— Что о-о? — подозрительно переспросил Паоло.

— Мы раскрасим ко-ко-коня! — Стефан аж заикался от собственной гениальности. — Зеленкой! Утром придут за Черным Горбуном, а он зеленый! Его не узнают! Или снимут с состязаний как заболевшего ветрянкой! Или чумой и оспой!

— И холерой, — подсказала Джаноцца.

— И холе… холера такая, как мы сразу не придумали! Если даже Горбуна не снимут со скачек, то все равно над Черепахами все будут смеяться!

— Я зеленку принесу, — обрадовался Паоло. — У нас много.

— Здорово, — одобрил Маттео. — Но нас в конюшню не пустят.

— Так Джованни все равно дырку в потолке будет делать, когда дверь взорвет и подкоп выроет, — сказал Стефан. — А мы через эту дырку в потолке просунем это самое… чем брызгают… ну пш-ш-ш…

— Чего?

— Я забыл, как называется, такое из него пш-ш-ш получается, когда красят…

— Пульверизатор? Краскопульт? — сообразил Джованни. — У отца есть! Заправим зеленкой, и Черный Горбун станет нежно-фисташковым!

— Все, пишем план, а то половину позабываем, — и Стефан порылся в карманах. Ручку он нашел, а бумажку дал Паоло — какой-то старый рецепт, в который он пирожное заворачивал. Стефан усердно трудился над документом, потом огласил:

— Утро второго июля еще свободно, — заметил Маттео. — Может, еще что запланировать?

— Я думаю, хватит, — сказал Паоло. — Несчастный Черный Горбун будет зеленым, сглазенным, слабительным, испуганным страшной кошко-лаской и убежавшим из конюшни!

— Мы использовали химическое оружие (слабительное и зеленку) и биологическое оружие (ласку), — сказал Маттео. — Осталось ядерное.

— Ладно, уговорил, — кивнул Стефан. — Тебе, Маттео, поручается за три дня изобрести ядерное оружие и применить его в отдельно взятой конюшне. Но смотри — не очень ядерное, чтобы конь не пострадал!

Маттео почесал в затылке.

— Пошли сглазивать… сглаживать… сглазить, короче, — сказал он. — А то темнеет, скоро и не разглядишь, у кого какой глаз — дурной или не очень.

Глава 5

Практические советы по сглазиванию

Сиена — очень подходящий город для коварных планов и преступных заговоров. Злодейские тупички, каменные мешки дворов, зловещий красноватый колорит улиц и прочий средневековый антураж весьма располагает пырнуть кинжалом или преподнести яд в золотом бокале врагу из соседней контрады. Когда ребята торопились по узкой, чуть шире бедер, улице к Черепаховой контраде, Джаноцца чувствовала себя так, словно шла по крайней мере свергать Медичи с тосканского престола. На повороте она столкнулась с монахом в рясе, подпоясанной веревкой… вернее, столкнулась бы, но монах в низко надвинутом капюшоне прошел сквозь нее, не заметив.

— Не бойся, это Инквизитор, — «успокоил» Маттео. — Уважаемый был человек в XIV веке, столько ведьм и еретиков пожег в Сиене… и чего ему в могиле не лежится? Ходит и ходит… Мать ему мороженое в блюдечко выставляет на крылечко — не ест! Гордый! Ага, вот и конюшня.

Ребята заняли стратегически выгодную позицию в переулке: их не видно, если не приглядываться, а им вход в конюшню виден хорошо. Внутрь, конечно, было не пробраться. И то удивительно, что вокруг не стоял пикет из мальчишек-Черепах.

— Все, начинаем сглаз, — скомандовал Стефан. — Ах, какой сильный этот Черный Горбун!

— Как он быстро бегает! — подхватил Паоло. — Обгоняет ветер… м-м-м… и ламборджини тоже обгоняет… когда у нее бензин кончается.

— Какой он классный, клевый и крутой, — сказал Джованни.

— Какой он длинноногий, длинногривый, длиннохвостый, — сказал Маттео.

— Какой он м-м-м… черный и горбатый.

— Какой здоровый и могучий… и сильный…

— И быстрый…

Ребята явно стали повторяться.

