Через полчаса мне было впору заступать на пост в подземном переходе. Не хватало только таблички с указанием количества скоропостижно скончавшихся родственников, похоронить которых я собиралась за общественные деньги. Завершающим аккордом стал замызганный пластиковый пакет, в который я натолкала собственные вещи, хорошенько прикрыв рваными газетами.

— Теперь тебе, голубушка, даже прокаженные не конкуренты, — восхитилась балерина. — Только юбку заколи булавочкой на талии, не то по дороге потеряешь.

Еще через сорок минут я заворачивала за угол, где поверженный Геннадий припарковал свое авто. Ключи я предусмотрительно позаимствовала еще раньше, чем заприметила зловещий «мерседес», то есть непосредственно после того, как оглоушила Гену сковородкой.

К счастью, это была не иномарка, к управлению которой я бы приступила разве что под дулом автомата. Ну совдеповская у меня психология, ничего уже с этим не поделаешь. Никакой бы рухляди не испугалась, а от одной мысли, что надо сесть за руль роскошного японского или американского автомобиля, холодею. Там на приборном щитке столько кнопок, что в глазах рябит. Куда жать-то?! Да и реагирует эта суперчувствительная техника моментально. Не успеешь сообразить, какую выкинула глупость, как окажешься в кювете. Да и гибэдэдэшники не обходят навязчивым вниманием навороченные тачки. Мне это надо, засветиться за рулем чужого авто?

Как и следовало ожидать, парни из «мерса» на меня и не взглянули. И я от всего сердца порадовалась их душевной черствости. Ни один человеколюбивый россиянин, я уверена, не отпустил бы меня хотя бы без тарелки супа.

Больше часа я петляла по городу. Теперь, когда я вообще отказывалась что-либо понимать, меня бы не удивило, если бы «на хвост» мне села, например, солнышко Марина, моя участковая врач Тимира Маргеловна или даже директриса родной школы. Подозревала я теперь всех. И только твердая уверенность, что ни одна машина не повторяет моих маневров, немного успокоила.

Я направлялась к Ивану Феоктистовичу на дачу, где собиралась привести мысли в порядок. Заодно не мешало бы уделить внимание и внешности. Для стояния на паперти она годилась в самый раз, но как раз на сегодняшний вечер у меня были другие планы.

Я всегда стараюсь быть откровенной с самой собой. Какой смысл врать единственному человеку, на которого я могу положиться в данный момент и от которого вправе ожидать реальных действий? Не на Аллочкину же несуществующую храбрость рассчитывать! Хорошо, что она хоть не впала в истерику и послушно выполняет, что я говорю. Короче, полагаться я могу только на себя. А анализ моего внутреннего состояния оказался совершенно неутешительным. Я тряслась как осиновый листок, у меня стучали зубы, а руки дрожали как не у всякого запойного. Ничего удивительного, что руль то и дело выскальзывал, и я чудом не въехала последовательно в телеграфный столб, бензовоз и «КамАЗ».

Пришлось съехать на обочину и заняться аутотренингом. Ну чего это я так распсиховалась? Глупо и неоправданно. Что мне угрожает в кафе? Даже если косметичка притащит с собой для разборок каких-нибудь мальчиков вроде тех, что меня караулят у Аллы? Во-первых, где напасешься дуболомов, вон их уже сколько выбыло из строя, — это же не регулярная армия, а во-вторых, никто мне ничего не посмеет сделать в людном месте. И все равно было неспокойно.

Предстоящая встреча с парикмахершей травмировала все больше, а с милицией совсем даже наоборот. Я испугалась, что еще немного — и воспылаю любовью к правоохранникам. Хотя нет, насчет поголовного обожания ментов я, пожалуй, хватила.

Вместе с ключами я прихватила у тщедушного бандюги мобильник. Каковой в выключенном состоянии пребывал в моем кармане и теперь оказался как нельзя кстати. Я позвонила Аллочке и провела инструктаж твердым и уверенным голосом. Разумеется, ничего запредельного я не требовала, ей поручалось только одно: если в половине седьмого я не позвоню, срочно бежать к нашим милицейским «друзьям» и выложить все. Что именно она должна изложить, я продиктовала в форме тезисов и привела девушку в состояние, близкое к собственному.

