«Баба Яга! – кричит зычно главный спецназовец. – Немедленно в самолет, тебя министр в Москве заждался!»
«Нет, – трясет патлами пьяная стерва. – Не поеду!»
«Почему? – изумился видавший виды спецназовец. – Твои дружбаны, Змей с Кощеем, давно уже в Союзе…»
«А что мне там делать? – спрашивает укушавшаяся бабушка. – Это там, у вас в Союзе, я Баба Яга, а здесь, в Афгане – Василиса Прекрасная!»
– Ха-ха-ха!!! – взорвалась хохотом почти половина пассажиров «Горбатого», внимательно слушавших колоритный, хотя и несколько затянутый, но все же оригинальный анекдот веселого танкиста.
Смеялись так громко, что из своей кабины выглянул командир корабля и удивленно наблюдал, как хохочут молодые офицеры, летевшие не куда-нибудь, а на настоящую войну.
Суета, хренобень и туфта…
… Вскоре все потихоньку задремали. Вдруг завыла сирена, и металлический голос командира корабля в динамиках известил.
– Внимание! Мы пересекли границу между СССР и Афганистаном!
Однако встревожены были не все – летевшие не впервые спокойно себе дремали.
– Да не дрыгайтесь вы, – буркнул шебутной танкист из-под фуражки, закрывшей пол-лица. – Это так – традиция, летуны завели. При возвращении на Родину – как же вы эти слова ждать будете! А пока приберегите силы на посадку в Кабуле, хотя вы – парашютисты, вам не так хреново будет, как остальным.
Зачем беречь силы для посадки в столице дружеского государства, было неизвестно, поэтому Александр с Романом снова закемарили. Но когда «Горбатый» повис над Кабулом, действительно пришлось вспомнить уроки десантирования: с десяти тысяч метров громадный Ил-76 быстро свалился на крыло и за считанные минуты, за каких-то три круга, довольно жестко ударился колесами об аэродромный бетон.
Парашютисты держались молодцами, хотя даже им не верилось, что такая огромная машина способна на подобные маневры. Иным заменщикам в самом деле поплохело, некоторые «хвалились харчами», одна женщина с перепугу вообще потеряла сознание, возле нее суетился капитан-медик.
– Сегодня летуны что-то на самом деле погорячились… – тяжело вымолвил танкист, переводя дух со вчерашним амбре.
Выйдя из кабины летчиков, командир борта жестко осмотрел своих пассажиров.
– Перед нами «духи» сбили АН-24, – обозленно сказал он. – Кто не верит, посмотрите на горы, когда выйдете!
Открыли рампу, но выходить почему-то не спешили – там работали представители Кабульской пересылки. Впереди респектабельно выступал в новой «эксперименталке»[32] здоровенный, упитанный, что твой хряк, старший прапорщик-десантник.
На широченной груди прапорщика красовались орденские планки, просто обязывавшие «союзных» заменщиков взирать на него с благоговейным уважением: два ордена Красной Звезды, орден «За службу Родине в ВС СССР» третьей степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За отличие в воинской службе» первой и второй степени! На всю остальную «песочно-юбилейную шелуху» ошарашенные молодые офицеры не обратили внимания.
– Наверное… спецназовец… – вслух высказал мысль Роман.
– Держи карман шире! Дальше дуканов кабульских нигде не бывал! – с презрительным пренебрежением бросил танкист. – Крыса тыловая!
– Как так?! – изумились парни.
– А так, – продолжал новый знакомый. – Этот прапор – начальник склада без склада (должность в штате есть, а склада такого по жизни не существует, в связи с определенными причинами), одного из полков славной 103-й десантной Витебской дивизии. Дивизия воюет в горах, «зеленках»[33] и кишлаках, а прапор пригрелся и уже пятый год на пересылке настойчиво «сражается», не щадя живота своего.
– Как, пятый год? А награды? – не могли въехать парни, а с ними – и множество любопытных заменщиков.
– А так, задача у этого хряка колхозного не воевать, – презрительно глядя на прапорщика, продолжал танкист, – а быть «в-передок-смотрящим», отбирая на пересылке привлекательных особей прекрасного пола для штаба армии и командования 103-й дивизии. За это он регулярно получает награды, бабки у него водятся, генералы за руку здороваются, а десантники пяти «крайних» замен каждый раз обещают застрелить или, на крайний случай, кастрировать.
