Чистый телом, полный энергии от пикантного кофе, он проходил по все еще полным ночной прохлады коридорам дворца, сопровождаемый Мликой, и выходил через дверь с железными украшениями во внутренний двор, туда, где стоял его конь вместе с конем Бабы, а иногда и конем Мансура. Они выезжали на час или два покататься за городом, или проехаться по улице купцов‑ювелиров, или по улице оружейников, или доскакать до невольничьего рынка; потом они возвращались, чтобы принять ванну, отдохнуть и поговорить.
В лабиринте беспорядочных строений старого дворца Саакса было несколько восточных бань, но они обычно направлялись в ту, которой пользовался исключительно отец Бабы и которая находилась рядом с его гаремом. Они вместе шли по длинным коридорам и тенистым колоннадам. Теперь, когда Рори был знаком с дворцом, путь не казался ему таким долгим и извилистым, как в первую ночь. Теперь он мог сам найти дорогу во дворце, хотя и редко ходил куда‑нибудь один. Его сопровождали Млика или Ома, между которыми всегда возникали яростные споры о том, кому должна быть предоставлена эта честь. Оба были ревностно преданы ему, но Рори больше доверял Млике, чем Оме. Иногда после обеда Рори и Баба, следом за которыми шел Млика, появлялись в дверях бани. Млика помогал Рори освободиться от одежд, а евнух Аль‑Джарир помогал Бабе. Приятно было скинуть потные одежды, тяжелые ватные халаты и погрузиться в душистый пар. Еще приятнее было расслабиться под пальцами сильных рук Аль‑Джарира, в чьи обязанности входило соскрести пот и грязь с их тел костяным ножом. Нож этот, как он сообщил Рори, был выточен из носорожьего рога и обладал волшебными свойствами, которые делали их тела сильными и мускулистыми.
С выскобленными начисто телами они прошли, как обычно, в другую комнату, где бросились в бассейн с прохладной водой, которая пощипывала кожу после жаркого пара. Оттуда они перешли в затененную комнату, где растянулись во всю длину на холодных плитах пола, а Аль‑Джарир стал массировать их своими ручищами. Когда он закончил, то попросил их оставаться лежать на животах, а сам встал им на спины и медленно прошелся вверх и вниз по позвоночникам, массируя спины большими, мягкими пальцами ног. Его вес и давление были едва переносимыми, но приток крови по артериям был хорошим доказательством совершенного знания анатомии человека.
– Аль‑Джарир – сокровище, – простонал Баба. – Он может все, только не может оплодотворить женщину. В самом деле, женщины из гарема предпочитают его настоящему мужчине, потому что он способен удовлетворить двадцать женщин за ночь и никогда не потеряет задора.
– Ты позволяешь? – Рори в своем невежестве всегда полагал, что ни один мужчина, кроме господина гарема, не имел права дотрагиваться до женщин.
– Конечно. Спроси своего Карима, и он расскажет тебе, что выполняет двойную обязанность. Он не только охраняет твой гарем, но и обслуживает его. Подумай сам, неужели мы кастрируем мужчин лишь ради того, чтобы они охраняли наш гарем? О нет! С этим справится и парочка великанш‑сенегалок. У наших евнухов есть еще одна цель в жизни. Подумай, в гареме моего отца около трехсот женщин. Он был пожилым человеком. Даже если бы он мог за ночь осчастливить одну, ему понадобился бы почти год, чтобы переспать со всеми, и это бы значило, что каждая женщина имела бы мужчину только раз в год, а в случае с моим отцом, человеком преклонного возраста… Так что же им делать, пока они ждут этого единственного за год момента ночного блаженства?
Рори кивнул. Да, он понимает, что в гареме может быть много неудовлетворенных женщин, когда их обслуживает только один мужчина.
Баба ткнул в него пальцем с насмешкой:
– Сразу видно, что хладнокровные нзрани не привыкли к гаремам. Я не хотел тебя обидеть, – торопливо добавил он, – но мы, кто держит женщин в гаремах, должны быть готовы ко всему. Я спрашиваю тебя: что станут делать эти праздные женщины? Как же они выдержат недели, месяцы без мужчин? Да они станут лесбиянками: станут любить друг друга. Одни из них останутся женщинами, кроткими и нежными. Другие возьмут на себя обязанности мужчины, станут властными и жестокими. А это плохо. Всем известно, что как только женщину любила другая женщина, она больше не захочет мужчину. Так что у нас есть евнухи, и раз они ненастоящие мужчины, но могут полностью удовлетворить женщину, мы отправляем их к женщинам, чтобы те были счастливы.
