Моше бен Элиэзер, по праву хозяина дома, постучал вилкой о бокал, прося внимания.

– Друзья, братья мои! Недобрые вести привели нас сегодня на это собрание. Тревожные сообщения стекаются к нам со всех сторон. Опять, как в прошлые годы, поднимается буча казацкая. И во главе казаков человек-демон, иезуит, не знающий жалости и пощады. К нашему несчастью, этот человек – воин, опытный и испытанный, наделённый острым, хитрым умом, пользующийся связями с королём и имеющий авторитет у холопов. Неотвратимая беда нависла над нашими общинами, над нашими городами и селеньями. В опасности наши семьи.

– Мне кажется, дорогой брат, – взял слово рабби Аарон из Тульчина, наставник местной ешивы, – ты сгущаешь краски. Мы находимся под защитой регулярных войск польской Короны. Многие наши города имеют неприступные крепости, да и наши мужчины способны сражаться и защитить свои семьи.

– В твоём городе есть крепость, – перебил его рабби Ашер из Полонного, – а что нам делать, когда поднимутся десятки тысяч озлоблённых холопов.

– Обождите, друзья, не надо так горячиться, – примирительно вставил рабби Иехиель Михель из Немирова. – В прошлые годы казаки тоже восставали, но паны всегда подавляли эти мятежи и наказывали смутьянов. Хотя, правда в том, что любое восстание, мы уже знаем из опыта, это – смерть наших братьев, которые не смогут скрыться, разорение и несчастье.

– Встанем же под защиту Господа нашего, которому служим всю жизнь, с молитвой и просьбой о милости, – закончил разговор гаон, рабби Иегуда Лев бен Бецалель.

Уже за полночь разошлись мужчины по своим спальням, заботливо приготовленным Эстер для приезжих. Тревожное предчувствие долго не давало им уснуть.

Завтра утром они разъедутся по своим городам и местечкам. Что принесёт им завтрашний день?

Не знали, не ведали своей судьбы: почти все они погибнут мученической смертью во славу Господа Бога своего.

Давид явился поздно ночью, когда все уже давно спали. Неслышной тенью, мягко ступая, пробрался он в гостиную и оттуда скользнул в свою комнату. Раздевшись, сделал несколько движений, любуясь своим отражением в зеркале. Гибкое, мускулистое тело, подсвеченное колеблющимся пламенем свечей, послушно изогнулось, и вдруг юноша сделал резкий выпад. Танцующие руки с неуловимой быстротой разорвали воздух, ломая кости невидимого противника. Этим смертельным приёмам его научил ровесник из каравана восточного торговца, остановившегося в их гостеприимном Немирове.

Уже год обучался Давид военному делу. Способный, обладающий отличной реакцией, он быстро постигал науку владения саблей, ножом, ружьём. Но единоборства ему нравились больше всего, и он уже далеко продвинулся в умении остановить нападающего противника, используя его же энергию. Польские гусары, с которыми он водил дружбу, называли Давида «летающим воином», за необыкновенно высокие прыжки, в которых он поражал противника.

Давид упросил отца купить ему лошадь и частенько скакал на ней по окрестным полям и лугам, пугая крестьян своим видом и громким разбойничьим свистом.

Эстер только переглядывалась с мужем, узнавая о новых проделках старшего сына. Нет, он совсем не был похож на еврея, усердного в учении и благочестивого, каким был их любимец Мойшеле.

Но этим вечером не военным делом занимался Давид. Он проводил время с прекрасной Рут. Они сидели в своём укромном уголке на камне. Место, меж домами, густо заросло кустами, и его ни откуда не было видно. Казалось, что дома вплотную примыкают друг к другу. Здесь, даже при желании, их никто не мог бы обнаружить. Давид держал руку девушки в своей и осторожно прикасался губами к её нежной коже на шее за ушком. Запах волос Рут дурманил ему голову. Он обнял девушку за плечи и дотянулся губами до её губ. Рука его соскользнула на девичью талию, перешла на живот и поднялась, накрыв грудь.

