В отличии от восточных тиранов и самодовольных райксов Заката, правители Арьяварты не запрещали своим людям носить оружие и говорить на Вече. Свобода была не врагом, а союзником арийских царей. Так правил поначалу и Ледар. Непосредственно он брал на себя всю полноту власти лишь дважды ‑ когда с юга вторглись орды кочевников Степи, в который раз стремившиеся нажиться на чужом труде, и когда с Полуночи на длинных боевых ладьях пришли морские разбойники, разорившие побережье и основавшие поселение, чтобы сбирать дань с окрестных чудских племен. Чудь, которую на Закате именовали "эльфами" или "альбами", пожаловалась на бесчинства захватчиков ариям, которым также платила дань, но лишь в залог союза, очень выгодного для обеих сторон. И когда грянула кровавая битва у неласкового холодного моря, лесные охотники воочию убедились в том, что арии чтут договоры. В том бою топор дикого галогаландского берсеркера едва не искалечил Ледара, если бы не подоспел Гердан, которого все именовали "Небесным Мстителем" ‑ воином, с колыбели воспитанным для борьбы со Злом во всяком его проявлении. Витязь увернулся от страшного лезвия и подрезал врагу ноги, и когда тот стал падать ‑ отрубил голову. Ледар же поднялся с земли, поднял выбитый меч и, словно ничего особенного не произошло, равнодушно кивнул Гердану. О причинах такой неприязни будет рассказано позднее.

А еще у Ледара была его Любавушка. Она родилась в семье боярина, который сражался плечом к плечу с отцом нынешнего царя, но носила не священное имя на древнем языке, а обычное. Ледар знал ее с раннего детства и, как ему теперь казалось, всегда любил. Часто царевич и боярышня вместе гуляли по лесу или просто сидели на траве, привязав неподалеку коней. Он обнимал ее за плечи, она склоняла голову ему на плечо, и Ледар зарывался лицом в светлые волосы своей милой, вдыхал запах ее кожи… А теперь их сыну пять лет, а старшей из дочерей пора искать жениха. Многое изменилось со временем, минули шумные пиры и кровавые сражения, появились шрамы и морщины. Только любовь Ледара и Любавушки осталась прежней. Где бы ни был царь ариев, он всегда помнил о той, что ждет его дома, и в самых тяжелых походах, когда могли спать воины, но не вожди, царь находил время, чтобы написать несколько строк для жены, чтобы вместе с обычными сообщениями гонец доставил в Русколань и его письмо. А когда враг бежал из Арьяварты, Ледар возвращался с войском назад, Любавушка встречала его на высоком крыльце, он обнимал ее ‑ так, как когда‑то давно, в лесу, и заглядывал в ее бездонные голубые глаза. Это было главной наградой, которую он получал от своей Родины. И Ледар был счастлив.

Однако быстро добраться до бревенчатого кремля в сердце Русколани царю и боярам не удалось. Издалека они услышали гул толпы, перекрываемый двумя голосами ‑ один явно в чем‑то оправдывался, а другой гремел словно гром, уверенный в своей правоте. Через некоторое время взору охотников открылась следующая картина.

Возле распахнутых настежь ворот двора кузнеца Огнеяра толпился народ. Посреди широкого круга, образованного людьми, стоял сам кузнец в рабочем фартуке и свежей копоти ‑ явно только что из кузни. Подбоченившись, он наступал на пятящегося с явным желанием спрятаться за чужие спины… глашатая‑бирюча! Странно ‑ один из самых уважаемых в городе людей нарушает порядок.

Не заметив подъехавшего царя, Огнеяр продолжал свою гневную речь:

‑ …дай волю, так и на шею сядут! Да кто ты такой, чтоб с меня, как ворог, дань требовать?!

‑ Да не дань то! ‑ Пытался оправдаться глашатай, но вид могучего кузнеца, поддерживаемого толпой, не способствовал его красноречию. ‑ Царев то указ!..

‑ А не верю! С чего это царю вдруг имущество наше понадобилось? Не война и есть! Сколько лет исправно все градские честью оговоренное платили ‑ иного и прадед мой не упомнит! А тут ‑ дай да подай тебе еще пол ‑ столько? Э, брат, нечего с тобой и говорить дальше ‑ сам не хочешь уходить, так провожу.

Огнеяр шагнул к глашатаю, но Ледар решил вмешаться и, повелительно подняв руку, громко сказал:

‑ Стой, кузнец! Нечего своих бить чужим на радость.

