Кратко изложив в телеграмме содержание состоявшейся беседы, посол Брюс перечислил в ней имена членов кабинета, обреченных на отставку. Среди них были министр финансов Селвин Ллойд, министр транспорта Эрнст Марплз, министр труда Джон Хеар, министр по делам колоний Дункан Сандс…
Посол, не закончив депешу, вызвал к себе атташе посольства по юридическим вопросам Чарльза Бейтса. На этой должности, используя ее как прикрытие, работал резидент Федерального бюро расследований США в Лондоне, человек в своих кругах заносчивый и не очень популярный. Презренный «сыскарь» не нравился не только сэру Дэвиду, но и шефу ФБР Эдгару Гуверу. Бейтса должны были отозвать в Вашингтон еще в начале года, ведь он проработал в Лондоне уже более пяти лет. Но ввиду неожиданно разразившегося скандала с Профьюмо менять представителя федеральной службы контрразведки в посольстве в такой момент было не с руки. И старик Гувер сменил гнев на милость: оставил Бейтса в Лондоне, но все эти месяцы не давал ему покоя запросами о ходе расследования злополучного скандала. Лондонский резидент ФБР вдруг оказался очень нужен и своим коллегам в Вашингтоне, и на Британских островах.
Сэр Дэвид не хуже шефа ФБР знал, что Бейтс хорошо осведомлен о скандале и располагает неплохой агентурной сетью в стране. Одним из его надежных и важных источников в Лондоне, в частности, был заместитель начальника Скотленд-Ярда Джо Джексон.
Посла США, разумеется, интересовала самая свежая информация. Днем раньше он встречался за ужином с Арчибальдом Рузвельтом, резидентом ЦРУ в Лондоне, человеком весьма информированным и с обширными связями. Тот намекнул ему о том, что в числе скомпрометированных скандалом высокопоставленных лиц оказались также некоторые члены королевской семьи. Источники резидента ЦРУ утверждали, что полиция и британская контрразведка повсюду ищут какие-то скандальные порноснимки, на которых якобы фигурируют особы королевской крови.
Рузвельт на той встрече был предельно откровенен с Брюсом. Он знал, что сэр Дэвид долгие годы сам работал на разведку, поэтому не считал нужным скрывать от посла конфиденциальную информацию, полученную им по делу Профьюмо. Кроме того, Арчибальд Рузвельт был в курсе секретного распоряжения бывшего президента США Дуайта Эйзенхауэра, выпущенного в ноябре 1960 года: оно положило конец прежним распрям между ЦРУ и государственным департаментом, наделяя послов США правом быть в курсе любых тайных операций, осуществляемых в стране их пребывания.
Войдя в кабинет посла, Чарльз Бейтс без особых предисловий доложил сэру Дэвиду последние из полученных им сведений.
– Скотленд-Ярд проводит обыски у ближайших друзей Уарда, – сказал он. – Ищут порноколлекцию фотографий Бэрона Нэйхума, королевского фотографа, друга Стивена Уарда. На снимках, как утверждают, могут быть члены королевской семьи.
Посол отвел глаза от смотревшего на него в упор резидента ФБР и тихо выругался. Информация Бейтса подтверждала сведения, полученные днем ранее Арчибальдом Рузвельтом. От обоих резидентов к послу шли одни и те же данные, и они совсем не нравились сэру Дэвиду.
Посол знал о коллекции Бэрона и дневнике «Четверг-клуба». Ему было известно, что они принадлежали доктору Уарду.
«Уард арестован, а коллекции не нашли, – рассуждал про себя сэр Дэвид. – Значит, эти документы перекочевали к новому хозяину. Его во что бы то ни стало необходимо найти. Иначе…»
О последствиях Дэвид Брюс не хотел даже думать.
Он вернулся к бумагам. Накануне в среду, 12 июня, в его адрес пришел запрос. Несмотря на исходные реквизиты государственного департамента США в полученной депеше, сэру Дэвиду сразу стало ясно, что ее направило не руководство госдепа. Запрос, судя по всему, составляли в Лэнгли, штаб-квартире ЦРУ. Посла спрашивали, знаком ли он с доктором Уардом.
