– Может быть, посмотрим, – пожал я плечами, – но вернемся из далекого темного будущего к светлому настоящему. Предлагаю тебе взаимовыгодную сделку: ты мне помогаешь вернуться в город и разобраться с моими проблемами, а я красиво и эффектно возвращаю тебя на пока пустующий рядом с Бодуном трон.

Ведьма ничего не ответила. Она нахмурила лоб и крепко задумалась. Мне ничего не оставалось, как лежать и смотреть на нее. Вскоре я понял, что за перемена произошла с ней с тех пор, как, обернувшись куницей, она ускользнула от Симиного гнева. Она стала более живой, что ли. Нет, не смейтесь и не пытайтесь уличить в неграмотности. Да, именно более живой!

Тогда, в Кипеж-граде, она была слишком красивой, эдаким совершенством (шрам на интересном месте не в счет). Такая красота более подходила картине или, скажем, скульптуре, но никак не живому человеку. А теперь, несмотря на морщины в уголках глаз, усталый взгляд и чуть сгорбленные плечи, она выглядела настоящей. Красота ее стала земной, обычной и более человечной. Не скрою, такая метаморфоза лично меня устраивала значительно больше: как вы успели заметить, я вообще люблю все натуральное.

Неожиданно Сантана пришла к какому-то выводу. Она внутренне подобралась, плечи расправились, и к ней вернулась воистину княжеская осанка. Резким движением она взяла со стола нож и стремительно шагнула ко мне. Осталось только узнать, эта острая железяка понадобилась ей, чтобы перерезать мое горло или все-таки веревки? Вот через пол стука сердца и узнаю…

Уф, хорошо то, что хорошо кончается. Я цел, невредим, освобожден от пут и торжественно усажен за стол. На него же водружен огромный самовар, а в глубоком блюдце уже плещется ароматный липовый чай (из кружки с моей нынешней физиономией пить проблематично). Я, конечно, намекал, что неплохо бы достигнутое взаимопонимание отметить чем-нибудь покрепче, но Сантана была неумолима. С глупым, на мой взгляд, доводом, что она не намерена терпеть в своем доме пьяных котов, она резко пресекла мою инициативу. Ничего не поделаешь, капризничать в моем положении сложно, пришлось пить что дают, тем более чай был чудо как хорош.

Хозяйка подождала, пока я вылакал два блюдца и основательно расслабился. Только после этого последовало простое по своей сути предложение:

– А теперь рассказывай.

От неожиданности я чуть не утонул все в том же блюдце.

– Что? – удивился я, хорошенько откашлявшись и восстановив дыхание.

– Все, – лаконично ответила Сантана. – Раз уж нас с тобой так странно свела судьба и мы стали партнерами, то я хочу знать абсолютно все.

– А мы все-таки партнеры? – на всякий случай уточнил я.

– А разве нет? – вскинула бровь ведьма.

– Да, – согласился я и, набрав в легкие побольше воздуха, начал свое повествование: – Слушай, у меня от своих тайн нет. Родился я в далекий неурожайный год, когда зимой лишних едоков просто-напросто уносили в лес…

– Издеваешься? – бесцеремонно прервала меня Сантана.

– Ты же сама сказала, что хочешь услышать все, вот я и подумал, что тебе небезынтересно будет услышать про мое тяжелое детство.

– Давай оставим твое тяжелое детство, безрадостное отрочество и сложную юность в покое и перейдем прямо к зрелости, – ехидно бросила княгиня, – причем к той ее части, в результате которой ты оказался тут, в кошачьей шкуре, с крыльями на спине и золотой удавкой на шее.

Слышали, она меня про зрелость подколола? Это она мне так неудачно мстит за разговоры про ее возраст. А на самом деле я еще очень даже молод и до зрелости мне как пешком до Кипеж-града. Однако смысла что-то от Сантаны утаивать я не видел. Я сделал еще пару глотков, откашлялся и окунулся в недавнее прошлое.

Рассказал я практически все. В разряд «практически» угодили всего лишь небольшие подробности «банной» истории Симы с Серогором и маленький эпизод с крашеной Забавой. Первый из-за того, чтобы не бередить лишний раз заживающие душевные раны, а второй из-за того, что я перевел его в разряд «сугубо личное».

