Белава открыла рот и уставилась на учителя, вот тебе и благодарность за спасение. Она ему память вернула, а он и рад вспоминать.

— Любопытно, кто этот камень и деревеньку замороченную поставил? — сказал скорее сам себе Дарей. — При случае надо разобраться, а сейчас времени нет. Тронулись.

Она согласно кивнула и пошла к лошадям, которые мирно щипали траву, на них морок не действовал.

Уже за полдень следующего дня чародеи увидели Единец. После Берестова и Пустошева этот городок показался Белаве просто очень большим селом, которое зачем-то обнесли каменной стеной и вырыли ров, опоясывающий весь город. Да и стену крепостной можно было назвать с большой натяжкой, частью обвалившаяся, частью разобранная самими единцовцами. Но ворота при въезде в город имелись, в них стояла стража, больше напоминающая разбойников, чем представителей единцовской власти, и требовали они за въезд не менее двух серебрушек за пеших и по золотому с конных приезжих. Второго Ярополка здесь не было, чтобы призвать аппетиты стражников к порядку, потому пришлось чародеям выложить два золотых за въезд в захолустный городишко. Уже проезжая мимо двух хапуг с бердышами, Дарей не удержался и что-то пошептал. Стражники ошалело замерли, потом вдруг заулыбались, и Белава услышала:

— Здравы будьте, гости славного града Единца, — счастливым голосом вещал один из них, подъехавшим крестьянам. — Добро пожаловать.

— Сколько? — мрачно спросил крестьянин.

— Да что ты, мил человек, — ответил второй стражник. — Нисколько! Мы рады гостям, проезжайте. Удачной торговли.

Девушка тихо засмеялась. Учитель имел совершенно невинный вид, насвистывая себе под нос веселый мотивчик. Они свернули на немноголюдную улицу. Впрочем, городской улицей ее можно было назвать с такой же натяжкой, как и крепостную стену крепостной. Она вообще мало напоминала улицу. Дома располагались хаотично, заставляя путников петлять между ними. За очередным витком обнаружился постоялый двор. Над входом красовалась потемневшая от времени вывеска, на которой угадывалось несколько букв " Д…р. й…ойн…". Белава поскладывала буквы и так, и этак, и наконец плюнула на неожиданную головоломку.

На постоялом дворе царило сонное затишье. Паутина свисала по углам таинственными покровами, создавая ощущение полной заброшенности данного заведения. Дарей несколько раз крикнул, пытаясь найти хоть одну живую душу, и к ним вышла, зевая и почесываясь, неопрятная лохматая баба, под стать самому постоялому двору.

— Чего надо? — недружелюбно спросила она.

— Вы комнаты сдаете? — спросил чародей.

— Жалидед! — она заорала так неожиданно, что путники вздрогнули. — Иди сюда, немочь бледная!

— Чего орешь, дура? — вышеозначенный Жалидед материализовался из какого-то темного угла. Имел он вид ничем не уступающий постоялому двору и громкой бабе.

— Тута постояльцы объявились, — бросила баба и ушла.

— Здравы будьте, — буркнул хозяин постоялого двора. — Три медяка за ночь.

— Нам подходит, — ответил Дарей и достал кошелек.

— И серебрушка за лошадь, — добавил Жалидед, с мечтательной улыбкой следя за манипуляциями чародея, отсчитывающего деньги.

Чародей покосился на хозяина и продолжил звенеть монетами. После расчета путников отвели в отведенные им комнаты, Жалидед урвал еще по медяку с носа за постель сомнительной чистоты. Хотел еще за обед, но чародей огорчил его сообщением, что они не голодны. Белава сходила на конюшню проведать лошадей. Те стояли по прежнему под седлами перед пустыми кормушками. Злата выразила недовольство фырканьем, а Яхонт философски встряхнул головой.

— Бедняжечки вы мои, — расчувствовалась девушка и пошла за хозяином.

Того уже не было. Вместо него нашлась та самая лохматая баба.

— В кабак побежал, пьяница поганый, — ответила баба, насчет лошадей она замотала головой. — Ему деньги давали, пущай у него башка и болит за ваших коняг.

Большего Белава добиться не смогла. Она вернулась к чародею, но тот спешил куда-то и велел самой во всем разобраться… Ну что ж, он сам сказал, она не напрашивалась. Девушка снова нашла лохматую бабу и начала допрос с пристрастием.

