Весь город только и думал, что о первом сентября, будто это какое-то сверхсобытие. А вот Влада терпеть не могла этот день. Нужно стоять часа два на линейке, чувствуя нервный озноб, слушать бесконечные фальшиво-радостные речи учителей, сжимать в руках шуршащий целлофаном букет и ждать, ждать, когда все это уже закончится.

Возле метро разложились дачники, расставив тележки и ведра с астрами, георгинами и гладиолусами. Влада долго выбирала букет, пока не остановилась на трех маленьких фиолетовых астрах, подешевле. Ее букет, самый неказистый и скромный, учительница все равно почти всегда забывала после занятий на подоконнике.

Заворачивая астры в целлофан и критически поглядывая на покупательницу, старушка-дачница принялась бормотать что-то о деревне, домашней сметане и молоке, которые необходимы для таких худышек.

Влада смущенно пробормотала «спасибо», схватила букет и, слыша за спиной старушкины оханья, поспешила прочь.

Все-таки лето всегда заканчивается быстро, а последние дни августа вообще летят как часы. Влада немного постояла на набережной канала, щурясь от солнышка и с грустью провожая глазами первые желтые листья, лениво дрейфующие по глади зеленовато-мутной воды. Обратно идти не хотелось, но ждали дела.

Остаток пути до дома Влада пробежала бегом, нырнула в сырую темную подворотню, в которой из-за эха всегда казалось, что кто-то идет за спиной, и чуть не столкнулась с нарядной Анжелой, которая вывела во двор на прогулку своего ротвейлера.

– Куда несешься, Огнева, свидание, что ли, не получилось? – фыркнула Анжела, переводя взгляд на астры в целлофане. – Что – на веник поприличнее у твоего нового поклонника денег не хватило?

Ее последние слова заглушило рычание пса, которого она придерживала на поводке. Увидав Владу, ротвейлер вдруг с воем рванулся из ошейника, будто ему очень хотелось разорвать ее в клочки.

– Кондор, фу… Фу! Огнева, ты что – кошку завела?! – пытаясь удержать пса, возмущенно фыркнула Анжела. – Кошмар какой-то…

– Нет у меня никакой кошки, – буркнула Влада, пятясь и прижимая к себе букет.

Бежать было нельзя – собаки тогда точно кидаются, у них инстинкт. Лучше медленно и спокойно отступать до самого подъезда.

– Огнева, дрянь! – завизжала Анжела, когда ротвейлер протащил ее несколько метров вперед, и та чуть не грохнулась с каблуков. – Ты что с моим псом сделала?! Сглазила, что ли?! Он же спятил совсем! Фу, Кондор, я сказала!

– Я-то тут при чем?!

Влада застыла на месте, прижимая к себе астры и с ужасом глядя, как пес исходит слюной, щеря желтые клыки, и таращит налитые кровью глаза.

– Папа-а-а! Сюда-а-а-а! – взвизгнула Анжела. – Я не обязана ломать ногти и эту псину удерживать! Па-а-па-а-а!

Дальше все произошло молниеносно – Влада бросилась бегом прямиком к дому, через газон. Оглянувшись, она увидела, что Анжела, больше не стараясь удержать собаку, отпустила поводок, и пес, перемахнув через ограждение, летит вперед, оскалив страшные зубы.

Влада вскрикнула, рванулась было, но зацепилась за что-то ногой и свалилась на траву, инстинктивно закрывая голову руками.

Раздался громкий и резкий свист, а вслед за ним удаляющийся собачий визг и вопль Анжелы:

– Кондор!!! Ты куда? Ко мне!!!

Прошло несколько секунд, прежде чем Влада осторожно открыла глаза и увидела две стоящие в примятой траве ноги в потертых кроссовках и черных джинсах. Рядом валялся уже знакомый черный мяч с красными полосами.

– Не ранена? – спросил мальчишеский голос, и два черных глаза обеспокоенно и заинтересованно глянули на нее, как из тумана.

Она только мотнула головой в ответ.

Это тот самый мальчишка, который вчера спрашивал ее имя и довел до бешенства Анжелу, опять он здесь. Только без темных очков – и теперь можно посмотреть в его глаза.

Да-а-а, с такими глазами и таким лицом люди не шатаются по пыльным унылым дворам и не спасают от ротвейлеров бестолковых девчонок. С такой внешностью снимаются в кино, снисходительно глядят с обложек журналов…

У Влады болезненно сжалось сердце, будто кто-то невидимый зацепил его ледяным крючком, проколов кожу.