Этот вопрос не на шутку обеспокоил американского посла. Ему не трудно было предположить, что парни из Лэнгли или из ведомства Гувера вполне могли начать свое расследование дела Профьюмо. Под каток скандальных обвинений в Англии уже попали многие видные британские политики и аристократы. Связь с доктором Уардом стала смертным приговором для их служебной карьеры. Теперь на очереди могли оказаться и американцы, поддерживавшие отношения с Уардом или девицами из его команды. Как быть? Что ответить Вашингтону? Эти вопросы не давали покоя сэру Дэвиду. Сказать правду – попадешь под подозрение. И кто знает, как затем пойдет расследование. Солжешь – и гроза, возможно, пройдет стороной. Конечно, если правда вдруг не всплывет откуда-нибудь…
Дэвид Брюс понимал, что он был не просто знаком с доктором Уардом. Тот не только рисовал его портрет и лечил его спину. Он был источником интересной информации. Стивен имел друзей и знакомых в высшем свете. Он много знал, много слышал. Для посла было полезно время от времени встречаться с ним и выслушивать его поток сознания. Словоохотливый англичанин болтал и о похождениях герцогини Аргилльской, и о сексуальных эскападах лорда Астора, и о внебрачном романе военного министра Профьюмо…
«Gossip» – то есть великосветские сплетни – были коньком доктора Уарда. Посол Брюс тоже вращался в лондонском высшем свете, поэтому скандальные тайны были ему совсем не безразличны. Многие действующие лица сплетен, поведанных послу США Стивеном Уардом, были реальными и влиятельными фигурами различных властных структур Великобритании. С ними он вел переговоры по многим вопросам двусторонних и международных отношений. С их мнением ему, послу Соединенных Штатов в Лондоне, а также государственному департаменту и администрации президента США, неизбежно приходилось считаться при принятии важнейших государственных решений. Информация от Уарда была необходимым дополнением к портрету британского истеблишмента, доскональное знание которого являлось одним из важнейших приоритетов в работе американского посла в Лондоне.
Сэр Дэвид Брюс не любил Уарда. Ему не нравились его фривольные манеры и циничность, вызывающая некое брезгливое чувство. Для дипломата и разведчика это был своего рода антипод. Сам посол никогда не мог себе даже в мыслях позволить вести себя в обществе так, как позволял себе доктор Уард. Лейтмотивом поведения посла всегда была абсолютная сдержанность и осторожность, природное умение не столько говорить, сколько внимательно слушать.
И все же в ходе бесед с Уардом – и этот факт более всего беспокоил сэра Дэвида – ему не раз приходилось изменять своему основополагающему принципу. Чтобы поддержать интересный для себя разговор с информированным собеседником, послу приходилось порой поощрять чужую откровенность. Без такого ответного хода, полагал Брюс, доктор Уард может быстро охладеть к общению с ним. А послу этого не хотелось. Любой заинтересованный разговор, как известно, – это улица с двусторонним движением. Необходимо не только слушать, но и отвечать. И сэр Дэвид делился с англичанином новостями из своей жизни и работы. Он успокаивал Уарда по поводу тех или иных его вполне обоснованных волнений, которые были связаны то с взрывоопасным Берлинским кризисом, то с грозившей началом третьей мировой войны ситуацией вокруг Кубы или непрекращающейся гонкой ядерных вооружений.
Свидетелей у них не было. Они всегда встречались тет-а-тет. Сам Дэвид Брюс никогда не афишировал своих контактов с Уардом. Но в Лондоне за послом наблюдало столько глаз, что их конфиденциальные встречи и беседы вполне могли стать известны другим. Кроме того, Уард, как тогда уже было известно всем, дружил с советским военным дипломатом, неким мистером Айванофф. И вполне мог проболтаться русскому о своих встречах и беседах с послом США. Даже гипотетическая возможность таких откровений не сулила Дэвиду Брюсу спокойного будущего.
Выбор был непростым. Служебный запрос из Вашингтона нельзя было оставлять без ответа. Пришлось выбирать из двух зол наименьшее. На взгляд сэра Дэвида, таким малым злом была ложь.
Позднее посол официально признается, что солгал. Заявит, что его знакомство с Уардом было эпизодическим, связанным с работой над его портретом, который был заказан Уарду редактором газеты «Лондон Иллюстрейтед Ньюс» сэром Брюсом Ингрэмом.
