– Замечательно! – сердечно сказала миссис Брэдли. – Удачи вам в подстригании газона.
Мистер Гэтти посмотрел на нее как на сумасшедшую, вздохнул и взялся за газонокосилку. Миссис Брэдли повернулась к стоявшей рядом миссис Гэтти.
– Дорогая моя, – начала та, – зачем крокодилу разговаривать с волком?
– Милый мой страус, а кто сообщил вам, что волк заперт в часовне?
– Никто не говорил. – Глаза миссис Гэтти ласково смотрели из-под золотых очков – обычная, нормальная женщина средних лет. – Я сама его там нашла. Ой нет! Мне мистер Берт сказал. Наверное, думал, что мне нужно пойти и выпустить волка. – И она захихикала.
– А вы его не пытались выпустить? – спросил я, и миссис Брэдли ткнула меня в ребро. Я успел позабыть о ее инструкциях и теперь стал лепетать какие-то извинения. Однако сказанного не воротишь. Миссис Гэтти тут же сделалась серьезной.
– Нет, не пыталась. Очень уж хорошо получилось, правильно. Я на него только посмотрела, а он меня не видел и не слышал, и вернулась домой, и все думала, а потом, когда решила, что он уснул, пошла поговорить.
Я многозначительно взглянул на миссис Брэдли. Она со свойственной женщинам проницательностью верно поняла мой взгляд и чуть заметно кивнула. Осмелев, я спросил у миссис Гэтти, что же она говорила мужу, пока он спал в часовне.
– Я сказала: «Бука! Бука идет!» – торжественно ответила она. Я расхохотался. Миссис Брэдли расхохоталась. И миссис Гэтти расхохоталась, и ее муж подошел узнать, в чем дело. Трясущейся рукой я махнул в сторону его жены и едва пробормотал:
– Она сказала: «Бука! Бука идет!» – и опять впал в буйное веселье. Потом овладел собой, вытер глаза.
Лицо у Гэтти сделалось задумчивое.
– До чего же это все интересно, – промолвила миссис Брэдли, когда мы окончательно ушли от дома Гэтти. – Мальчик мой, опять собирается дождь. Вот незадача! Быть может, приютите меня пока в доме викария?
Просьба меня удивила, учитывая, что путь к дому викария лежал мимо ворот Манор-Хауса.
– С удовольствием, – сказал я, хотя сердце у меня упало. Стоит им с супругой викария начать судачить, их не остановить. По-моему, эта дама хочет описать чету Куттс в книге. Когда ей удается навести миссис Куттс на любезную той тему, выражение лица у нее становится хищное – только что губы не облизывает. У меня от такого зрелища кровь стынет. Не женщина, а вампир.
Любимая тема миссис Куттс, нечего и говорить, – распущенность. После страшной гибели Мэг Тосстик и отъезда ненавистной Коры Маккенли эта тема подразумевает меня и Дафни. На следующую ночь после убийства Мэг миссис Куттс увидала меня у племянницы и мгновенно рассвирепела. Я объяснил, что всего лишь спросил у Дафни, все ли в порядке и не страшно ли ей, но дамочке везде мерещилось самое скверное. На следующую ночь она, нечего и говорить, застала меня уже в комнате! Да, я не позволю собой командовать личности с такими жуткими понятиями, пусть она и приходится Дафни тетей.
Увидев меня, присевшего к Дафни на кровать, она решила, что случилось худшее. (Вовсе оно не случилось.)
– Тетя, да ты сама кого угодно до худшего доведешь, – заплакала Дафни, расстроенная ее нападками. – Ноэль, дорогой мой! – И она протянула мне кольцо. Я молча опустил его в карман. Мы демонстративно поцеловались, и я отступил в сторону, давая миссис Куттс дорогу вон из комнаты. Она не двинулась – я тоже. Не мог же я уйти и оставить Дафни ей на растерзание. Наконец миссис Куттс вышла, и я последовал за ней.
Утром я опять отдал кольцо Дафни – она, нечего и говорить, вернула мне его, только чтобы отвязаться от своей ненормальной тетки. Да, после гибели Мэг Тосстик у миссис Куттс сильно испортились и нервы, и характер. Мужа она пилила, а он после той истории с загоном и так стал как разъяренный бык. И неоднократно повторял, что легко отделался. Миссис Куттс несла чушь о развратных пастырях, и то были речи куда более резкие, чем ее всегдашние обличения. Причем нам с преподобным обоим доставалось. Сумасшедшая женщина. Честное слово! Если бы я мог – женился бы на Дафни немедленно, вырвал бы ее из обстановки, которая на нее так скверно действовала. Однако священнослужитель не может просто зарегистрировать брак в мэрии; кроме того, меня связывало обещание, данное старику Куттсу, не спешить со свадьбой.
