Я сделала глубокий вдох и, прежде чем опустить книгу и повернуть голову, закрыла глаза и снова их открыла.
Когда я его увидела, у меня в голове зазвучал хор ангелов, но я не сделала ничего из того, что опасалась сделать. Я просто молча уставилась на него. Я сделала еще один судорожный вдох и повернула книгу, чтобы взглянуть на обложку, как будто не знала, что держу в руках свою любимую пьесу, написанную Ноэлем Кауэрдом.
— Просто Ева, — сказал он, когда я снова взглянула на него.
— Ух ты, привет! — отозвалась я, с удивлением осознавая, что мой рот меня слушается, несмотря на то, что от неожиданности у меня захватило дух.
Я снова вдохнула и отметила, что его грудь под забрызганным белой краской рабочим комбинезоном высоко поднялась на вдохе, а затем довольно резко опустилась. Точно так же, как моя. Его руки были чистыми, но волосы и лицо усеивали белые брызги.
— «Неугомонный дух» — одна из его лучших пьес, — сказала я. — Она немного безумна и цинична, но увлекательна.
Я села и отметила, что его взгляд проследил за рассыпавшимися по моим плечам волосами. Я часто видела, как смотрят на меня мужчины. В его глазах не было ничего из того, что отталкивает меня в мужчинах. Глядя на мои волосы, он не пытался представить себе, как он запускает в них пальцы, наматывает на кисти и тянет мою голову к себе… Джек Бритчем следил за тем, как рассыпаются мои волосы, так же, как он наблюдал бы за водопадом, — с восхищением, почти благоговейно.
— Кажется, я ее не читал, — произнес он. — Нет, я совершенно точно знаю, что я ее не читал. И не знаю, почему я это сказал.
— Затем, чтобы что-нибудь сказать, — предположила я.
— Наверное, вы правы.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, а потом одновременно начали говорить. И тут же оба замолчали. И снова заговорили. И снова замолчали. Я впервые столкнулась с человеком, делающим то же, что и я, причем абсолютно синхронно со мной. Теперь мы оба молчали и ждали. Я подняла руку и указала на него, что означало: «Говори ты».
Он улыбнулся, и бабочки у меня в животе исполнили свой привычный пируэт и затрепетали крылышками.
— Я хотел сказать вам, что после нашей первой встречи я повсюду вижу ваших двойников. Это ужасно глупо, но, куда бы я ни пошел, я вижу вас и только потом понимаю, что это не вы. Минуту назад, заметив вас, я подумал, что мне снова придется извиняться перед незнакомой женщиной, понятия не имеющей, кто я такой.
— Со мной происходит то же самое, — призналась я. — Только я ни к кому еще не подходила.
— В самом деле? — воскликнул он, и его глаза вспыхнули радостью. Но их тут же застлала пелена растерянности. — Так почему же вы мне не позвонили?
«Потому что я проститутка, — произнесла я про себя. — Потому что почти каждый вечер мужчины, которых я не знаю и которые мне не нравятся, проникают в мое тело или унижают меня множеством других способов. Они делают это по одной-единственной причине — я продала душу дьяволу, не поняв, с кем имею дело. Я не позвонила, потому что ты никогда не сможешь любить такую женщину, как я. И потому что я, наверное, тоже не смогу любить того человека, которым ты на самом деле являешься. Ты навсегда останешься для меня таким, каким я хочу тебя видеть».
— Просто так, — ответила я.
Джек Бритчем улыбнулся, а я умерла тысячью маленьких смертей, потому что он казался таким милым и невинным, а я была его полной противоположностью. С другой стороны, это все могло быть лишь красивым фасадом. Джек Бритчем мог быть совершенно другим. В Эллиоте я недооценила опасность его увлечения наркотиками. В Цезаре мне не показалось настораживающим то, что он посещает проституток. Интересно, что такого есть в Джеке Бритчеме? Какие ключики к темной стороне его души я готова проигнорировать?
