Слитный крик тысяч глоток разорвал воздух. Первобытный гнев варваров, более всего ценивших свой Род и Свободу, готовился выплеснуться на врага. Великий Вождь же поднял руки и лицо к небу, словно принимая благословение Богов на битву с Силами Тьмы:
‑ О ты, светлое Солнце, источник всякой жизни, отец всего что дышит! Посмотри же, как чтящие тебя сойдутся в сече с племенем, ненавидящим свет и желающим вечной Ночи! О Эзус, хранящий великое Древо! Да будет в бою с потрясателями мироздания каждый наш удар подобен удару твоей секиры! О гневный Таранис! Пусть наша ярость станет подобна твоим молниям, что мечешь ты в нечестивых с заоблачной колесницы! О безжалостные Бадб и Морриган! Да падут к вашим ногам пораженные нами враги! О Кернуннос Трехрогий! Прими на Ойлен Уль всех, кто со смехом грудью встретит вражеский меч, дабы последним ударом настигнуть врага! О мать‑земля, Родина! Дай силы своим сыновьям показать, что значит ненависть туатов!
И все войско Ингерикса, как один человек, в едином порыве выдохнуло:
‑ ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!
Твердо держа в одной руке поводья боевой колесницы, Великий Вождь туатов из‑под ладони другой руки следил за вражеским строем. Последние приказания были отданы. Да и что было приказывать? Даже объединенное войско всех туатов было пусть на немного, но меньше легионов Хейда. А если учитывать, что туаты не слишком признавали доспехи, и более половины воинов Ингерикса сражались обнаженными по пояс, то в столкновении с закованными в металл врагами они могли рассчитывать лишь на ярость и ловкость. Исключением были лишь Воины Света, сражавшиеся вообще без всякой одежды, но зато могшие дать фору любому. То, с какой скоростью они могли крутить мечами вокруг себя, уже могло вселить страх в неприятеля.
Конечно, можно было попытаться окружить противника в незнакомом для него лесу, но это означало распылять силы, и Хейд легко бы прорвал такое окружение, бросив всех воинов на одно направление. А потому план был элементарен: единым ударом всех сил пробить строй повелителя вампиров, разделив его войско на две части, а затем уже добивать их по отдельности. Если этот план будет неудачен, то в любом случае потери с обеих сторон будут столь велики, что Хейд на какое‑то время задержится, и новый Великий Вождь сможет начать переговоры на равных условиях. Другой Вождь, ибо сам Ингерикс не собирался бежать с поля брани. Не для того он сюда пришел…
В отличии от восточных колесниц, кельтская боевая повозка того времени была одноместной, и потому единственный воин исполнял обязанности и колесничего, и бойца. Ни о каком обстреле из лука с движущейся колесницы и речи, понятно, быть не могло, и потому основным оружием колесничего были дротики и длинное копье, а если оно ломалось ‑ то любое другое оружие ближнего боя. Конечно, против пехоты и сама такая колесница была серьезной опасностью, но все‑таки не такой грозной, как ассирийские или египетские, ввиду отсутствия шипов, пик и серпов на колесах.
Над полем на миг повисла тишина. Только вороны, кружившие в небе, хрипло смеялись над противниками в ожидании поживы. И так не хотелось прерывать эту печальную бесконечность, что Ингерикс едва ли не с удивлением подумал: а может быть, есть иной выход? Может быть, сейчас, пока не началось сражение, начать переговоры?
Но за его спиною и за спиною каждого его воина лежала их Земля. А те, кто рвался к ней в ненасытной жажде разрушать и губить, запятнали себя кровью их братьев. И потому никаких переговоров быть не могло.
Можно было только мстить.
Ингерикс стряхнул оцепенение.
Воздев над головою руку с дротиком, он крикнул то слово, после которого уже не оставалось места ни раздумьям, ни сомнениям, ни страху:
‑ ВПЕРЕД!
И его рать ответила ревом и лязгом металла.
Туаты бросились вперед, возглавляемые вождями на боевых колесницах. над ними развевались полотнища с символами племен. Топот пехотинцев, грохот колесниц и лошадиных копыт, нечленораздельный крик атакующих слились в единую волну, оглушавшую и сводящую с ума. Впереди всех, едва уступая в скорости повозкам, бежали Воины Света, потрясавшие мечами, заговоренными друидами. А в тылу продолжали жутко и беспощадно бить гигантские барабаны, придавая сил атаковать.
Войско Хейда ощетинилось копьями, а кавалерия на флангах двинулась навстречу туатам. Это было невероятное зрелище ‑ встречная атака тяжелой кавалерии и почти что бездоспешной пехоты! Иные туаты останавливались, чтобы метнуть дротик или пустить стрелу, а затем бежали дальше.
