«Я никогда не мог без тайного ужаса, – писал Масперо в своем «Отчете» за 1905 г., – решаться на такие крупные операции, где малейшая небрежность со стороны руководителя работ может повлечь за собой целое бедствие. Однако в данном случае крайность была слишком велика, и я имел основания опасаться в непродолжительном времени обвала, подобного тому, который нанес такие повреждения гипостилю Карнака. Долгий опыт Барсанти, его хладнокровие, образцовая однородность подобранного им рабочего состава и полное его к нему доверие – все это для меня является твердой порукой того, что он с честью выдержит это испытание». Действительно, мне довелось увидать эти рискованные работы на пути к благополучному завершению без единого несчастного случая в апреле 1906 г. Достаточно провести несколько часов в Эдфу, чтобы понять, как много самоотверженности и смелой настойчивости нужно археологу, ведущему до конца эти трудные и опасные работы в полном одиночестве, без слова одобрения, разве что со стороны туристов, порой только докучных.

По завершении этих работ Барсанти и его товарищей призовут другие местности для новых неблагодарных трудов. Думают спасти святилище в Курне, расшатанное до самого основания; большие пилоны Карнака и храма Рамсеса, из треснувших стен которых высыпалась внутренняя насыпь – подобно начинке гигантского пирога с растрескавшейся коркой, – ожидают рабочих, которые, восстановив старинные откосы, водворили бы на место обвалившиеся камни. Какие неожиданные откровения готовят нам тексты и барельефы громадных восстановленных стен?

Из работ, произведенных в Луксоре, Карнаке, Эдфу и многих других местах, ясно видно руководящую идею нынешнего директора Попечительства о древностях: «посвятить все средства укреплению и систематической расчистке храмов и кладбищ». Общество предоставляет более счастливым частным предприятиям и ученым обществам заботу об увеличении числа египетских памятников путем новых раскопок, исключая, однако, те местности, где раскопки являются дополнением расчистки, как в Карнаке, Саккара; вне этого оно ограничивается сохранением древности, бывшим доныне в большом пренебрежении. Такой ученый, как Масперо, по общему признанию стоящий на первом месте в мире египтологов, может позволить себе отдаваться целиком задаче с виду самой незаметной и наименее завидной из всех, какие представляет Египет. Но эти чудеса терпения и методичности в самих себе таят награду нередко нежданной цены. Так, в Карнаке в силу простой необходимости пересыпать землю для устройства откоса Легрен попутно находит больше памятников, чем их было собрано с героических времен, когда Мариетт производил раскопки в Серапеуме. Из-под земли или обломков выступают целые храмы: храм Рамсеса III, храм Птаха Фиванского, храм Осириса, Владыки Вечности; великолепные, до сих пор неведомые колонны, остатки Фив, воздвигнутые Сенусертом III, XII династии; законченное здание, построенное Аменхотепом I, впоследствии разрушенное по неизвестным причинам Тутмосом III, засыпанное землей, но настолько сохранившееся, что можно будет вновь отстроить его целиком;* наконец, на дне ямы, наполненной стоячей водой, просочившейся из Нила, лежит вход в тот чудесный тайник, откуда за два года, с 1903 по 1905, вышло 800 статуй всевозможных размеров и разных эпох, некоторые прекрасной работы и, большею частью, покрытые текстами крупного исторического значения, и более 15000 бронзовых предметов.[34] Раскопки не закончены, несмотря на то что они достигли 12 м в глубину; тайник продолжал давать еще этой зимой*… В Саккара расчистка от песка навела Куибелла на следы пирамид, возведенных царями династий гераклеопольских, до тех пор неизвестных; несколько севернее Барсанти уже два года очищает от песка роскошный гранитный памятник, который еще не открыл своей тайны, но кажется старейшим из всех зданий, известных доныне… Подобные находки вознаграждают за время, посвященное задаче неблагодарной, ответственной. Ими объясняется радость и терпение, с какими рабочие и инженеры, ремесленники и египтологи работают в настоящее время над открытием доисторической Саккара и неведомых Фив, которые выступают из своих развалин, чтобы, как во времена славы бога Амона, затмить сопернические города.

