— Ох, замолчи, пожалуйста, — вступила в разговор Белла. — Вполне возможно, что ее ищут, только никто не догадывается заглянуть в нашу дыру. И все же, я думаю, у них было достаточно времени на поиски, прежде чем она попала в эту часть города. Но предупреждаю вас, каждого из вас: не вздумайте пытаться что-нибудь узнать и нигде не говорите о ней… Я имею в виду, в пабе или другом подобном месте. Она счастлива здесь. Здесь она чувствует себя в безопасности. Да, именно так. Она чувствует себя в безопасности, потому что, что бы там с ней ни случилось, она боится внешнего мира и всех людей в этом мире. Ну, а теперь давайте займемся делами, и хватит болтать! — Сказав это, она резко развернулась и стала подниматься по лестнице.

Прошло три недели и, по выражению Джона, их бизнес начал разгораться как пожар. Им даже приходилось отказывать некоторым потенциальным клиентам. Ворота открывались в семь часов вечера и закрывались в половине десятого утра, после ухода последнего из ночевавших. Каждый из мужчин имел свои четко определенные обязанности. Джо и Прыщавый рано утром приносили с рынка овощи, а иногда и ящик фруктов. Однако Джо продолжал работать на складе, потому что время от времени там можно было раздобыть что-нибудь необходимое Белле для развития бизнеса.

Что касается Прыщавого, то с ним дело обстояло по-другому: сборы от его игры на дудочке на прилегающих улицах становились все более незначительными, но иногда он зарабатывал благодаря своему врожденному чутью на криминальные ситуации — то там то здесь. За последние две недели его проницательность принесла ему пять фунтов — награда, выданная местной полицией. Из-под решетки в тротуаре вблизи пустовавшего дома он услышал приглушенные голоса. Еще больше его заинтересовал тот факт, что пустовавшее здание находилось рядом с банком. На улице не было ни души, поэтому он остановился и прислушался, но так и не разобрал, о чем шла речь. Поэтому он вытащил свою дудочку и устроился на ближайшем перекрестке, откуда его довольно часто прогонял патрульный полицейский. И, как он и надеялся, полицейский подошел к нему снова. Он обменялся с полицейским несколькими репликами, в процессе чего передал ему информацию. Это случилось около недели назад.

Когда он рассказал все Белле, та заметила:

— Ох, парень! В такие игры лучше не играть, это опасно. Я и раньше тебе говорила, что они когда-нибудь вычислят тебя, и тогда — да поможет тебе Бог! Ты отсидел уже срок, и тебе это совсем не понравилось.

— Нет, Белла, не понравилось, — согласился тот. — И именно поэтому я взял сторону полиции. Но на улице знают, что я терпеть не могу копов. Это очень помогает. — Он улыбнулся ей, а Джо, который присутствовал при этом разговоре, заметил:

— Должен сказать тебе, Прыщавый, ты посмелее меня.

Остальные четверо мужчин — музыканты, как называл их Джо, — занимались приемом клиентов и распределением пищи. Они договорились о правилах, которые, похоже, неплохо работали. Сюда не было допуска пьяным и подвыпившим — всем, от кого несло спиртным. Джо и Прыщавый успешно помогали музыкантам, так как намного больше знали о людях, обретавшихся на улицах, которые прилегали к рынку.

Дошло до того, что очередь из желающих начинала формироваться на аллее, ведущей к воротам во двор, за час до открытия. А в очень дождливые или холодные вечера Белла разрешала впускать постояльцев пораньше и даже помещать один-два лишних матраса в центре комнаты, чтобы не отказывать в приюте дрожащим от холода людям. В уборных возле писсуаров и в умывальнях были прикреплены написанные от руки объявления. Это было сделано для того, чтобы все знали: если эти места запачкают больше, чем допустимо, впредь не будут допущены ночевать. И можно было не опасаться, что будут намочены матрасы, потому что на них были оставлены клеенчатые упаковки.

