– Так ты считаешь, что советский матрос на этом снимке – не кто иной, как твой друг и приятель «Бастер» Крэбб? – спросил Иванов, передавая Уарду книжку Бернарда Хаттона со странной фотографией на задней обложке.
– Взгляни и сравни сам, – предложил Стивен. – Вот другая фотография, где мы снялись вместе.
В голосе Уарда уже не чувствовалось раздражения, но звучало неподдельное беспокойство за судьбу друга.
– Пожалуй, действительно, сходство есть, – согласился Иванов.
Он понимал, что такая оценка в представлении Стивена может быть однозначной признанию того, что Крэбб действительно находится в Советском Союзе. И он пожалел о сказанном. Но, как известно, слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
– Бывшая жена Крэбба тоже это находит, – многозначительно заметил Уард. – Как видишь, она даже сделала письменное заявление на этот счет. Что ты на это скажешь?
– Скажу одно: врать на земле научились не вчера. – Ты считаешь, что этот снимок – подделка? – волнуясь, громко воскликнул Уард.
– Как и вся эта книжонка.
– Может быть, господин Иванов все-таки объяснит толком, почему он так в этом уверен? – в выговоре доктора Уарда снова явно послышалось раздражение.
– Охотно, если доктор Уард успокоится и сварит нам кофе, – предложил гость, чувствуя, что страсти за столом начинают закипать.
Стив отправился на кухню заваривать кофе, а Иванов тем временем углубился в чтение, решив освежить в своей памяти кое-какие пассажи из книги Хаттона, с которой познакомился в библиотеке посольства несколько месяцев назад.
Вскоре Уард вернулся в гостиную с подносом в руках. Друзья устроились за журнальным столиком на диване. Стив ждал обещанных объяснений.
– Начнем с фотографии, – предложил Иванов. – Предположим, что на ней действительно изображен Крэбб.
– Предположим. Эмоциональный англичанин, казалось, решил «начать все сначала» в вопросе взаимопонимания.
– Впрочем, – заметил далее Иванов, – должен сказать, что для сорокасемилетнего мужчины этот бравый матрос выглядит уж слишком молодо.
– Мне так не кажется, – пожал плечами Стив. – Поэтому предлагаю перейти от субъективных оценок к фактам.
– Я именно это и собираюсь сделать. Если верить «секретному досье», приведенному Бернардом Хаттоном в его книге, Крэбб был схвачен русскими подводниками в Портсмуте в апреле 1956 года. Затем до августа месяца он содержался в Лефортовской тюрьме и на каком-то секретном объекте в подмосковных Химках. Там он якобы согласился работать на нас в группе военных подводников-диверсантов. Ему дали новое имя – Лев Львович Кораблев – и перевели в Кронштадт. Осенью отправили в Архангельск. Присвоили первое офицерское звание. А в марте 1957 года, уже в Балтийске, второе.
– Зачем ты мне пересказываешь содержание книги? – перебил Иванова Уард. – Я его неплохо помню.
Стив опять начал раздражаться. Он уже был не рад, что затеял этот неприятный разговор – они явно продвигались к ссоре. Иванов тем временем, как ни в чем не бывало, рассуждал дальше:
– Тогда объясни мне, дружище, почему на зимней форме лейтенанта Кораблева знаки различия соответствуют званию старшины первой статьи.
Стив был явно озадачен. Он выхватил из рук Иванова книжку и стал внимательно разглядывать форму Крэбба-Кораблева.
– У него на погонах с краю три тонкие полоски, – тихо и медленно, будто бы про себя, выговорил Уард, не отрывая глаз от фотографии на обложке. – Что они значат, Юджин? Ты же должен знать.
– Вот именно, – усмехнулся в ответ Евгений Михайлович. – Я-то знаю. А вот те, кто публиковал эту фотографию, очевидно, были не в курсе. Три тонкие полоски на погоне этого моряка означают, что он – старшина первой статьи. А никак не лейтенант. На погонах лейтенанта – звезды, а не полоски.
Уард был потрясен. В комнате воцарилась тишина. Было слышно лишь тиканье часов на стене.
– К первой своей зиме на Балтийском флоте, согласно «секретному досье», Крэбб уже был лейтенантом, а никак не матросом первой статьи, – продолжил, немного погодя, Иванов. – Но это если верить тому, что он вообще оказался в советском плену.