Итак, пришлось проводить миссис Брэдли в дом викария, потому что дождь усилился, и мы, пока шли от Моут-Хауса, основательно промокли.
Ничто не могло доставить большего удовольствия миссис Куттс, питавшей в последнее время особое пристрастие к миссис Брэдли, чем переодеть гостью в сухое платье и туфли и развести для нее огонь в камине.
Пока они были наверху, в гостиной появилась Дафни.
– Ноэль, дядя беседовал с инспектором, который расследует убийство, и тот говорит, что у нас в деревне ожидается всплеск преступности. Таким преступлениям часто подражают. Это просто ужасно.
За чаем беседа велась про убийство. Миссис Брэдли слушала, как хозяйка распространяется о распущенности, и старалась раззадорить ее, когда та начинала иссякать. Я не знал уже, куда деваться от их разговора, Дафни – тоже.
В шесть гостья наконец-то оторвалась от беседы и дала мне знак следовать за ней. Я пошел сам не знаю почему. Эта женщина, нечего и говорить, подавляет мою волю. Мне хотелось остаться с Дафни и обсудить грядущий Праздник урожая, но я как покорный пес следовал за миссис Брэдли. Мы вышли на дорогу, ведущую к каменоломням, и тут моя спутница резко остановилась и сказала, стараясь перекрыть шум ветра:
– Знаю я все проделки Берта. Вы его не боитесь?
– Боюсь, еще бы! – прокричал я.
– Да-да, понимаю! Чем я вам так не нравлюсь, мистер Уэллс?
Ничего на это ответить я не мог; мне вдруг стало жарко, и язык отнялся.
– Мне нужна ваша помощь! Будет проще, если вы избавитесь от своего предубеждения! – Она помолчала и еще громче добавила: – Мне ведь и викарий нипочем; могу помочь, если пожелаете!
– То есть?
– Вы хотите жениться на его племяннице!
От этой чертовки ничто не укроется.
– А у меня полно знакомых епископов!
Я остановился и взглянул на нее. Надеюсь, выражение лица у меня было непреклонное.
– Вы пытаетесь меня подкупить, миссис Брэдли!
– Да, конечно, мой мальчик! – кричала она, влажно дыша мне почти в самое ухо.
– Согласен! Пожмем друг другу руки.
Она сжала мою ладонь сухой желтой лапкой. Ничего себе, хватка! Посильнее, чем у миссис Куттс, опытной пианистки.
– Ждите здесь. Если через полтора часа не выйду, идите в полицию.
– Думаете, Берт – убийца?
Нехорошо все-таки кричать во всю мочь. Так и в диффамации могут обвинить.
– Думаю, он страшен, если его разозлить! – Дрожащей рукой я поправил свой воротник-ошейник. – Я тоже иду!
– Смельчак! – радостно взвизгнула миссис Брэдли.
Что ж, не без того.
У меня с собой была тяжелая трость. Критически обозрев это орудие, я положил его на обочину. Лучше не провоцировать Берта, а без палки я буду выглядеть безобиднее. Поднимаясь по крутой тропе, я весь дрожал и изнывал. Сильный ветер, едва не сдувавший нас вниз, гнал по небу серые тучи. Вокруг были заброшенные карьеры. Как же легко силачу вроде Берта столкнуть нас в карьер, там, где ограда совсем никудышная. Нас могло бы спасти присутствие Коры, но где она, Кора? Судя по слухам, гастролирует на северо-востоке Англии, играет в пьесе «Пташки». До некоторой степени меня успокаивало присутствие неукротимой маленькой пожилой дамы. Ее желтое лицо было спокойно, губы плотно сжаты, словно все жизненные силы она сейчас сосредоточила на преодолении подъема и борьбу с порывами ветра. Обернувшись, миссис Брэдли прокричала:
– Вы ведь сами хотели пойти!
– Да! – ответил я, придерживая обеими руками шляпу. – Это все супруги Гэтти! Оба психи!
– Оба – что?
– Психи!
– Что?
– Психи!!
– А да! – Она заулыбалась и вдруг замахала рукой.
У ворот стоял Берт. К моему изумлению, он замахал в ответ и побежал навстречу. Обхватив миссис Брэдли за спину громадной ручищей, он буквально потащил ее наверх на растерзание бушующему ветру.