— Он летит над Сиеной, как ураган над яблоневым садом, — подсказала Джаноцца. — Он падет на своих врагов, как Тин на лазов. Глаза его мечут молнии, из ноздрей вылетают громы, бег его — бой барабанный, на крупе его стоит небесный свод, в гриве его запутались звезды…

— О-о! — потрясенно выдохнул Паоло. — Во дает!

— Ну, если и сейчас не сглазили, то я уж и не знаю, что ему надо, — развел руками Стефан.

И тут…

— Ага! А-а-а! Улитки! Бей Улиток! — из конюшни выскочила ватага чужих мальчишек и бросилась на Стефанову компанию. Наверное, они тоже «по знакомству» ходили смотреть Черного Горбуна.

— Отступаем, — скомандовал Стефан, но все и так уже отступали очень быстро, как могли. Со свистом и улюлюканьем мальчишки-Черепахи бросились за врагами. Маттео, Паоло, Джованни и Стефан отработанным приемом брызнули в разные стороны — они всегда так уходили от погони во враждебных контрадах. Джаноцца бежала быстро, но чужой мальчишка уже схватил ее за рукав, как вдруг…

Вдруг сильные руки подняли ее вверх, практически вырвав у догонявших. Еще мгновение — и она сидит на высокой, теплой лошади впереди незнакомого всадника. Глаза его темны, как ночь, и ясны, как звезды, на одежде — темно-синие ромбы и золотые виноградные листья. Что-то знакомое чудится в быстром взгляде, в прищуре. Преследователи растаяли, будто их и не было.

— Куда отвезти тебя, маленькая донна? — ласково спросил всадник, глаза его сияли.

— Где-то здесь мой брат с товарищами, — оглянулась Джаноцца.

— Твой брат? Твой брат не здесь, — сказал всадник. — Далеко ехать… тебе еще рано туда, маленькая прекрасная донна. Хочешь, я вызову кого-нибудь на смертный бой ради тебя?

— Нет, — быстро отказалась Джаноцца. — Я не люблю смертные бои. Мне бы найти Маттео и ребят.

— Найдем, — пообещал всадник. — Мы же в Сиене. Здесь все находят… ненадолго… и все теряют навсегда… как, впрочем, и везде. Держись, маленькая донна, держись и смотри. Такую Сиену ты еще не видела.

И они поскакали в ночь, не быстро и не медленно, продираясь сквозь сгустившийся воздух веков. Вокруг тяжело вращались контрады, обшарпанные палаццо, булыжные мостовые, на которые из окон выливали помои; вращались кони с усталыми всадниками, балконы с замершими на них красавицами, художники с кистями и шпагами, слуги с кувшинами вина, кавалеры в масках, торговки сластями, ведьмы, летящие на шабаш, костры с еретиками, черно-белые больцаны, тягучие песнопения, бесконечные процессии монахов, нищие с оспинами на лицах… или это проказа?

— Это прошлое? — уточнила Джаноцца, у которой закружилась голова.

— Это Сиена, — поправил всадник. — У нее нет прошлого или будущего, одно бесконечное «сейчас»… разве ты не поняла, маленькая донна? А вот тот сгусток материи и духа, который ты называешь «Маттео». Очень кстати.

Конь остановился, всадник бережно ссадил девочку прямо перед ошарашенным Маттео.

— Спасибо, — сказала она.

— Спаси и тебя Бог, маленькая донна, — серьезно ответил всадник и тронул поводья. — Ибо всем нам нужно спасение и милосердие Его…

И уехал в ночь, заворачивая за собой шлейф из всадников, ведьм, красавиц и инквизиторов…

— Это кто был? — спросила Джаноцца, с тоской провожая всадника взглядом. Ощущение было, словно она лишилась чего-то невероятно важного, без чего жизнь пресна.

— Я-то откуда знаю, это ты с ним каталась, тебе виднее. У него что на одежде? Синие ромбы и золотые листья?

— Да, — кивнула Джаноцца.

— Тогда это капитан Гвидориччо, — сказал Маттео. — Он вообще-то нарисованный. В Палаццо Коммуна висит картина «Осада замка Монтемасси капитаном Гвидориччо да Фольяно». Нарисованные всадники не должны сходить с полотен. Но этот и при жизни был беспокоен. Вот и не сидится ему на полотне. С XIV века все бродит по Сиене, спасает попавших в беду. Я проголодался, давай-ка двинем домой ужинать.