— Думаешь, правду сказал? — спросил разбойник.

— Нет, хотел помучить. Он, конечно, мразь еще та, но насильником никогда не был. Хотя… сто лет почти прошло, мог и измениться. А Белавка сама не поддастся. Она на Радмира надышаться не может никак, а он на нее. У них вообще все непросто, еще и жених этот… А теперь и божок полянский.

— Я бы перед этой девкой тоже не устоял, — расплылся в улыбке Лихой.

— Кот ты блудливый, даже не мечтай, — и чародей отвесил довольному разбойнику подзатыльник.

Лихой не обиделся, весело заржав. Он перегнулся через стену и залихватски свистнул. Оборотни недовольно заворчали. Все знали, свист оскорблял их. Свистом подзывали собак. Попробуй свистни оборотню, и ты ему враг навеки. Не успокоиться пока не отомстит. А тут их не меньше десятка, а то и больше. Разбойник еще немного посвистел, выразил крайне неприличное мнение в адрес осаждающих и даже поплевал сверху. Чародей оторвался от своих дум об ученице и тоже встал, любуясь на разъяренных зверей.

— Долго ли еще орать будешь? — наконец спросил он у разбойника. — Надо дорогу расчищать.

Лихой разжег небольшой костер, поставив в него смолу, и взял в руки лук.

Солнце уже вовсю озаряло землю своими лучами, и Дымка пробежал большую часть пути, но конь начал уставать, и немного сбавил темп. Через некоторое время за спиной раздался вой. Радмир поморщился, не устают они совсем что ли? Как можно столько времени выдерживать забег альвийского жеребца? Царь какое-то время спал, не смотря на бешеную гонку. Воин переживал за своего Дымка. Мало того, что жеребец начал уставать, так они с полянским государем еще и сидели на нем без седла.

— Продержись, друже, — просил коня Радмир, и тот держался, подстегиваемый погоней.

Но не меньше, чем жеребец, воина тревожили мысли о том, что произошло с Дареем и Лихим. О Белаве он вообще старался сейчас не думать. Иначе впору обратно нестить. Радмир старался верить, что девушка жива и здорова. И пусть целуется с этим гадом, лишь бы оставалась такой же живой и здоровой, так что ничего в их поцелуе страшного нет… Он вспомнил как руки "бога" прижимали к себе хрупкое тело Белавы.

— Задавлю гада, — прорычал он, в одно мгновение впадая в ярость.

Дымка, будто почувствовав настроение воина, снова ускорил бег, оставляя погоню далеко за собой. Краснослав вздрогнул, открыл глаза и вновь провалился в сон.

Первые горящие стрелы полетели во всадников, и воздух наполнился оглушающим визгом и удушливым запахом горящей плоти. Дарей велел сначала убить воинов, и теперь они пускали стрелу за стрелой в прячущихся тварей под личиной людей. Оборотни сочли за благо отойти в сторонку, но заметно нервничали. Двое решили опять броситься на стену, но тут же покатились по земле пылающими клубками. Солнце усилило альвийское заклинание, как и предполагал чародей. В результате обстрела полянских всадников и глупой выходке оборотней, врагов у Дарея с Лихим уменьшилось на семерых. Остальные к досаде осажденных успели спрятаться. И теперь разбойник просто ярил зверей, которые рычали, но на открытое пространство выходить побаивались.

— Что будем делать? — нарезвившись, спросил разбойник.

— Думать, — ответил Дарей и сел на пол.

— Думать, так думать, — не стал спорить бывший атаман.

Так они просидели достаточно долго, пока заскучавший разбойник не выглянул из своего укрытия и расплылся в радостной улыбке, тут же спустив еще пару стрел. И нова визг огласил древние развалины.

— Попал, — сообщил он Дарею. — Что надумал?

— Надо выходить, — сказал чародей. — Иначе они нас измором возьмут. Или подмога прибудет.

— И как мы это сделаем? — растерялся разбойник, не желая покидать уютные развалины.

— Через "дверь". Я почти восполнился, на один переход силы хватит.

— И где выйдем? — начал успокаиваться Лихой.