Возмутитель спокойствия остановился и повернулся к подъехавшему почти вплотную царю. Толпа с еще большим интересом стала следить за развитием действия. Ледар еще раз поднял руку, чтобы зрители стихли, и спросил:

‑ За что ты гневаешься на моего человека?

‑ На твоего? Твой не твой, а и за себя отвечать должен по всей Правде! Виданное ли дело ‑ ходит по улице, ни войны, ни голода, а он кричит: давайте отныне в казну на пол ‑ столько больше, чем раньше было! Ну ни проходимец ли есть? Еще и именем твоим прикрывался!

‑ А… Если я и вправду велел теперь собирать больше, нежели ранее было условлено?

Кузнец нахмурился и стал похож на медведя:

‑ А коли так, почто без Веча? Какая ‑ такая надобность, чтоб больше давать?

‑ Послы из Мелуххи сделали очень выгодное торговое предложение. Однако чтобы перевозить много товаров, следует укреплять пути через Степь. Сам же знаешь, люди там живут дикие, им добро отнять чужое ‑ как тебе медовухи хлебнуть. ‑ Царь улыбнулся: Для вас же стараюсь! Твои же дочки первыми чужеземные диковинки побегут смотреть.

Однако Огнеяр только покачал седой головою. За свою долгую и богатую событиями жизнь он не часто с кем‑то спорил, ибо старших безоговорочно уважал, а младшим сам был непререкаемым авторитетом. Своими руками кузнец построил свою судьбу, в которой не было места случайностям, везению или неудачам ‑ только постоянный труд старательного, умелого и любящего свое дело человека. Из затерянного в дремучих лесах безвестного селища в стольную Русколань привело его искусство работы с металлами, слава о котором гремела, еще когда кузнецу не было и двадцати. И меч, и плуг, и маленький оберег ‑ подвеска выходили из‑под молота Огнеяра одинаково достойно. В юности ночевавший иной раз под открытым небом, он обзавелся огромными хоромами из нескольких изб и не менее большой семьей ‑ сыновьями и дочерьми, которых также с раннего детства приучал к труду. Даже женился‑то он хоть и один раз, да зато жена была под стать ‑ мастерица на узоры. Многоженства, в те времена совершенно обычного, Огнеяр не терпел: "Это все князья да бояре жен себе набирают, чтоб силу свою показать, а у меня уж есть жена ‑ и не взгляну больше на других баб, хоть они золотые, хоть какие. Куда мне больше одной?" На вечевых сходах кузнец зачастую высказывал такое, о чем промолчал бы любой другой гражанин, навлекая на себя подозрения в зависти к царю и боярам. Но горожане уважали и любили Огнеяра, и не только за ремесло: он всегда был готов помочь человеку, попавшему в беду. Ростовщичества кузнец не желал знать, говоря: "Я тебе помог в горе, и ты мне в несчастье поможешь. А больше ничего мне не нужно...". Никто и никогда не мог поколебать его убеждений. Вот и сейчас он не собирался уступать даже царскому мнению:

‑ Мудро ты задумал ‑ с нас наложину свою соберешь, потом купцы эти поторгуют, с них подати тебе же в карман…

Ледар начал терять терпение:

‑ Не думал я, что ты жадный такой, кузнец. Или обнищал ты за одну ночь, раз трудно тебе чуть больше прежнего отдать?

‑ Не о себе я, царь. Пришел бы твой человек и сказал ‑ мол, нужно, Огнеяр, тебе столько‑то и столько в казну отдать ‑ я бы и в пять раз большее отдал. Да только я‑то отдать могу, а сколько народу не может? Ты о них подумал? Кто трудом своим живет, зверя имает, поля пашет, ремесло знает ‑ легко ли им‑то твоим прихотям угождать?

‑ Да тебе бы самому царем быть! ‑ усмехнулся Ледар ‑ Ишь как о народе заботишься, больше меня да бояр моих!

‑ А что думаешь, случись что с тобою да с родом твоим, неужто не выкликнули бы меня на Вече, если бы пожелал?..

На несколько мгновений воцарилось молчание. Ледар изменился в лице. Он схватился за плеть, висевшую у седла, но боярин Яросвет удержал его руку и крикнул кузнецу:

‑ Это ты что говоришь? Бунт задумал?!

Неизвестно, что ответил бы Огнеяр, но в этот же момент от толпы отделился человек, который стремительно подошел к сжимавшему кулаки кузнецу, положил руку ему на плечо и примирительно сказал: