«Я сама не своя, когда он так на меня смотрит. Я становлюсь другой женщиной – такой, которая сидит на возвышении, прихорашивается и ничего от него не прячет», – говорила себе Элинор.

– О чем вы думаете? – спросил он неожиданно.

– О том, что я хотела бы быть более сильной. И хотела бы, чтобы ваше предложение не было таким привлекательным.

– Почему?

– Потому что думаю, что согласие обнаружит большие изъяны в моем характере. И принизит меня в глазах других людей.

– К черту то, что подумают другие, мисс Бекетт. – Он подался вперед, и его пристальный взгляд словно пригвоздил ее к месту. – Будьте выше этого и скажите «да». Потому что вы сама себе хозяйка, вы снова независимы и вас не тревожат сплетни недоумков. У вас будут деньги, необходимые для того, чтобы устроить жизнь по собственному желанию. Если вы до конца жизни больше никогда не нарушите ни одного своего правила, то пусть будет так. Но не отказывайте мне, Элинор. Помогите мне в этой работе, и я навечно буду у вас в долгу.

«Снова независимая? Жизнь по своему желанию? Звучит так привлекательно».

Элинор сделала глубокий вдох, чувствуя груз мокрых шерстяных юбок, тугую ледяную хватку кожаных ботинок и клетку корсета. Господи, она чувствовала оковы и холод! И отвергнуть предложение художника – значит принять будущее, которое ничего, кроме этого, не обещало. А если принять, придется забыть страх и гордость, азартно рискнуть даже собственной душой в надежде снова обрести жизнь, безопасную и комфортную.

– Пятнадцать тысяч фунтов? – прошептала она. – Нет, я не продаюсь, мистер Хастингс.

– Я не предлагал купить вас, мисс Бекетт. Я просто плачу за право смотреть на вас так долго, как пожелаю, смотреть с единственной целью – схватить ваши черты.

Вот оно! «Право смотреть на вас так долго, как пожелаю».

– Но я не сниму… – Она проглотила ком в горле. – Сэр, я не буду позировать без…

– Я не попрошу вас снять ни единой вещи. – Его глаза стали горячее, чем тлеющие угли. – И если это последнее ваше возражение, то надо полагать, что ваш ответ…

– Да. – «Господи, помоги мне!»

Джозайя возликовал, когда она согласилась.

«Слава Богу!» – мысленно воскликнул он.

Это был долгий и мучительный день – день тревог и раздумий о том, как лучше представить это дело, представить так, чтобы она согласилась. Тени перед глазами колебались и тревожили, а голова ужасно разболелась от попыток быть терпеливым. Наконец он сдался и решил отправиться в «Рощу», а там бродил по гостиной несколько часов в ожидании Элинор. И вот… наконец-то!

– Вы не пожалеете, мисс Бекетт. Если от меня потребуются еще какие-то обещания, надеюсь, вы дадите мне об этом знать.

Она вскинула подбородок, потом отпила глоток чаю.

– Нет необходимости. Это мой собственный выбор, и если будут последствия, я не собираюсь уклоняться или обвинять вас.

«Гордая. Вы замечательно гордая, мисс Бекетт. Думаю, что захочу лично отомстить тому, кто попытается сломить ваш дух. И теперь… Ох, только бы мои глаза позволили мне воплотить этот дух в красках…»

Джозайя решил не терять время понапрасну.

– Я позволил себе вольность – встретился сегодня с юристом, чтобы вы знали: вам не придется полагаться только на мое слово. А что касается платы, – он вытащил из кармана сюртука контракт, – то все сделано так, что этот документ защитит ваши интересы.

Элинор взяла протянутую ей бумагу, и ее глаза заблестели от навернувшихся слез.

– Вы действуете очень быстро, сэр…

Джозайя утвердительно кивнул:

– Да, верно! Я не имел желания оставлять хоть что-то на волю случая, мисс Бекетт. Мое предложение – честное, и я подумал, что если вы увидите его на бумаге, то оно станет для вас убедительнее.

– Спасибо, мистер Хастингс.

Тут появился слуга с их обедом, и Джозайя был благодарен ему за вторжение. Элинор сунула контракт в карман юбки; у нее было несколько минут на то, чтобы успокоиться.

Когда они снова остались одни, если не считать маленького мальчика, теперь дремавшего у камина, Джозайя принялся наливать в бокалы вино.

– Я не пью, мистер Хастингс, – сказала Элинор.

– Ох да, конечно, не пьете. Тогда мы можем попросить, чтобы нам…

– Чай просто замечательный. Я не хочу зря беспокоить персонал миссис Клей.

– Какое беспокойство? Я просто… О черт!.. – Джозайя случайно задел бокал с вином и опрокинул его, залив все на столе и забрызгав свой сюртук и рубашку. – Я… простите, это…

– Ничего страшного. – Элинор встала и пришла к Джозайе на помощь, салфеткой останавливая потоп. – Вы самый обычный человек, мистер Хастингс. Признаюсь, я несколько успокоилась, увидев это.

– Правда?

– Вы всегда появлялись внезапно – с того момента как я впервые увидела вас. И постоянно спасаете меня. Это несколько… ошеломляет, согласны? Но это маленькое недоразумение заставляет меня думать, что вам тоже свойственны промахи – как и всем нам, простым смертным! – Она улыбнулась ему, и он словно погрузился в сияние ошеломляющего колорита, исходившего от мисс Бекетт. – И это хуже всего, – добавила вдруг Элинор, охваченная желанием выскочить из комнаты.

Он поднял на нее глаза и с улыбкой сказал:

– Если это худшее, я не могу жаловаться. Но предпочитаю больше не демонстрировать свою человечность таким образом. Так что давайте надеяться, что я смогу удержать локти подальше от соусника.

– Весьма разумно, мистер Хастингс. – Элинор снова заняла свое место.

Джозайя невольно вздохнул. Было унизительно думать о светских навыках, которые он давно утратил и до сего момента совершенно не горевал об этом. Теперь же обед казался задачей куда более сложной и пугающей, чем несколько минут назад, но Джозайя не собирался отказываться от общества мисс Бекетт.

– Что ж, давайте посмотрим, сумеем ли мы отдать должное этому пиру, чтобы миссис Клей осталась довольна. Она моя любимица и мой друг. Надеюсь, она не показалась вам слишком… по-матерински заботливой. Радерфорд все время ворчит, что размяк под ее опекой, но совершенно не спешит найти себе новую обитель.

– Она о нем упоминала. И очень хорошо отзывалась. Вы тоже о нем говорили. Надо полагать, он ваш друг, верно?

– Да, – кивнул Джозайя. – Один из ближайших друзей. Но Радерфорд мне никогда не простит, если узнает, что я сделал его предметом разговора… да еще и разгласил его секреты.

– Вы знаете его секреты?

– Баранина? – Джозайя приподнял тарелку, меняя тему беседы. – Я ужасно проголодался. А вы?

Элинор рассмеялась.

– Что ж, тогда расспрошу вас о живописи, и вы скажете, когда мы начнем.

– Согласен, – ответил Джозайя и протянул ей руку. – Пришлю за вами карету завтра утром.

Элинор ахнула, ошеломленная такой спешкой. Но все же приняла предложенную руку, чтобы скрепить договор… и решить тем самым свою судьбу.

– Это ваш дом?!

Элинор старалась скрыть удивление, когда, повернувшись, посмотрела в окно кареты. Она-то ожидала, что они направятся к особняку в каком-нибудь престижном районе, но кучер поехал на восток и теперь остановился перед руинами странного кирпичного здания.

– Какой есть. – Джозайя открыл дверцу и щедро вознаградил кучера. – Я живу и работаю на двух верхних этажах, а мой управляющий и его жена обитают на третьем. – Он подал девушке руку, чтобы помочь выйти из кареты. – Прошу вас…

Элинор неохотно покинула убежище.

– Неужели вы живете здесь?

Мистер Хастингс улыбнулся.

– Я только что об этом сказал. – Он взял Элинор под руку и с улыбкой проговорил: – Пусть вас не обманывает непритязательный вид моего жилища. Этот дом видел лучшие дни, но и сейчас очень хорош. Да и с чего мне жить в обычном доме, когда я могу иметь пять этажей одиночества? Гм… почти одиночества. Как я сказал, тут есть еще старый Эскер с женой.

– Дом… очаровательный. – Это было совсем не так, но Элинор не знала, что сказать. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь жил в таком месте. Девушка покачала головой и пробормотала: – Наверное, все художники предпочитают жить… в уникальных местах.