Естественно, несчастные мужчины спали в одежде, а если снимали обувь или пальто, то клали их под голову или рядом с собой на матрас, что было вызвано приобретенным жизненным опытом, который подсказывал им не доверять окружающим. Но если чье-то пальто было мокрым насквозь, то он мог попросить повесить его на большую каминную решетку в кухне, а тот, кто в это время дежурил, должен был следить, чтобы оно все еще было там, когда его хозяин проснется.

Щедрые ломти свежего хлеба, дополненные вечером миской супа, а утром кружкой чая, всех воодушевляли. Джон как-то сказал, что очень грустно смотреть, как они радуются этой малости, но намного ужаснее видеть, как кто-нибудь из мужчин, заранее зная, каким будет предстоящий день, разламывал утренний ломоть хлеба надвое и клал одну половинку в карман.

Берлога Большой Беллы вскоре стала популярна в округе, и когда дом Беллы в один из дней неожиданно посетил инспектор, то все, что он сказал, с улыбкой покидая его, было:

— Почему бы вам еще не сделать навесы от солнца во дворе, Белла, и не превратить его в дом отдыха?

Белла никогда еще не была настолько счастлива. Вот ее девочка… ее девочка изо дня в день сидит за столом и режет овощи; затем, вымыв дочиста руки, она заполняет формы для пирогов тестом, а потом подготавливает все для мясного фарша. Это очень радовало Уилли, и время от времени, когда они работали вместе, он начинал насвистывать. Правда, они всегда держались на некотором расстоянии друг от друга. Она никогда не становилась близко к нему.

Однажды, когда он насвистывал, то случайно взглянул на ее лицо. Оно казалось сияющим. Она прекратила работу и смотрела куда-то в пространство перед собой, в пространство, где были музыка и что-то еще… Наверное, в какое-то мгновение она переживала радостные чувства. А потом сияние исчезло — после того как Уилли заговорил:

— Вам знакома эта мелодия? Это отрывок из «Травиаты».

Когда она повернулась в его сторону, музыка все еще звучала в ее голове. Она смотрела прямо на него, а ее глаза светились, и она дважды кивнула. Но когда он спросил:

— Вам нравится опера? — на ее лице появилось удивленное выражение, и она затрясла головой.

— Вам бы понравилось слушать оперу, если бы представился случай. Вот что я вам скажу: в какой-нибудь из вечеров перед открытием мы соберемся вместе, все четверо — нет, даже пятеро, потому что Прыщавый неплохо владеет своей свистулькой. И в таком составе мы сыграем вам несколько мелодий. Как вы на это смотрите?

Она опустила голову, но уголки ее рта слегка приподнялись, и он понял, что ей это доставило удовольствие. Через несколько минут Белла вернулась из похода по магазинам, где делала заказы на следующий день, пришла в кухню и сказала:

— На улице жутко холодно, и я подумала: до чего хорошо здесь у нас!

Уилли повернул к ней сияющее лицо и сообщил:

— Наша мисс узнала мелодию, которую я насвистывал. Это была мелодия из «Травиаты». Это опера, знаете ли.

— Да? — осторожно спросила Белла, а потом добавила: — Ну и что?

— Ну, я просто сказал ей, что в какой-нибудь из вечеров мы соберемся группой, и Прыщавого позовем, и сыграем для нее несколько мелодий. — Он замолчал, затем посмотрел прямо в глаза маленькой женщине и сказал: — Конечно, если вы не возражаете, Белла.

— Я не возражаю. Конечно же, я не возражаю. Я очень люблю слушать музыку.

— О, мы прекрасно можем все вместе сыграть что-нибудь, если нам предоставят возможность. Я знаю, что скрипка Джона звучит слегка фальшиво, как он заметил вчера вечером, но вскоре он уже сможет купить новые струны. Те струны, которые поставлены сейчас, больше нельзя натягивать.

В глазах Беллы появились искорки смеха, но на губах не было и намека на улыбку, когда она произнесла:

— Надеюсь, вы не заимеете такой привычки — играть нашим посетителям перед сном?

— Ой, а это неплохая мысль, миссис. Мы могли бы добавить еще два пенса к общему счету.

На это Белла твердо сказала:

— Если я услышу о новых, исходящих от вас идеях, в любом виде и по любому поводу, то я кого-нибудь уволю. Уж это я вам точно обещаю.