Оно должно быть моим. Но для чего оно мне? Куда я в нем пойду? Я ведь вообще никуда не хожу, только на работу, а потом сразу домой. Я сижу в своей маленькой квартирке, смотрю телек, читаю книги, которые беру в библиотеке, и курю сигареты. Было бы очень глупо его купить, потратив кучу денег, только для того, чтобы сидеть в нем дома.
Я хочу его разлюбить, но у меня ничего не выходит.
Это очень похоже на те чувства, которые я испытываю к матери.
Ева
21 октября 1988 года
У меня сегодня был неприятный момент. Такое со мной случилось впервые в жизни.
Я еще долго не могла прийти в себя после такого потрясения.
Какой-то мужчина схватил меня в боковой улочке возле клуба. Он появился буквально из ниоткуда. Я шла, мечтая о душе и ванне, ожидающих меня дома, как вдруг почувствовала, как чья-то пятерня схватила меня за руку, а другая вцепилась в волосы.
Я поняла, что меня тащат в подворотню, а под моими ногами скрипело, трещало и чавкало что-то невообразимо мерзкое. Эти руки толкнули меня, а потом прижали к стене. Я так ударилась спиной и головой, что из легких вышибло воздух, а перед глазами вспыхнули и фейерверком рассыпались искры.
Пару секунд спустя толстая и неуклюжая, как ломоть ветчины, ладонь сжала мое горло. Меня охватил ужас, потому что я поняла, что меня ждет.
— Тебе ведь понравилось, верно, сука? — пробормотал он прямо мне в лицо, даже не пытаясь скрываться. — Когда ты надо мной танцевала, тебе это нравилось. Тебе нужно было больше.
«Танцевала над тобой?» — подумала я. В тусклом свете мне с трудом удалось разглядеть черты его лица. Ничего примечательного. К тому же я никогда не запоминаю своих клиентов. Разве что попадется кто-то особенно уродливый… или вонючий… или распускающий руки… или размахивающий очень толстой пачкой денег, чтобы привлечь к себе внимание как можно большего количества девушек… Абсолютное большинство этих мужчин — самые обычные люди, и на улице я не узнала бы такого, даже столкнувшись нос к носу. И этого типа я тоже не узнала бы, столкнувшись с ним. Я не узнала его даже после того, как он швырнул меня о стену, стремясь получить больше того, за что он заплатил. Скорее всего, он озлобился потому, что, кружась вокруг него, я так и не села к нему на колени, на что он, видимо, рассчитывал.
Я всматривалась в его лицо, пытаясь вспомнить, не один ли он из тех, кто прикасался ко мне, презрев ограничения клуба. Один из тех, кому я это позволяла, давая понять, что они для меня особенные. Конечно же, я делала это только для того, чтобы они завелись и потратили на меня деньги. Или же он из тех, кто — и я это видела совершенно отчетливо — хотел меня коснуться, но после одной или двух песен подзывал другую девушку, чтобы в конце вечера покинуть клуб, чувствуя себя героем-любовником, за внимание которого сражались все до единой стриптизерши.
— Ты не такая, как остальные, — бормотал он низким и хриплым от вожделения голосом.
Он не был похож на бродягу. Скорее всего, передо мной стоял один из самых обычных мужиков, один из тех, кто каждое утро спешит на работу, а вечером заваливается с друзьями в клуб, чтобы посмотреть на девочек и повеселиться, разогревшись в каком-нибудь баре по соседству.
Впрочем, этому типу явно было не до смеха.
— Признайся, что ты хотела большего, — требовал он, тряся меня за плечи.
Я молча смотрела на него. Я и не думала бросать ему вызов. Я онемела от страха и шока. «Неужели он мне и в самом деле поверил? Неужели я действительно такая чудесная актриса?» — спрашивала я себя.
— Ну же, грязная маленькая потаскушка, скажи, что ты хотела большего!
«Ты, вообще, со мной разговариваешь?» — безмолвно вопрошала я.
Продолжая одной рукой держать меня за горло, он начал опускать вторую все ниже и ниже. Вот уже его толстые пальцы с обломанными зазубренными ногтями забрались за пояс моих брюк и стали лапать мой живот, пытаясь проникнуть дальше.