– А чего не кастрируют, а лишь обещают?! – вознегодовал кто-то из «союзных» заменщиков.
– Во-первых, – рассказывал танкист, довольный тем, что он снова оказался в центре внимания, – никто не хочет под конец своего пребывания в этой мясорубке марать руки об такое дерьмо. Во-вторых, он в здешней столице уже пять лет отирается, все привыкли к нему, он тут – некий раритет, визитная карточка воздушных ворот Кабула. А в-третьих: когда этот «орденопросец и медалист» чует в воздухе опасность, он сначала накрывает «боевикам» шикарную поляну, а потом прячется, суток на трое, в нору, имеющуюся у него в женском модуле. Оттуда его даже командарм не достанет!
– Ха-ха-ха!!! – вновь сотряслось смехом пол-«Горбатого».
Привлекательных женщин на борту на этот раз не было. За исключением молодицы, потерявшей сознание во время посадки; правда, сейчас ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, поэтому славный «орденопросец и медалист» демонстративно-безразлично проследовал мимо. Заменщиков пересчитали, забрали предписания и повели на пересылку.
При выходе из самолета они обратили-таки внимание на склон ближайшей заснеженной горы – там что-то дымило (наверное, догорал сбитый АН-24), кружили два вертолета Ми-8, а эскадрилья Ми-24 упорно долбила НУРСами и бомбами кишлак под горой. Прилетевшие в Афган не впервые, чувствовали себя намного вольготнее – не все из них пошли на пересылку. Кое-кого встретили на машинах, просто на краю аэродрома, а веселый танкист, забрав вещички, простившись с попутчиками, рванул к девчатам из инфекционного госпиталя.
Кабульская пересылка оказалась непревзойденным явлением военного зодчества. Если раньше (по рассказам старожилов), пересылкой именовали банальное сосредоточение дырявых палаток на обочине аэродрома, обнесенных колючей проволокой, тогда как сейчас это было некое «Сити» – несколько запорошенных вездесущей афганской пылюкой сборно-разборных сооружений (модулей) из фанеры, как и ранее, обнесенных колючкой, рядом с аэродромом.
В модулях стояли солдатские двухъярусные койки, тумбочки и табуреты. Туалет и умывальник располагались на дворе. Внутри модуля, где поселились приятели, был, правда, черно-белый телевизор, по которому как раз транслировали очередной доклад вездесущего и косноязычного Генсека.
Парни поспали, повалялись на койках второго яруса (оттуда лучше виден телевизор), покурили в курилке. Вечером за Романом приехали спецназовцы, забрав с собой, а в скором времени и Сашка улетел в свой гарнизон.
В бригаде старлея никто не встречал: на КПП показали, как пройти к штабу возле обелиска с БМД-1 на пьедестале. В штабе дежурный по бригаде приказал вооруженному автоматом посыльному, стоявшему возле входа, взять Сашкины вещи, рассказав – где находятся кабинеты командира бригады, начштаба, начальника политотдела, секретаря парткома, строевая часть и т. п. Отдав честь Боевому Знамени воинского соединения, Сашка направился к кабинету начальника политического отдела, подполковника Михалкина. Зашел, как требовали того воинские уставы – строевым шагом, приложив руку к фуражке, и представился.
– А, Петренко! Заявился, конец-с-концом! – даже не поздоровался начпо. – Рассказывай!
– О чем рассказывать? – не понял тот.
– Как ты там ЧВС Киевского Краснознаменного нах… послал, старлей! Об этом расскажи! – Начпо без старта набрал обороты.
– Не посылал я никого… – начал оправдываться Александр.
– У меня другие сведения. – Начпо, подполковник лет сорока, среднего роста, спортивного вида, крепкого телосложения, подошел к Сашке вплотную, принюхался (на всякий случай – может, старлей где-то с вечера хлебнул спиртного, можно сразу же – «на цугундер», или же – к партийной ответственности). Ничего не унюхав, Виктор Федорович (именно так его звали) мог бы успокоиться, но…