— До Семиречья не смогу, потому отправимся на одно очень большое болото. Есть у меня желание в глаза одному леснику посмотреть. Там нас ждать никто не будет. Но для начала…

Он поднялся, взял несколько стрел, поджег их и пустил туда, где укрылись осаждающие. Сухая трава быстро занялась, и огонь пошел на перевертышей. Пока те успели сообразить, что к чему, пламя накрыло их. Оборотни были умней, потому их трогать не стали, оставив сторожить сторожевую башню некогда великой крепости Афир.

Чародей с разбойником спустились к лошадям, и Дарей открыл переход к дому лесника. Порыв ветра рванул в лица путников, и они исчезли из гостеприимных развалин.

Когда показался мост на рубеже двух государств, Радмир уже всерьез беспокоился за своего жеребца, покрывшего двухдневное расстояние за несколько часов. Со стороны Полянии вновь появилась стража- перевертыши, но они даже не успели поднять бердыши, когда по мосту пролетела серая молния. Семиреченские стражники только открыли рты, когда их обдало воздушным завихрением.

— Бесы что ли в спину кому-то дышат? — почесал в затылке семиреченский страж.

И тут сзади раздался волчий вой. Оборотни отставали, но упрямо шли по следу. Волки были вымотаны погоней и разъярены, потому один не выдержал и, добежав до моста, вцепился в горло собственному стражнику, но тут же взвизгнул и кинулся в реку, плавясь на глазах. Вода не помогла и вскоре остатки серой шерсти унесло течением. Остальные продолжили погоню, свесив языки. Они тяжело пробежали мимо семиреченских воинов и помчались вслед за серой молнией.

Радмир уже решил остановить верного друга и встретить оборотней с мечом в руках, потому что бег коня сильно заметился. Но Дымка снова рванул, будто найдя в себе новый запас сил, и воин стиснул зубы, сдерживая желание остановить скакуна. Сзади опять послышался вой. А впереди показались всадники. Они остановились, пригляделись, и над головой Радмира просвистел сияющий белым пламенем шар, тут же раздался визг раненного волка, и поток силы полился, ограждая дымчатого жеребца и его седоков от погони, сметая и сминая трех оставшихся огромных волков. Дымка добежал до конца конного отряда и наконец остановился, тяжело дыша и вращая бешеными голубыми глазами. Воин сполз с него, боясь посмотреть на спину верного друга, стертую двумя всадниками. Он покачнулся, так же как и его конь, и медленно осел на землю, взглянув на полянского государя, падающего на него сверху.

— Кто это? — спросил Краснослав.

— Дружина царских чародеев, — ответил воин и лег на спину, наплевав на жесткую пыльную дорогу.

— Мне конец, — простонал самодержец и лег рядом с Радмиром.

Над ними склонилось несколько человек, осматривая и проверяя, целы ли они. Кто-то занялся Дымком, и тот даже фыркать не стал, безропотно принимая помощь.

Дом лесника встретил двух всадников поломанным забором, захламленной дорожкой и жутковатой тишиной. Дарей слез с коня и покачнулся, обессиленный переходом. Лихой поспешил ему на помощь, подставив чародею плечо. Тот благодарно кивнул и двинулся к избушке. Там тоже царила разруха. О том, что здесь некогда проживала хозяйственная и домовитая женщина, ничего не напоминало. Чародей вышел из избы и сел на порог.

— Что не так? — спросил Лихой.

— Похоже, Коснята уже заплатил за свое предательство, — ответил Дарей.

Недалеко раздался шорох, и мужчины взялись за рукояти мечей, замере в ожидании. Но оказалось, что это сам хозяин. Лесник остановился в начале дорожки, ведущей к дому, всмотрелся в незваных гостей и подошел к ним.

— Казнить пришел? — мрачно спросил лесник, и чародей поразился, как он постарел всего за несколько дней, прошедших с той ночи, которую провели в этой избушке трое путников.

Дарей вдруг почувствовал, как на его плечи опустилась неимоверная тяжесть, и он сник. Несколько дней, а будто вечность назад смеялась Белава, о чем-то сплетничая с Доляной, и Радмир смотрел счастливыми глазами на девушку, считая, что этого никто не замечает… Как же давно это было.

— Что случилось с твоим домом? Где Доляна? — спросил Дарей, у которого вдруг исчезли все гневные речи.