Фарид тронул приятеля за руку.
— Прости, но… это невозможно.
— Я достану столько золота, сколько будет нужно, — твердо произнес Камран.
— Воины эмира неподкупны: ты сам это знаешь. Стоит тебе заикнуться о взятке и о том, что ты хочешь принять участие в судьбе этой женщины, — и тебя схватят, замучают пытками.
— Тогда надо найти другой путь.
— Какой? Взять башню штурмом?!
Камран сцепил пальцы так сильно, что хрустнули суставы.
— Твой знакомый, этот Малик, сможет узнать, когда Жасмин поведут на казнь? Возможно, удастся освободить ее по дороге? Я попытаюсь найти надежных людей.
Фарид с сожалением покачал головой.
— Малик сказал, что едва ли казнь будет публичной. Скорее всего, пленницу убьют прямо в башне.
Камран вскочил и принялся ходить по комнате.
— Я придумаю, я обязательно что-нибудь придумаю!
— Я не сказал тебе главного, — промолвил Фарид после мучительной паузы. — Малик утверждает, что Асмик Агбалян сошла с ума. Когда женщина совершала убийство Халида ибн Кудра, она уже была безумна. Иначе она бы не смогла это сделать. Она говорит, отвечает на вопросы, но в ее глазах что-то непонятное и страшное. Ее подкосило какое-то горе.
Камран почувствовал, как по жилам ледяной волной разливается страх, после чего его охватили всепоглощающая острая ненависть — к Небесам, к природным силам и людям — и огромное чувство потери. Собравшись с силами, он твердо произнес:
— Многое Аллах дает лишь раз в жизни. В том числе и любовь, настоящую любовь, от которой мы не в силах отказаться даже под страхом смерти.
— Что ты стал бы с ней делать, если б ее удалось спасти? — спросил Фарид и заметил, что в глазах Камрана стоят слезы.
— Носил бы на руках, осыпал розами…
— Но она не та, что прежде.
— Для меня она навсегда останется моей Жасмин, самым чистым и нежным на свете цветком.
— Сперва она сбежала от тебя, а после и вовсе уехала неведомо куда. Что случилось с ней за эти годы? Возможно, у нее были или есть дети, муж…
— И поэтому она не заслуживает свободы и жизни?!
Выражение лица Камрана сделалось жестким, ледяным.
Он был воином, ему много раз случалось видеть смерть и убивать, и все же в этот миг Фариду почудилось, будто приятель внезапно стал другим человеком. Будто он, как и Малик, перестал верить в то, во что верил прежде.
На следующий день Камран пришел к приятелю и заявил, что знает, как спасти Асмик. Выслушав его, Фарид попытался возразить:
— Малик никогда не пойдет на это. Он не станет рисковать своей жизнью.
— Ты говорил, что его глубоко потрясла судьба Жасмин. Нужно всего лишь признать, что она мертва. Едва ли после этого кто-то станет интересоваться, что случилось с трупом. Хочешь, я сам поговорю с Маликом?
— Нет, — вздохнул Фарид, — будет лучше, если это сделаю я.
И вот они шли, тревожно оглядываясь, огибая многочисленные постройки крепости, древние стены которой высились, как зазубренные ветром скалы, шли до тех пор, пока на темных камнях не вспыхнули узоры света и теней. Из мрака выступил молодой человек с печальным и умным лицом.
— Ее должны закопать на пустыре, за крепостью, — сказал Малик. — Нам надо спешить. Я дал женщине сонное питье, так что она не очнется. Впрочем, большую часть времени она и так была без сознания, потому что сильно ослабла.
По равнине гулял тоскливый, резкий ветер. Горы высились на горизонте мрачной стеной. Проглядывающая сквозь облака луна казалась ледяной. Над холодными звездами простиралась черная бездна. Трое мужчин не могли зажечь огонь и продвигались вперед почти на ощупь.
— Могильщики не заподозрят, что она жива? — прошептал Камран.
— Не знаю. Я завернул ее в плотную ткань.
— Она не задохнется?
— Не знаю, — повторил Малик. В его голосе звучала тревога.
Они спрятались в кустах и вскоре увидели, как двое мужчин несут большой черный сверток. Фарид и Малик вовремя удержали Камрана, который хотел броситься следом.
— Этого нельзя делать! — прошептал Фарид. — Ты погубишь всех нас!