— Нет, дорогая, сейчас не время. — Ахи и охи я пресекла на корню. — Потерпишь. Всего ничего осталось.

Аллочка безропотно заткнулась, и я с удивлением отметила, что, если наша с ней эпопея, не дай бог, затянется, глядишь, через пару лет ей можно будет смело записать в личном деле «характер стойкий, нордический».

Итак, подстраховку я обеспечила. Теперь бы не мешало связаться с Олегом и выяснить, чем все это время занималась косметичка. Но звонок я почему-то оттягивала. В конце концов, ничего не случится, если позвоню чуть позже.

Добралась я без приключений, ни с кем не столкнувшись и даже не нарвавшись на оголодавших гибэдэдэшников. Что расценила как добрый знак. Нужное строение нашла моментально и в очередной раз отдала должное домовитости Ивана Феоктистовича. Домик, притаившийся в буйной зелени, с дороги смотрелся очень миленько, а при ближайшем рассмотрении — просто восхитительно. Уютный, аккуратный, с резными ставенками, затейливым крылечком и узорчатыми перильцами. Да и в огороде полный порядок. Парники натянуты, дорожки расчищены. Ай да Иван Феоктистович!

Впрочем, глазеть по сторонам было особо некогда. До намеченного времени оставалось около двух часов, а мне еще нужно было привести себя в порядок и собраться с мыслями. Чай, не на банальное свидание направляюсь, а на встречу с посредницей между заказчиками и врачами-убийцами. Предусмотреть нужно все.

Я двинула к сараю и склонилась над чурбачком. И в этот момент на меня обрушился кусок скалы. Или половина дома, многоэтажного и многоподъездного. На худой конец — содержимое кузова массивного иноземного трейлера. И моя многострадальная головушка, воспользовавшись представившимся случаем, немедленно самоустранилась от всех забот. В том числе и от самой важной — спасения собственной хозяйки. Меня поглотила тьма, безнадежная и бесконечная, как человеческая глупость. В данном случае моя собственная, благодаря которой я и уплывала теперь в неизвестном направлении и на неопределенное время.

Когда я потихоньку начала возвращаться к жизни, за окном уже стемнело.

За попытку повернуться я заплатила болевым шоком и снова приняла позу раздавленного червяка.

— Дрын, гляди, тетка-то очухалась!

Если это про меня, то явное преувеличение. Чухаться мне теперь придется долго и не факт, что успешно. Я осторожно попробовала повернуть шею. Как и следовало ожидать, эффекта добилась сомнительного: говорящего не увидела, но обогатилась ощущениями, каковые пожелала бы разве что участникам событий, находящимся по другую сторону баррикады. Как всем вместе, так и каждому в отдельности.

— Вот дура бабка, — отозвался тот, которого величали палкой из забора. — Ну куда полезла, чего ей не хватало?

— Не бабка она, — вступился за меня безымянный джентльмен, но моя к нему симпатия улетучилась, едва успев зародиться. — Камуфляж у нее такой. Хотя по мне, так она и без него не лучше.

Вот ведь гад! Тоже мне ценитель женской красоты нашелся! От возмущения я дернула шеей и чуть окончательно не распрощалась с головой. Застонав от нестерпимой боли, я приготовилась выплюнуть ругательство, но обнаружила, что рот запечатан скотчем. Как, впрочем, и конечности. Меня перемотали липкой лентой, как ценную бандероль, лишив возможности не только двигаться, но и возмущаться.

— Слушай, а может, и коротышка там очухался? — забеспокоился грубиян. — Пойду взгляну. На всякий пожарный.

Он затопал, потом хлопнул дверью. Выходит, я тут не одна? Еще кого-то тут удерживают силой и в бессознательном состоянии. Кого же?

От смутной догадки у меня чуть не лопнуло сердце. Неужели они захватили Аллу? Мою трепетную и совершенно безобидную подругу?

К счастью, парализовать меня не успело. Хоть и с опозданием, но я сообразила, что речь шла о коротышке мужского пола, к каковому подружку не причислить при всем желании.