И вот всадники и пешие варвары столкнулись! Крики боли затоптанных боевыми жеребцами и скошенных тяжелыми мечами встали подобно некой почти что осязаемой завесе. Но враг тоже нес потери! Иные пехотинцы, изловчившись подпрыгнуть, всаживали свое оружие в тела всадников, пробивая доспехи, или пытались вышибить их из седел. Лучники били практически в упор. Утратившие оружие в страшной давке или оставившие его в теле поверженного врага выхватывали боевые ножи и вспарывали брюхо коням. Обладатели копий или секир на длинных топорищах прикрывали товарищей, выставляя оружие навстречу всадникам. Некоторые подрубали боевым жеребцам ноги, и уже на земле добивали поверженных врагов. Но все‑таки потери пехотинцев после первого удара конницы Хейда были слишком высоки…
Тем временем атакующие достигли и центра вражеского построения. Вожди на боевых колесницах задержали коней и начали прицельно метать дротики, укрываясь от стрел и сулиц за большими щитами. Лучники и копьеметатели Хейда не могли задержать и пеших туатов, ибо настолько велика была их ярость, что иные пораженные стрелами в плечо или бедро даже не замечали ран и не замедлялись. Копья рати вампиров, предназначенные для противостояния всадникам, но страшные и для пехоты, опустились, готовясь принять на себя людей.
Сшиблись! Когда пехота поравнялась с колесницами вождей, они завершили метание дротиков и продолжили атаку, зажав тяжелые копья в свободной руке. Конечно, повозки не были предназначены для прошибания плотных построений копейщиков, и потому с гибелью лошадей и поломками стали бесполезны, но все же свое дело они сделали ‑ прошибли вражескую линию. Когда между Воинами Света и вампирами осталось каких‑нибудь два шага, часть воинов‑жрецов взвилась в воздух, чтобы избежать копий и ударом сверху повалить врага, а другая часть, маневрируя между наконечниками, сразу рвалась к противнику. И стоило Воинам Света оказаться в гуще неприятелей, как начался настоящий ад ‑ каждый из них представлял собою некий вихрь, с непостижимой скоростью вращающий лезвияем и сбивающий вампиров с ног огромным щитом. А за их спинами уже появлялись простые воины туатов, готовые закрепить успех передовых.
Атакующим помогало то, что в ближнем бою копья становились практически бесполезными. Впрочем, иные так и не успели добраться до врага ‑ они взвились над полем брани, поднятые на копьях, чувствуя, как железо рвет их тела, и понимая, что это ‑ конец. Однако сеча еще только начиналась, и успех явно сопутствовал туатам. Хейд был попросту лишен возможности применять хитрые построения против этой беспорядочной варварской орды! И теперь каждой из сторон оставалось лишь надеяться на выносливость собственных воинов.
…Ингерикс удержался на ногах, когда колесница резко остановилась, накренившись вправо, а лошади, пронзенные сразу несколькими копьями, жутко заржали. Он вырвал копье из тела пораженного им вражеского воина и всадил окровавленный наконечник в тело еще одного, подбиравшегося с другой стороны. Древко переломилось, и Великий Вождь швырнул оставшуюся в его руках палку в толпу неприятелей, а затем отбросил и треснувший щит, схватил обеими руками верную секиру и раскрутил ее над головой, разгоняя противников. Он соскочил с колесницы, разрубив пополам голову ближайшего из вампиров вместе со шлемом. А затем, видя, что туаты успешно справляются с врагами, Ингерикс потряс оружием над головой и снова призвал, перекрывая шум битвы:
‑ ВПЕРЕД!
Его воины следовали за ним. На их пути вставали все новые и новые враги, но они рубились, не зная страха, и повергали наземь врагов, и падали сверху сами. Но ни та, ни другая сторона не поддавалась. Конечно, вампира было убить куда сложнее, нежели человека, но и удары варваров были куда мощнее изящного фехтования теудских райксов и их дружинников. Зачастую один удар боевого топора сносил голову, рассекая металл, защищающий шею. Но и этого было недостаточно для окончательного превосходства над противником. И напор туатов стал ослабевать. Вспышки их гнева не хватило на прорыв вражеского строя. Все медленнее поднимались их клинки, все труднее было им отражать вражеские удары, во ртах пересохло, в висках стучала кровь, глаза туманились, а подкреплений ждать было неоткуда…И потому они так и не смогли заметить, что вражеская конница растягивается линией, загоняя дрогнувших на флангах пехотинцев в ловушку, окружая туатов. А впрочем, если бы они это заметили, что бы изменилось? Отступать туатам было некуда, да и незачем.