Все сказанное Женей теперь предстало перед Уардом в совершенно ином свете.
– Ты полагаешь, что и история с пленением «Бастера» – это тоже «утка»? – растерянно спросил Стив.
– Давай разберемся и с этим «фактом», – предложил в ответ Иванов, довольный произведенным впечатлением на собеседника.
Друзья закурили и подошли к окну. На улице потихоньку опускались сумерки теплого весеннего вечера.
– Бернард Хаттон утверждает, что, согласно материалам добытого англичанами досье, Крэбба схватили под водой у крейсера «Орджоникидзе» советские водолазы. Они якобы знали о том, что британский подводник совершит эту миссию утром 19 апреля, и посему были заранее подготовлены к его задержанию.
– Именно так, – согласно кивнул головой Уард.
– Даже если предположить, что это так, – продолжал Иванов, – то встает вопрос: каким образом водолазы с советского крейсера могли это осуществить, не будучи замеченными береговыми службами в английском порту?
– В досье утверждается, что они работали скрытно из так называемого «мокрого отсека» под днищем «Орджоникидзе». – Теперь уже Стивен Уард пересказывал брошюрку Хаттона. – Ты же читал книгу, Юджин, и не мог упустить эту важную деталь из виду.
– В том-то и дело, – усмехнулся Иванов. – Я не упускал этой детали: наоборот, я присмотрелся к ней повнимательнее – в ней зарыта собака…
– Какая собака? – удивился, ничего не поняв, Уард.
– Прости, Стив. Это такая русская поговорка, – пояснил Иванов. – Она означает, что в этом и есть суть дела.
– Так в чем же зарыта эта самая собака? – запнувшись с непривычки, вопросил Уард. – Я не понимаю.
– Сейчас поясню, – со скрытым удовольствием продолжал Иванов. – Авторы «секретного досье» Крэбба почему-то были уверены, что крейсер «Орджоникидзе» непременно имеет под корпусом «мокрый отсек». Без него операция по захвату «Бастера» была бы попросту немыслима. Так?
– Естественно, а как же иначе?! Русские аквалангисты действовали из-под корпуса своего крейсера!
– В том-то и дело, дружище, что они этого сделать никак не могли, – отчетливо, но тихо сказал Евгений Михайлович.
– Почему? – взвился Уард.
– Да потому, что у крейсера «Орджоникидзе» никогда не было и нет никакого «мокрого отсека»…
Стивен был поражен в самое сердце. Смущенно он задал еще один вопрос:
– А откуда ты знаешь, что «мокрого отсека» у крейсера «Орджоникидзе» не было и нет? – глухо спросил он.
– Я хорошо знаю этот корабль, Стив. Я был на нем, и не раз. Поверь мне, у крейсеров этой серии нет ни «мокрого отсека», ни шлюзовой камеры, ничего такого, что позволило бы аквалангистам незаметно для берегового наблюдения спускаться в воду. Крейсеру такие излишества ни к чему.
– Ну, этот факт ты доказать не можешь, – пробормотал Уард все еще в глубокой рассеянности.
– Согласен, – улыбнулся Иванов, – экскурсию под корпус крейсера я тебе организовать сейчас не могу. Но согласись, Стив, чтобы схватить английского подводника под корпусом огромного крейсера длиной в 800 с лишним футов, нужно иметь весьма многочисленную команду аквалангистов. Причем на постоянном дежурстве под водой. И, заметь, без права быть обнаруженными береговыми службами. Иначе – международный скандал: русские подводники заполонили военную базу в Портсмуте!
За окном квартиры доктора Уарда почти совсем стемнело. Стив включил настольную лампу и взял в руки красную книжку:
– Неужели все это ложь? – пробормотал он голосом человека, уже наперед знающего ответ.
– Можешь на сомневаться. Причем плохо пахнущая. Твой друг, судя по всему, погиб в тот злополучный апрельский день 56-го года. Ты же помнишь, что труп какого-то подводника нашли год спустя в Чичестерской бухте неподалеку от Портсмута. Правда, он был без головы и без рук. И коронер не смог установить причину смерти. Но заявлять, что этот труп был подброшен нашей подлодкой? Это уж слишком!