Слушала Сантана молча, изредка уточняя некоторые детали. Время от времени хмурилась, иногда улыбалась. Один раз даже засмеялась, когда я рассказал, кто именно послужил первопричиной возникновения Добровольной лесной дружины.

– А я-то думала: что это косоглазые прямо с ума посходили? Носятся по лесу как угорелые, тренируются, зубы об камни обтачивают. И хищников то там, то здесь метелят почем зря. Волков уже приструнили, того гляди, за медведей примутся. Но справедливости ради нужно сказать, что порядка в лесу с их дружиной стало больше.

– Конечно, с таким наставником, как я, они далеко пойдут, – скромно заметил я, и продолжил рассказывать о моих похождениях дальше, благо их осталось не много.

Наконец повествование подошло к логическому концу.

– Вот тогда я и решил забраться в дом и немного перекусить, – вздохнул я и скромно подвинул пустое блюдце лапой. В нынешнем состоянии самому пользоваться самоваром было затруднительно.

Сантана наполнила его до краев и, глядя на то, как я лакаю чай, спросила:

– Скажи, а почему Азнавур превратил тебя именно в кота?

– Думаю, чтобы уязвить меня посильнее, – поразмыслив, признался я. – Все знают, что я к кошачьей братии отношусь, мягко говоря, прохладно. Лично для меня всегда были ближе собаки, вот он меня и подковырнул. К тому же коту проще сгинуть в дремучих лесах, а именно на это он и рассчитывает. Не скрою, если бы не крылья, которые остались при мне, и небольшое, но очень своевременное чудо в виде длинноухих дружинников, его расчет был бы верен, я не протянул бы тут и дня.

– А как тебе сейчас, кошачья шкура не жмет? – съязвила Сантана.

– Как ни странно, я к ней уже привык, – пожал я плечами, – и потом, какая разница, какой шкуры лишиться, собачьей или кошачьей? Результат один и тот же.

Второй вопрос оказался посерьезней первого.

– Скажи, а что именно ищет Азнавур, что ему вообще нужно от твоего семейства?

– Не знаю, – признался я, – даже несмотря на то что он говорил со мной как с завершившим свой жизненный путь, этого он мне не рассказал.

Сантана долго смотрела на меня, пытаясь понять, не вру ли я. Наконец убедившись в том, что я ничего от нее не утаил, задала последний, но самый животрепещущий вопрос:

– И какие у тебя дальнейшие планы?

Так как я его задавал себе практически ежедневно, ответ последовал мгновенно:

– Вернуться в город, восстановить колдовские способности и оторвать Азнавуру голову.

– С первым и вторым все более или менее ясно, а вот с Азнавуровой головой… – протянула ведьма.

– Погоди, ты что, сомневаешься в моих возможностях? – взвился я, полный праведного гнева. – Или его жалеешь?

– Да не сомневаюсь я и уж тем более не жалею, успокойся, – отмахнулась от меня компаньонка. – В честном бою ты наверняка его победишь. А вот в том, что этот самый бой будет честным, сомневаюсь, причем очень сильно. Насколько я смогла понять, в вопросах колдовской чести он не шибко щепетилен.

– Пожалуй, ты права, – вынужден был признать я.

– К тому же голову ты оторвешь не ему, а самому себе и до конца жизни будешь бегать на четырех лапах, ловить мышей и пить молоко из блюдца, – добила меня Сантана. – Ты забыл, что он до сих пор в твоем теле?

Опять ведьма была права, даже возразить нечего. Однако сомнений в моей голове было предостаточно, о чем я тут же ей поведал. Для начала я высказал сомнение, что Азнавур вообще еще в городе.

– Там он, – отрезала Сантана. – Дело у него в твоем тереме, пока не добьется своего, ни за что не уйдет.

– Почему ты так уверена? – удивился я. – Может, он нашел, что хотел, и уже давно покинул Кипеж-град.

– Если бы это было так, то он наверняка захотел бы вернуть себе свой собственный облик. Стало быть, твое тело ему было бы уже не нужно и он наверняка уничтожил бы его. И хотя я не сильна в черном колдовстве, но со всей ответственностью могу сказать, что такое событие не заметить ты бы не смог, даже находясь на. большом расстоянии. Как ни крути, но оно до сих пор часть тебя.