Пока мужчины закапывали тело, Камран сотрясался от крупной дрожи. То, что он переживал в эти минуты, казалось невероятным. Его сковал невыносимый суеверный ужас, дыхание стало прерывистым и хриплым. У него на глазах живьем хоронили женщину, которую он любил, а он не мог пошевелить и пальцем, чтобы помешать этим людям! Чтобы не дать панике прорваться наружу и заставить себя оставаться на месте, Камран изо всех сил сжал зубы и вонзил ногти в ладони.
К счастью, мужчины не стали долго возиться; вырыв неглубокую яму и наспех закидав неподвижное тело землей, они быстрым шагом направились обратно.
Камран никогда не думал, каким страшным может быть запах свежей земли. То был запах могилы и смерти. Он лихорадочно разгребал землю руками, временами натыкаясь на что-то холодное и твердое, а после вспарывал тюк ножом, чтобы Асмик могла дышать.
Когда Камран подхватил на руки легкое тело женщины, его обуял такой восторг, что стало трудно дышать. В темноте он не видел ее лица, но чувствовал теплоту ее кожи и мягкость волос. Он ни на мгновение не усомнился в том, что это она, его Жасмин. Она дышала, она была жива!
— Я обязан вам жизнью, — коротко произнес Камран, обратившись к Фариду и Малику.
— Вы еще не знаете, что вам предстоит увидеть, когда наступит день, — заметил личный хаким наместника. — Возможно, вам удастся исцелить телесные раны этой женщины, но в остальном…
— Вы думаете, это… безнадежно? — прошептал Камран.
— Как известно, души лечат только Аллах и время, — уклончиво произнес Малик. — Мне остается пожелать, чтобы Бог был милосерден к вам, а время не показалось слишком долгим.
— Пойдем, — сказал Фарид приятелю, — я тебя провожу.
Камран нес Асмик темными улицами Исфахана, и ему чудилось, будто спустя восемь долгих лет он обрел второе дыхание и вторую жизнь.
Очутившись возле дома, молодой человек на минуту остановился, чтобы отдышаться, потом поднялся на крыльцо. Фарид вошел в дом следом за Камраном и зажег огонь.
Спина и плечи Камрана ныли, одежда пропиталась потом, но он ничего не замечал. Он смотрел на лежащую на диване Асмик и не мог описать свои чувства. Это сделали живые люди, его единоверцы, те, кто воевал под тем же знаменем, что и он. Камран знал, что больше никогда не захочет иметь с ними ничего общего.
— Ты позволишь мне ее осмотреть? — неловко произнес Фарид.
Камран заглянул ему в глаза.
— Конечно, ведь ты хаким.
Камран вышел в соседнее помещение. Комната была окутана мраком, кругом царила непроницаемая тишина. Ему чудилось, будто рядом притаился кто-то незнакомый и страшный, тот, от кого нет спасения. Камран не заметил, как приятель вошел в комнату, и вздрогнул от неожиданности, когда Фарид сказал:
— Ее пытали, над ней издевались. Она сильно избита, измучена, но глубоких ран нет. Будем надеяться, что она выживет.
Камран долго молчал, потом произнес ровным голосом:
— Мне удалось достать ее из могилы, отнять у земли и у неба. Я вправе считать, что она родилась заново, что теперь она только моя.
— Тебе нужно лечь и поспать, — сказал Фарид.
— Нет, я буду ждать.
— Чего?
— Утра. Пробуждения Жасмин.
— Прости, но оно может быть… страшным. Скорее, оно принесет тебе не радость, а разочарование и горе.
Камран ничего не ответил на это, а затем глухо произнес:
— Иди. Мне надо побыть одному.
— Я приду завтра, — пообещал Фарид.
Оставшись один, Камран задумался. Когда-то ему казалось, будто они с Асмик вылеплены из одного куска глины. Он жил этими воспоминаниями несколько лет. Однако теперь все изменилось. Он очень хотел отыскать Асмик и наконец нашел, но реальность была куда страшнее и безнадежнее, чем он представлял себе.
Камран не заметил, как заснул, а проснувшись, почти сразу вскочил на ноги и впился взглядом в лицо лежащей на диване женщины.
Асмик была жива, она спала. Длинные ресницы, спутанные волосы, бледная, покрытая синяками и ссадинами кожа. В уголке губ запеклась кровь, но они сохранили все тот же дивный младенческий очерк, и Камрану чудилось, будто он видит перед собой не многое испытавшую и пережившую женщину, а прежнюю, юную невинную девушку.