— Вы всегда так гостей привечаете? — чародейка грозно сдвинула брови.

— Гостей мы вообще не привечаем, — ответила баба и уткнулась в окно.

— А мы тогда кто? — удивилась девушка.

— Вы постояльцы, — ответила баба. — Вам комнаты сдали, сдали, вот и отстань.

— Мы заплатили две серебрушки за то, что наши лошади будут ухожены, обласканы, накормлены. А они до сих пор под седлами.

— Вы Жалидеду платили, с него и спрос. И отстань от меня. Не видишь, занята я.

— Мух считаешь? — усмехнулась Белава.

— А хоть бы и мух, тебе-то чего?

— Маловато мух, я тебе сейчас с работой помогу. — девушка повела рукой и с детской радостью наблюдала, как в воздухе сами собой стали появляться мухи. Они ползли по стенам, по потолку, летали, жужжали и садились на бабу. Отличный вышел морок.

Та ошалело смотрела на чернобрюхое крылатое полчище. Она смахнула одну, вторую, прихлопнула третью и наконец заголосила.

— Чего это? Откуда это? Спасите, люди добрые-е-е!

— В вашем гадюжнике еще и змеи скоро поползут, — спокойно сказала Белава. — Так что там с нашими коняжками?

— Да нету у нас ничего, — забилась баба в истерике. — Вы первые постояльцы за три месяца. Закрома пустые. А ваши деньги Жалидед уже пропил наверное.

Белава взмахнула рукой, и мухи, кружившие над теткой, исчезли.

— Где он пьет?

— В кабаке, — всхлипнула баба.

— В каком? — не отставала Белава.

— Откель я знаю, в " Речном царе" наверное, он там чаще всего сидит.

— Пошли покажешь.

— Не пойду-у-у, — снова заголосила баба. — Он мне опять глаз подобьет.

Белава махнула рукой, соткала поисковый клубочек и отправила его на поиски Жалидеда. Клубочек уверено вел ее между домов, натыканных как попало, перевел через ручей, неспешно несущий свои замутненные отходами воды. Девушка сморщила носик. Запах на улицах Единца совсем не радовал. То тут, то там ей приходилось перескакивать выгребные ямы. Возле одного дома ее вяло облаял полудохлый пес, для острастки погремел цепью и заковылял обратно в будку. Девушке стало жалко пса, и она послала ему пучок жизненной силы. Пес замер, потом посмотрел на девушку и благодарно тявкнул. Ввалившиеся бока округлились, шерсть залоснилась здоровым блеском. Девушка щелкнула пальцами, и цепь свалилась с шеи пса. Он радостно взвизгнул и подбежал к ней. Белава потрепала пса и пошла за замершим в ожидании клубочком. Пес увязался за ней.

"Речной царь" оказался шумным и грязным местом. Разношерстая публика заполняла кабак. Пьяные крики неслись со всех сторон.

— Довбуш, ленивая ты скотина, где мое пиво?

— Заткнись, Мешко, а то полетишь вон отсюда.

— Довбуш, твое мясо пахнет тухлятиной.

— Это ты протух, свинья грязная.

— Довбуш, ну где медовуха.

— Закрой пасть, у меня не сто рук.

— Довбуш…

— Довбуш…

— Довбуш…

Сам Довбуш, низенький краснолицый толстяк, стоял за большой стойкой, раздавая подзатыльники и указания своим подручным, носящи мся между столиками с кружками, тарелками и бутылками. Кто-то подставил ногу одному из подручных, и на голову черноволосому мужику бандитского вида вылился целый жбан медовухи.

— Вот неповоротливый урод, — возмутился чернявый и послал бедолагу-подручного увесистым пинком на соседний столик.

Довбуш выкатился из-за своей стойки и, разрезая корпусом толчею, будто боевой корабль, влетел в возникшую свалку. Вытянул за шиворот своего паренька, отвесил несколько пинков посетителям и заорал:

— Совсем озверели, пьянь? А ну вон отсюда!

— Чего? — обиделся черноволосый бандюга.

Белава поняла, что никогда не найдет в этом гнездилище зеленого змия хозяина постоялого двора. Неожиданно чьи-то нескромные ручонки ухватили ее за ту часть, на которой девушка привыкла сидеть.