Запоминай мгновений новизну.

Лишь памяти доступны повторенья…

Все то,

Что было сверху и внизу,

Сливается по мере удаленья.

Смыкаются земля и небеса,

Густеет воздух в плавном завихренье…

Вновь снеговой прообраз колеса

В который раз приводится в движенье.

Мельканье,

Шорох

И летящий свет,

Начало звука

Как начало чуда.

Через мгновенье все сойдет на нет.

Запоминай мгновения,

Покуда

На грани снегопада и пурги

Метелью озаренная квартира

Не стала для тебя ячейкой мира,

В окне которой не видать ни зги.

К морозному стеклу ладони прислони,

Вглядись, как негативен оттиск линий жизни.

Всегда неповторим и все-таки сравним

С какой-нибудь из рек заснеженной отчизны.

Когда еще вода свободна от оков,

Но холода, гусей склоняя к перелету,

Крылато повторят на фоне облаков

Клинообразный план речного поворота.

И в темных небесах,

                                   быть может, навсегда

Отобразят изгиб покинутых излучин.

Венозный ток воды под тонким слоем льда,

Как оттиск на стекле,

                                     вморозив в тяжесть тучи.

А в стынущем дому стареет человек,

Все реже в чутких снах его душа летает,

И сеть морщин ветвит ладонь, как дельты рек,

Но иней на окне под ней почти не тает.

Что проку говорить о памяти людской,

Когда к печной трубе навек прильнула вьюга,

Когда полярный день обрел себе покой

В ином краю земли, от Заполярья к югу.

Там, в стрекоте сорок дымится полынья,

В речном парном чаду белье полощут вдовы…

К морозному стеклу ладони прислоня,

Я вот что говорю, приемля за основу:

— Прекрасно в мире все, что жило и живет,

Что будет без меня, когда меня не будет,

Беспечен краснобай, но все же он не врет,

Заученно твердя, что смерть красна на людях.

До блеска накатан проселок.

Далекие окна горят.

Верхушки заснеженных елок

Вмерзают в январский закат.

Вздохнуть бы,

Да некуда деться,

Когда переполнена грудь

До края

Ударами сердца,

Вместившего пройденный путь.

Где рядом —

Несчастье и нежность.

Но все же всегда — чистота.

И вновь обретая надежду,

Свой путь продолжает мечта.

И слышится скрип караульный

Вдоль стен снеговой тишины.

Мороз

Тетивой новолунья

Стянул хворостину луны.

Хрустящий воздух розового цвета.

В березняке стеклянная заря.

И только души звонниц отогреты

Чуть видимым дыханьем воронья.

Пока тропу под стенами Софии

Прокладывает увалень-рассвет,

Благословенны изморозь и иней

Сиятельным явлением на свет,

Сияющим сошествием на кровли,

Резным и резким сверком верховым…

Над Вологдой,

Как над большим подворьем,

Столбами небо подпирает дым.

Высокий купол северных морозов.

Классические формы января,

Где скрип ворот,

И узкий визг полозьев,

Как память детства,

Дворики хранят.

И я храню

И к сердцу принимаю

Сквозную сень карнизов навесных,

Румяный облик городских окраин,

Кустодиевский поскрип мостовых.

Но хочется поставить на ладонь

Весь городок

И протереть до блеска

(Пока заря не разожгла огонь),

И, все запомнив,

Возвратить на место,

Как матери — младенца в колыбель,

Как саженец — его судьбе древесной.

И, если можно,

Не дослушав песни,

Уйти,

То не сегодня,

Не теперь.

Весна моя!

Пора чуть слышных песен!

Твоих стволов прохладного свеченья

Касаюсь.

Да свершится облученье

Лучами сосен и молчаньем леса.

Почти за неделю до срока

На лед проступила вода.

Шурша прошлогодней осокой,

Гуляют грачи у пруда.

Еще не осели сугробы,

Но легкий парок над крыльцом

Как шепот над ухом:

Попробуй

Подставить под солнце лицо.

И вот уже веточки вербы —

Как бы продолженье лучей.

И не от такого ли неба

Оттенок на крыльях грачей!

Весь день

Петушиное пенье,

Весь день под окном толчея

Капели…

И сердца биенье

В такт сердцебиенью ручья.

Ручьи под снегами пробили дорогу,

Фонтанами в небо ударили струи

Стволов серебристых,

Сбегающих к Волге…

Останься на склонах

Настраивать струны

Березовых веток

И трав прошлогодних.

Для песен дана нам

Не эта весна ли!

Ты видишь:

Апрель — голодранец и плотник —

Наш старенький дом оплетает лесами

Капелей,

Пронизанных ветром и солнцем.