И тут я начала кричать. Я кричала, визжала и сопротивлялась изо всех сил, не обращая внимания на то, что его хватка у меня на горле становилась все беспощаднее. Требуя, чтобы я заткнулась, он вначале шипел, а потом начал на меня орать. Хотя он был гораздо сильнее, мне каким-то образом удавалось от него отбиваться.
— Эй ты, оставь ее в покое! — внезапно сквозь шум нашей возни пробился чей-то голос, и чьи-то руки оттащили от меня моего противника. — Пошел вон! Что ты себе позволяешь?
Напавший на меня мужчина неожиданно оказался на раскисшей, заваленной мусором земле.
— Нельзя так обращаться с женщинами, — сделал ему замечание мой спаситель.
— Это не женщина, это проститутка, приятель, — выпалил, с трудом поднимаясь на ноги, агрессор. — Ей за это платят. Ей нравится грубое обращение.
— Исчезни, — прорычал в ответ спаситель.
— На твоем месте я так не старался бы, приятель, — огрызнулся напавший на меня тип. — Все равно бесплатно тебя не обслужат.
— Слиняй! — заорал спасший меня мужчина.
Нападавший поспешил убраться, оставив меня с моим спасителем.
— Вы в порядке? — спросил он меня.
Я кивнула, будучи не в силах вымолвить ни слова после пережитого потрясения.
— Вам надо быть поосторожнее, учитывая близость этого клуба, знаете ли. Приличным женщинам тут небезопасно ходить, их постоянно принимают за стриптизерш, — произнес он. — Интересно, эти шлюхи понимают, какой опасности они подвергают остальных женщин? — Тут он присмотрелся ко мне и замолчал, оценив мой макияж и начесанные волосы.
Он понял, что перед ним не приличная женщина, а одна из шлюх.
Его лицо теперь выражало отвращение, он покачал головой.
— Будь осторожнее, — повторил он, после чего развернулся и ушел.
На самом деле второй мужчина сделал мне гораздо больнее, чем первый.
Но ведь это правда, как ты считаешь? Я ведь и в самом деле не отношусь к числу приличных женщин? Приличная женщина не стала бы делать то, что делаю я.
О боже, как же иногда я себя ненавижу!
Я больше не буду подписываться именем Ева. Какой в этом смысл? Я ведь и так знаю, кто я такая.
8 ноября 1988 года
Платье исчезло из витрины.
Меня затошнило.
С бешено бьющимся сердцем я вбежала в магазин. Я не могла в это поверить. Спустя столько времени его все-таки кто-то купил! Это совсем маленький магазин. Такие называют бутиками. Хозяйка магазина смерила меня взглядом.
— Чем могу быть полезна? — высокомерно поинтересовалась она.
Я поняла, что кажусь ей чем-то гадким и вонючим, но мне было все равно. Меня интересовало только платье.
— Платье из витрины, — заговорила я срывающимся от беспокойства голосом. — Его больше нет?
Ее злобные глазки снова обежали меня с ног до головы. На ее лице отчетливо читалось отвращение.
— Его меряет покупательница. Настоящая покупательница, с деньгами. Хотя каким образом это тебя касается, я себе и представить не могу, — фыркнула она.
— Я хотела купить это платье, — заявила я, тем самым давая ей власть над собой, позволяя вести себя еще более высокомерно и презрительно.
— Это дизайнерское платье. Единственное в своем роде, — уточнила она. — Оно стоит больше четырех сотен. У тебя есть такие деньги?
Было ясно, что она считает меня вполне способной украсть это платье. Но я ни за что не украла бы такую божественную вещь. Я вообще никогда и ничего не украла бы. Точка.
— Да, — собравшись с духом, ответила я.
Уголки ее рта дрогнули. Я поняла, что еще немного — и она засмеется мне в лицо. Я почувствовала, что слезы вот-вот горячими ручейками потекут из моих глаз. Я не хотела перед ней расплакаться. Вдруг помещение заполнил металлический шорох — это отдернулась ширма кабинки примерочной, расположенной в дальнем конце магазина. Мы с хозяйкой одновременно обернулись и увидели выходящую из кабинки женщину. На ней было мое платье.