– Мой господин, – Аль‑Джарир низко поклонился Рори, сверкая белизной зубов в полумраке, – это действительно так. Ах, эти женщины! Когда мы входим в гарем после вечерней трапезы, они дерутся из‑за нас, царапают друг друга, чтобы пробраться к нам. Из трехсот в большом гареме я обслуживал всех, за исключением проклятой английской сучки.
– Английской сучки? Он сказал – английской, Баба?
– Сказал, сказал. Ох и змея. Сущая кобра, мамба, гадюка африканская! Моему отцу не повезло, он получил ее в подарок от султана Магреба, который получил ее от губернатора Танжера. Лакомый кусочек, просто загляденье, но сущий черт, Рори. Она поклялась, что ни один мужчина никогда не овладеет ею, и, когда мой отец – да пребудет он в мире – попытался это сделать, она расцарапала ему лицо. Ему надо было задушить ее там же месте, но он пожалел ее и приберег для одного из своих врагов.
– Я хочу увидеть ее, – подался вперед Рори. – Английская девушка и здесь! Невероятно!
– Ты уже видел ее, брат мой. Помнишь ночь, когда я отдал Хуссейна на растерзанье женщинам? Помнишь самую злобную суку? Это она, волчица, и есть.
– Блондинка с белой кожей? Да, я помню ее. Как она попала сюда?
– Пираты с Варварского Берега не придают особого значения цвету кожи или национальности. Иногда они предпочитают оставить девушку у себя, а не отдавать ее за выкуп. Скорей всего, ее не выкупили. Но о ней позже. Она твоя, если хочешь, но советую держаться от нее подальше. Если уж губернатор Танжера, марокканский султан и султан Саакса не смогли укротить ее, то и у тебя мало шансов; к тому же, говорят, у нее есть приемчик коленкой, после которого сильные мужчины катаются по полу. Еще говорят, что она делает вид, будто согласна, а потом, прежде чем мужчина проникнет в нее, она вдруг хватает его за все сокровища, стискивает их пальцами, пока он не начнет кричать в агонии. – Баба повернулся к евнуху с рабом: – Оставьте нас пока, Аль‑Джарир и Млика, мы немного отдохнем. Но стойте на страже у дверей и смотрите, чтобы никто не входил.
Баба и Рори вышли в соседнюю комнату с диванами, чтобы удобно устроиться на них.
Бабу, очевидно, переполняли новые идеи, которыми он хотел поделиться с Рори. Начал он с того, что во дворце находилось более тысячи женщин и что это, по его мнению, было хуже, чем тысяча красных джинов под одной крышей. Тысяча женщин – это гарем его отца, его брата Хуссейна – теперь Рори, его брата Мансура и его собственный. Кроме этих наложниц, были еще женщины, которые следили за ними и прислуживали им, да еще женщины‑рабыни. Тысяча женщин, которым совершенно нечего было делать, кроме как развлекать самих себя, придумывать дьявольские козни, гоняться за евнухами и друг за другом и лишь изредка ублажать Рори, Мансура или его самого. Да падет на всех них проклятье шайтана! По традиции, если не по закону, он должен был предать смерти женщин из отцовского гарема. Потому что если бы любой мужчина дотронулся до них, то память о его отце была бы осквернена. Но в то же время Баба помнил, как отец всегда говорил ему, что это – пустая трата добротного невольничьего мяса, если задушить их всех до одной, и что, когда умер его собственный отец, он тайно продал весь гарем старика.
Конечно, женщины Рори тоже останутся не у дел, когда он уедет, и станут еще одной проблемой, с которой он должен будет справиться, кроме многочисленных женщин из его собственного гарема, от которых он уже устал, и, несомненно, у Мансура тоже есть женщины, которыми он перестал пользоваться. Одному Аллаху было известно, сколько еще нахлебниц пряталось в щелях и закоулках дворца. Что же с ними делать? Может, Рори мог что‑нибудь предложить?