«Он – как юнга с пиратского корабля», – подумала Влада, разглядывая загорелые руки, порванную где-нибудь на абордаже футболку и лихо повязанную на голове цветастую бандану.

– Вставай, я этого людоеда отправил проветриться, – звонким голосом сказал мальчишка и протянул руку. – Ого, а ты разбила коленку.

Рука у незнакомца была холодная, будто тот замерз, но никаких мурашек на ровной загорелой коже не было, и Влада, сделав вид, что ничего не заметила, осторожно встала.

Голова немного кружилась, но колено было цело, по крайней мере на первый взгляд.

– Спасибо, ты вовремя. Ой, цветы…

И без того не слишком свежие астры теперь были изломаны и валялись в траве. Поднимать их смысла уже не было, и это будет первый раз, когда она явится на торжественную линейку даже без такого букета. Дед в чем-то был прав – неприятности валились одна за другой, просто не давая передышки.

Анжела уже бежала к ним, подскакивая на высоченных каблуках, продолжая визжать и звать своих родителей, а из подъезда спешила на помощь «тяжелая артиллерия» – ее отец в халате и шлепанцах и мамаша, у которой на голове смешно подпрыгивали бигуди.

– Огнева, нахалка! – вопила Анжела. – Сглазила собаку, а этот мячом в нее запустил!!!

– Пусть побегает, не беда, – возразил мальчишка. – А то злой слишком.

– Доченька! – запыхавшись, подбежал к ним отец Анжелы. – Что… Что тут такое? Где Кондор?

– Нету его больше! – притворно рыдая, стенала Анжела. – Владка дразнила его, а этот в него мячом, и Кондор испугался и сбежал…

Выпалив это, Анжела не забыла кинуть на мальчишку кокетливый взгляд и перебросить свои светлые волосы так, чтобы их было лучше видно.

Мать Анжелы, подоспев на подмогу мужу и дочери, уставилась на ребят злыми глазами, один из которых был огромный, накрашенный тушью, а второй, не накрашенный, был раза в три меньше.

– Я видела из окна, как ты дразнила нашего пса! – заорала она, наступая на Владу. – Я тебе покажу, хамка!

– Я не дразнила, и я не хамка… – растерянно попыталась защититься Влада, но отец Анжелы только злобно накинулся на нее:

– Тебя не спрашивают, нахалка! Что сделала с собакой?!

– Полегче-ка, – встав между ними, мальчишка заслонил Владу спиной. – Никто никого не дразнил. Таких псов надо на цепи держать, приступ злости случится – и полдвора разорвет.

– Да кто ты такой, чтобы нам указывать?! – взвизгнула мать Анжелы. – Оборванец ты малолетний!

– Да что с ним еще лясы точить! – Лев Михайлович вдруг размахнулся, чтобы отвесить «оборванцу» оплеуху, и Влада вскрикнула, прижав руки к вискам.

Только вот волосатая пятерня просвистела в воздухе – мальчишка как-то неуловимо увернулся, а отец Анжелы чуть не упал, потеряв равновесие.

– Ч-что… А? – растерялся он, удивленно посмотрев на свою ладонь. – Н-наглец! П-подонок! – Он начал заикаться от удивления. – Анжела, кто он такой?

– Защитничек Огневой, недавно появился… – с интересом буравя мальчишку глазами, процедила Анжела.

– Я Гильсберт Муранов, – ответил тот. – А уж кто я такой – это мое дело.

Влада с удивлением взглянула на него – надо же, какое удивительное спокойствие в такой ситуации. Любой другой на его месте давно бы испугался такого натиска и криков или же начал бы вести себя вызывающе. А этот просто спокойно улыбался, будто не боялся абсолютно ничего, и его даже забавляло все происходящее.

Хотя с такой внешностью и именем, наверное, уверенность в себе прилагается в комплекте.

– Гильсберт? Как-как, Муранов? – Лев Михайлович уже немного пришел в себя и теперь явно хотел взять реванш за фиаско с ударом, начав невероятно громко орать: – Все, крышка тебе, пацан! Номер твоей школы, быстро! Я тебе устрою, пожалеешь, что родился!

– Конечно, устраивайте, – блеснул белозубой улыбкой мальчишка. – Это будет забавно. Я в МУНе учусь.