– Рути, любимая моя…

Рут повернула голову и отодвинулась:

– Обожди, мой хороший, не спеши, пусть родители нам сначала свадьбу справят.

– Это сколько же ждать, пока они соберутся? А время сейчас такое, тревожное; говорят, казаки силищу большую набрали и смуту снова затеяли против панов. Неровён час и сюда заглянут, не сносить нам тогда головы, если убежать не успеем.

– Это уж как Бог пошлёт.

Рут передёрнула плечами, ночная прохлада опускалась на землю:

– Ну, мне пора, а то мать не спит и опять будет мне выговаривать. Завтра они с отцом уезжают в Варшаву по делам, я одна остаюсь дома. Надо помочь им собраться.

Влюблённые расстались у дома Рут, который находился неподалёку.

Сидя в шатре, Богдан обдумывал план дальнейших действий. Несмотря на прибытие на Сечь большого числа людей, сил для выступления против поляков было недостаточно. К концу зимы на Сечи собралось три тысячи человек, из которых казаков была едва половина. Но главное – не было лошадей. На острове Хортица, где запорожцы держали свои табуны, в последние годы было мало травы, и поголовье лошадей резко сократилось. А выступать против поляков, славившихся своей конницей, без конных подразделений – безумие.

И тут в голове Хмельницкого зародилась идея, столь же необычная, сколь и дерзкая: обратиться за помощью к татарам – своим извечным врагам. Богдан колебался недолго, он надеялся на успех переговоров с татарами. Одним из главных аргументов своей уверенности он полагал долг Польши Крыму в двести тысяч злотых. Эта сумма накопилась за последние годы, когда поляки не выплачивали татарам дань. Для убеждения в необходимости выступить против Речи Посполитой Хмельницкий решил использовать документы, которые на тайной встрече вручил ему король. Из документов ясно следовало, что поляки имеют намерение напасть на турок и их союзников-татар.

Взяв с собою сына Тимофея, Хмельницкий отправился в Крым.

Хан Ислам Гирей принял Богдана милостиво, он даже выслал к Перекопу своих людей для почётного сопровождения казацкой депутации в Бахчисарай. Сидя друг перед другом на расшитых персидских коврах в большой гостиной Бахчисарайского дворца, два умных и хитрых человека, два военачальника пытались проникнуть в мысли другого и выявить истинные намерения. Ни тот, ни другой не могли до конца доверять друг другу. Хан прочитал документы, но осторожность брала своё, он опасался провокации со стороны поляков, которые могли уничтожить его войско, как только он выйдет из Перекопа. Он и не подумал скрывать эти мысли от Хмельницкого.

– Я доверяю тебе, Великий гетман, и прошу дать присягу на ханской сабле, что ты не помышляешь о предательстве.

– О, Великий хан, несомненно, я дам такую присягу.

– Я выделю тебе в помощь отряд перекопского мурзы Тугай-бея в четыре тысячи всадников. А ты оставишь в залог своего сына.

Скрепя сердце, согласился Богдан на эти условия. Договорились, что отряд выступит в мае, когда появится трава на лугах для коней. Пока же перекопский мурза дал Хмельницкому три сотни всадников.

Возвратившись из Крыма, Хмельницкий созвал раду и объявил о начале войны с поляками и о выступлении татар на стороне казаков.

– Смотри, какая сила прёт! – горделиво заметил Михаил едущему рядом Сашке.

Сашка посмотрел на движущееся казацкое войско. Друзья находились в конном боковом охранении, и со стороны можно было прекрасно наблюдать за этим движением.

Полки двигались не спеша, при развернутых знаменах, под звуки литавр и бубна. Гетман не торопился, зная, что татары должны вот-вот показаться и примкнуть к казакам. Казацкое войско вышло на Черный шлях, по которому обычно татары совершали свои набеги на Украину.

Казаки шли полками в сомкнутом строю, все были хорошо обмундированы, предусмотрительный Богдан заранее заказал обмундирование на королевские деньги, выданные ему для постройки лодок.