Но сейчас это не имело никакого значения, потому что он просто стоял передо мной и улыбался. Все эти долгие месяцы я ни о чем большем и не мечтала.
Я улыбнулась в ответ, как будто это было самой естественной реакцией в мире. И тут мы снова начали говорить одновременно, потом замолчали, потом опять заговорили. Я подняла палец и снова ткнула в него. И он снова убил меня своей улыбкой.
— Вы не согласитесь немного со мной пройтись? — предложил он. — Просто прогуляться вдоль набережной. Я вышел, чтобы немного проветриться. — Он кивнул на свою одежду. — Я продолжаю заниматься своим домом. Это нелегкая задача. Я люблю пройтись в Брайтон и обратно. Вы со мной не погуляете?
— Погуляю, — ответила я.
— Правда? — удивился он.
— Я как раз собиралась сказать, что мне пора домой, потому что у меня назначена встреча. И я хотела предложить вам пройтись со мной, если вы никуда не спешите.
— Вы это серьезно? — спросил он.
— Да.
Очередная улыбка вызвала взрыв где-то у меня в позвоночнике.
— Ух ты! Мне хватило одного пальца, чтобы сосчитать количество раз, когда со мной такое случалось! — заявил он.
— Правда?
— Да.
Я соскользнула со стены. На мгновение мне показалось, что он хочет мне помочь, но решил не рисковать, не зная, как я к этому отнесусь. Мне это понравилось. Мне было приятно, что он уважает мое личное пространство.
Мы медленно, то и дело останавливаясь, шли по набережной. Мы шли так близко, что могли бы держаться за руки. Мне казалось, что мы должны взяться за руки, как будто были вместе уже достаточно долго для того, чтобы понять: мы должны следовать по жизненному пути, крепко держась друг за друга.
— Я не знаю, о чем говорить, — признался он. — Я столько раз представлял себе, как с вами сталкиваюсь, и в моей голове неизменно выстраивался стройный диалог, при этом я выглядел эрудированным и остроумным. Но сейчас мне в голову не приходит ровным счетом ничего.
— Мне тоже, — отозвалась я.
— В прошлый раз мы поговорили всего пять минут.
— Я помню.
— Но я не переставал думать о вас.
— И я.
Он остановился и обернулся ко мне, поэтому я тоже остановилась и обернулась к нему.
— Мне кажется, что сейчас мы должны поцеловаться, — произнес он.
— И мне так кажется.
Оттого, что он постоянно произносил вслух все, что приходило мне в голову, мне уже начинало становиться не по себе.
Он сглотнул, собираясь шагнуть вперед и сделать то, о чем сказал, как вдруг мне на голову обрушилась реальность: я проститутка, застрявшая в ситуации, из которой нет и не может быть выхода. Во всяком случае, мне этот выход найти не удавалось. Я не была обычной беззаботной двадцатипятилетней женщиной, имеющей право вступить в отношения с любым понравившимся ей мужчиной.
Я шагнула вперед. Он сделал то же самое.
Мимо проходили люди. Они не цокали языками, как это было бы в Лондоне. Они не обращали на нас внимания. Здесь, на широком променаде, допускалось многое. Наши тела соприкоснулись, и между нами не проскочила искра, мы не вспыхнули и не загорелись страстью. Нет, это было нечто более прекрасное. Прикоснувшись к нему, я ощутила, что он проник в самую мою суть и любящими руками обнял мою душу. Я поняла, что встретила свою половинку. В этом не могло быть никаких сомнений.
Поцелуй, несмотря на все свое очарование, уже не имел никакого значения.
Ева
15 августа 1996 года
Господи, моя последняя запись была возмутительно сентиментальной! Тебе так не кажется?
Впрочем, это меня не удивляет. Просто мне захотелось рассказать о чудесном событии, которое со мной произошло. А поцелуй с Джеком Бритчемом на набережной был самым прекрасным из всего, что КОГДА-ЛИБО со мной происходило.