раздосадован.

— Что у тебя самое дорогое? — вновь спросил Коснята.

— Она, — ответил Радмир и обернулся к Белаве.

Девушка сидела на лошади бледная, не сводя взгляда с воина-странника. Он тяжко вздохнул и обернулся к леснику.

— Вот что ты наделал? — мрачно спросил воин.

Лесник посмотрел на девушку и смутился. Затем снова отвернулся и пошел дальше. Дарей пристроился прямо за ним, а Радмир подъехал к Белаве, удержав Злату.

— Белавушка, — тихо начал он. — Я просто разговаривал, правда. Не гневайся. Никто мне не нужен.

Девушка попыталась освободить поводья из его рук. Радмир вдруг выдернул ее из седла, легко пересадив к себе. Дымка укоризненно скосил глаз, но послушно тронулся с места.

— Ревнивица моя, — шептал воин, прижимая к себе девушку и, когда та собралась ответить, прибег к излюбленному средству, закрыл рот поцелуем.

— Ненавижу тебя, — буркнула она и покрепче прижалась к мужчине.

— И я тебя люблю, — тихо рассмеялся он.

Коснята вывел путников на опушку, здесь опять обернулся и посмотрел на них.

— Простите меня, люди добрые, — сказал он. — Но у меня не было выхода. Простите.

— О чем ты? — спросил Дарей.

И тут оглушительно зашипела змейка.

Из-за деревьев выехал на белом жеребце рослый мужчина средних лет. За ним вышло человек двадцать в зеленых кафтанах с бердышами в руках.

— Ты можешь идти, — сказал мужчина, обращаясь к Косняте. — Я не трону твою жену.

— Благодарствуй, батюшка Верхотур Беримирович, — поклонился лесник и, не глядя на своих гостей, исчез в лесу.

И тут опушку огласил истеричный девичий смех. Белава откинула голову на плечо изумленному Радмиру и иступленно хохотала.

— Что ты, Белавушка? — спросил тревожно воин.

— Ну вот и все, — только и ответила она, легко выскользнув из его объятий.

Она не глядя протянула руку, и меч-змейка послушно опустился ей на ладонь. Безумное разудалое веселье почти ощутимо полыхало в ее глазах. Она обернулась к смертельно побледневшему мужчине и крикнула:

— Я люблю тебя, Радмир, не забывай свою вздорную Белаву, — и снова засмеялась. Потом бросила учителю. — Уходите, они за мной. — и смело вышла на середину опушки. — А ты что замер, боярин? Давай, бери меня. — и вновь ее смех огласил лес.

— Дурная девка! — зло крикнул воин. — И с чего ты решила, что я оставлю тебя?

— Да уж, — задумчиво хмыкнул Дарей и вытащил меч, в один момент ослепивший боярина и его людей белой вспышкой света.

Онемевший и ослепленный боярин, наконец ожил. Закрываясь одной рукой от нестерпимо яркого света, льющегося с меча чародея, поднял вторую и скомандовал::

— Девку взять, этих убить, чтобы не мешались.

Но его люди не двинулись с места, ослепленные яркой вспышкой. И трое путников воспользовались этим замешательством, начав свою сумасшедшую атаку. Змейка бесновалась, требуя крови, и девушка не собиралась отказывать ей в этом. Меч как всегда вел ее, руководил и направлял удар. Первая голова слетела с плеч, как только сумел проморгаться первый из воинов боярина и попробовал напасть. Сам Верхотур дернул поводья и вновь оказался в стороне от разгоравшейся схватки. Зазвенела сталь, послышались первые крики боли, первая кровь оросила изумрудную зелень травы. Радмир сметал врагов, стремясь быть ближе к девушке, которая с залихватским свистом играла в чехарду с двумя звереющими полянами. Он с ужасом думал, что так себя не ведут, когда надеются спастись. Она не пыталась быть осторожной, она просто продолжала забавляться.

Дарей перестал таить свое чародейство, не было смысла, и первый зашептал заклинание оцепенения. Воины боярина дернулись, раскрыв от неожиданности рты и… медленно, но неотвратимо начали двигаться. Чародей выругался и послал вихрь. Ветер разметал нападавших, но не остановил. Они упирались бердышами и топорами в землю и продолжали попытки подобраться к Дарею. Он плел одно заклинание за другим, но окончательного эффекта хоть одним из них не добился. И тогда Дарей вновь взялся за меч.

Радмир быстро оглянулся, рассмотрев шесть умирающих полян. Где-то в глубине души он опасался, что они не люди, как те три разбойника, что пытались напасть на них еще в Семиречье, но красная кровь не оставляла сомнений, что нападающие не были нечистью. Вот только волшба чародея на них действовала как-то неправильно. Воин отразил очередной удар и нашел взглядом резвящуюся девушку. Мужчина зло вскрикнул, видя, что она не замечает двоих полян, подкрадывающихся сзади. Он метнул нож в одного, и его крик привлек Белаву, успевшей подставить свою змейку под тяжелый топор. Она махнула ему рукой, весело улыбнувшись. А потом крикнула:

— Убирайся прочь, воин-странник, это мой праздник, а ты убирайся прочь.

— Белава, не надо! — крикнул Радмир и ожесточенно начал пробиваться к ней.

— Я просила не защищать меня, — снова крикнула она и вдруг замерла.

Такое странное ощущение охватило ее, будто тихий шелест окружил и поманил за собой. И в этот момент где-то внутри ее существа проснулся Зверь. Белава прислушалась к зову второй личины и мрачно усмехнулась. Зов Зверя перебил этот странный шелест, и Белава вновь кинулась кормить свой кровожадный меч. Радмир был уже совсем рядом, чародей пробивался к ним с другой стороны. Как бы невероятно это не было, но троица положила большую часть нападавших, и теперь добивали оставшихся. И в этот момент боярин, все это время безучастно стоявший в стороне вновь взмахнул рукой.

На опушку выступили оборотни, пять матерых огромных волков, необычайно огромных. И вот тогда Белава перестала смеяться, все больше вслушиваясь в призыв Зверя. Она резко развернулась к мужчинам, в ее глазах полыхала зеленым огнем дикая ярость. Девушка бросилась к Радмиру, целуя его со звериной страстью, случайно прикусила и взвыла от вкуса горячей крови.