Дело Масперо и его энергичных сотрудников имеет значение, выходящее за пределы Нильской долины. Из этого практического урока археологи всех стран могут извлечь много пользы, хотя поглощенные работой ученые трудятся без шума, без рекламы и дают знать о себе лишь законченными делами. Нет ничего более спорного, чем вопрос о восстановлении античных зданий. Огульные решения тут не имеют места. Нужно считаться с состоянием большей или меньшей степени расшатанности памятников, их вероятной устойчивостью; особенно важно установить, сводится ли их значение к чисто художественной ценности, или же они важны для историка и археолога.

С точки зрения практической не подлежит сомнению, что предоставлять полуразрушенные здания самим себе гибельно для сохранности их частей. Когда есть возможность восстановить стену или колоннаду, пользуясь достаточным количеством древних камней, благоразумнее реставрировать. В этом отношении Масперо удалось воспользоваться исходными точками, опираясь на работы, которые велись в других местах. Отправленный правительством хедива в 1905 г. на археологический конгресс в Афинах, он использовал это назначение, чтобы изучить решение Грецией проблемы расчистки и поддержания античных памятников. «Я отправился, – пишет он, – в Дельфы, где Гомоль показал мне на месте приемы для достижения данной цели, потом в Олимпию, в район немецких раскопок. Вид этих двух местностей убедил меня в том, что мы были правы, удаляя обломки и отстраивая здания там, где это было возможно, пользуясь исключительно старым материалом. Обломки архитектурных и скульптурных памятников, предоставленные влияниям непогоды на местах нахождения, быстро истлевают, тогда как поставленные на первоначальные места, они крепнут и сохраняются. В Олимпии храмы или части их, которые могли бы продержаться еще долго, будучи реставрированы тотчас по нахождении, обречены на неминуемую гибель в весьма непродолжительном времени, благодаря тому что им предоставлено лежать на земле. И наоборот, сокровищница афинян и другие здания, реставрированные Гомолем в Дельфах, на долгие годы обезопашены от действия атмосферных влияний. Это заставило меня настойчивее следовать по намеченному пути и поднимать или дополнять памятники, материалы которых уцелели в достаточном количестве и с такими указаниями, что их можно с полной уверенностью водворять на места»[35].

И однако – говорить ли? – что-то утрачивают реставрированные храмы – меланхолию запущенных развалин, влекущее очарование мертвых городов. В нашей жажде знания не налагаем ли мы кощунственную руку на трупы храмов? Дело ли это истинной цивилизации – препятствовать неизбежному разрушению того, что было великим и прекрасным и не будет таким больше никогда? Вернется ли былое величие гипостилю с его возведенными заново колоннами, где множество пятен свидетельствует об ударах времени, с его частью поддельными архитравами? И увидим ли мы жилище Амона, когда живописные трещины пилонов заменятся правильными линиями отстроенных стен? Истинные Фивы, разве это не Фивы развалин, где обитает смерть, а не реставрированный город, в котором все равно будет недоставать человеческой жизни.

Мучительные вопросы, которые с новой силой встают в уме каждый раз, когда видишь современную деятельность в схватке с тайной древних развалин. Я видел, как вдоль откоса спускался внушительный архитрав. Громадный камень был обвит пальмовыми листьями, украшен знаменами, чтобы заклясть злой рок; феллахи тянули канаты и громкими голосами отвечали на окрики надсмотрщика, который воззваниями к Аллаху делал их движения ритмическими. По мере того, как спускался камень, в воображении у меня возникала точно такая же картина, происходившая на этом же самом месте более чем три тысячи лет тому назад, когда доставленная из Сильсиле глыба поднималась по откосу таким же способом под звуки такого же пения. Камень и тогда почитался и украшался как священный; быть может, о нем говорилось то, что говорилось о многих других камнях и что мы читаем в каменоломнях Вади-Хаммамата: «Чудо, происшедшее в то время… Когда рабочие спускались с горы, явилась чудесная газель: она шла впереди и вела наших людей, которые шли, устремив глаза на нее. Она ни разу не обернулась, пока не дошла до этого камня на величественной горе… Тогда она родила на этом камне на глазах у всего войска; ее зарезали, сожгли на камне вместе с ладаном, и глыба благополучно прибыла в Египет…»[36]