Аббат Радульфус внимательно выслушал брата Павла и в задумчивости нахмурился. Он вполне понимал желание леди объединить Итон с двумя соседними манорами. Тогда это объединенное владение будет представлять собой значительную силу в графстве. И само собой разумеется, что сия грозная госпожа намерена управлять этим владением самолично, через голову невесты, ее отца и малолетнего жениха. Страсть к приобретению земель – это страшная сила, и ради вожделенной цели вполне можно было пожертвовать детьми.
– Напрасно мы тревожимся, – изрек аббат Радульфус, как бы решив что-то для себя. – Забота о мальчике возложена на меня, у меня он и останется. Чего бы там эта леди ни желала, она не получит его. Забудем об этом. Она не представляет никакой угрозы ни для Ричарда, ни для нас.
Однако как бы ни был мудр аббат, вышло так, что вскоре ему пришлось признать свои выводы глубоко ошибочными.
Глава вторая
Монахи находились в зале капитула, когда утром двадцатого октября в обитель прибыл управляющий Итонского манора с посланием от своей госпожи.
Джону Лонгвуду было лет пятьдесят – дородный, бородатый мужчина с изрядной лысиной и благородными манерами. Выказав положенные знаки почтения аббату, он, как человек, исполняющий свой долг и не претендующий на собственное мнение по данному делу, ясно и просто изложил суть своей миссии.
– Милорд, леди Дионисия Людел послала меня к вам, дабы почтительно приветствовать вас, и просит прислать к ней вместе со мной ее внука Ричарда, дабы тот занял свое законное место лорда Итона в доме своего отца.
Аббат Радульфус, откинувшись на спинку кресла, бесстрастно смотрел в лицо посланнику.
– Разумеется, Ричард будет присутствовать на похоронах отца, – сказал он. – Когда назначена церемония?
– Завтра, милорд, перед обедней. Однако моя госпожа имела в виду другое. Она хочет, чтобы молодой лорд оставил свои занятия в аббатстве и занял место лорда Итона. Я должен сказать, что леди Дионисия самолично намерена взять на себя попечение о Ричарде, тем более что теперь он вот-вот войдет в права наследства, а она уверена, что так оно и будет, без всяких задержек и препятствий. Мне приказано привезти наследника домой.
– Боюсь, что тебе не удастся выполнить этот приказ, – осторожно заметил аббат. – Ричард Людел поручил опеку сына мне, на тот случай, если он умрет, не дождавшись его совершеннолетия. Он желал, чтобы его сын получил достойное образование, дабы, вступив в права наследства, он мог разумно управлять своими владениями. Я намерен исполнить данное Ричарду Люделу обещание. Молодой Ричард останется под моей опекой, пока не подрастет и не сможет отвечать за свои поступки. А до той поры, я уверен, ты будешь служить ему столь же верно, как служил его отцу, содержа его владения в надлежащем порядке.
– Вы можете быть совершенно уверены, что так оно и будет, милорд, – промолвил Джон Лонгвуд, уже значительно дружелюбнее, нежели когда он говорил о сути поручения своей госпожи. – После битвы при Линкольне лорд Ричард оставил все дела на меня, и у него не было случая пожалеть об этом, и сын его никогда не будет в чем-либо ущемлен мною. Можете не сомневаться.
– Я и не сомневаюсь, – улыбнулся аббат. – А мы тут, переложив на тебя все заботы о владениях Ричарда, продолжим его обучение и долженствующее наставление.
– Что же прикажете передать леди Дионисии? – спросил Джон, не выказывая никаких признаков разочарования или гнева.
– Передай своей госпоже, что я почтительно приветствую ее во Христе и что Ричард будет доставлен завтра, и, как полагается, с надлежащим эскортом, – ответил аббат с ударением на последних словах. – Однако я имею священные обязательства перед его отцом относительно опеки сына, вплоть до совершеннолетия последнего, и намерен твердо придерживаться воли покойного Ричарда Людела.
– Так я и передам, милорд, – коротко объявил Джон Лонгвуд, глядя в глаза аббату, затем почтительно поклонился и быстрым шагом покинул зал капитула.
Когда брат Кадфаэль и брат Эдмунд, попечитель лазарета, вышли на большой монастырский двор, они успели увидеть, как подле привратницкой посланец из Итона сел верхом на своего коренастого валлийского коня и неторопливо поехал в сторону Форгейта.
– Я не сильно ошибусь, если скажу, что это поехал настоящий мужчина, – рассудительно заметил брат Кадфаэль. – Он не расстроился, получив решительный отказ. И похоже, вовсе не боится привезти его своей госпоже. Можно даже подумать, он попросту остался доволен.
– Он ведь не зависит от доброй воли своей госпожи, – возразил брат Эдмунд. – Покуда мальчик не станет сам себе хозяином, только шериф как сюзерен может угрожать его правам управляющего, а кроме того, Джон прекрасно знает свои достоинства. Знает о них и практичная старая леди, и она благодарна ему за рачительное управление владениями Люделов. Не желая ссориться с нею, Джон исполнил ее приказ, разумеется без особой радости. Делал свое дело да помалкивал.
Надо заметить, что Джон Лонгвуд и в куда более приятных обстоятельствах был молчуном, так что ему не составило особого труда постоять несколько минут с каменным лицом перед аббатом и промолчать.
– Этим дело не кончится, – сокрушенно заметил Кадфаэль. – Раз уж эта леди надумала прибрать к рукам Роксетер и Лейтон, так просто она не отступится. Наверняка мы еще услышим о леди Дионисии Людел.
Аббат Радульфус принял все возможные меры предосторожности. Юного Ричарда в Итон сопровождали брат Павел, брат Ансельм и брат Кадфаэль – охрана вполне надежная, даже на случай попытки захвата силой. Впрочем, надеялись, что обойдется без этого. Куда более вероятной представлялась возможность того, что леди Дионисия станет использовать личное обаяние и кровные узы, воздействуя на мальчика слезами и уговорами, чтобы пробудить в нем тоску по дому и переманить на свою сторону. Поглядывая по дороге в лицо Ричарда, Кадфаэль думал, что если старая леди рассчитывает обстряпать дело таким образом, то явно недооценивает и детскую непосредственность, и детскую рассудительность. Мальчик вполне отдавал себе отчет, в чем состоят его интересы, и никогда не упускал своего. При монастырской школе он жил в свое удовольствие, у него были друзья-сверстники, и вряд ли он ни с того ни с сего променяет привычную и беззаботную жизнь на неведомое ему одинокое житье – ведь у него нет братьев – и угрозу женитьбы на девушке, которая по его понятиям совсем стара. Разумеется, Ричард высоко ставил свои наследственные права и жаждал поскорее вступить в них, но они и без этого оставались при нем, и, будь он в обители либо дома, все одно пока не мог воспользоваться своими правами и поступать по своему усмотрению. Нет, чтобы завоевать ум и сердце Ричарда, леди Дионисия наверняка прибегнет к какому-нибудь более сильному средству, нежели бабушкины слезы и объятия. Тем более что этих ее слез и объятий никто от нее никогда не ожидал и не видел.
От аббатства до Итонского манора было немногим больше семи миль, но, к чести монастыря Святых Петра и Павла, по столь печальному случаю монахов и мальчика отправили верхом. Леди Дионисия заранее прислала слугу с крепким валлийским пони для своего возлюбленного внука, что было, видимо, первым шагом на пути переманивания мальчика на свою сторону. Подарок был принят с огромным удовольствием, но леди Дионисии вряд ли стоило этим особенно обольщаться. Поскольку подарок есть подарок, а дети достаточно проницательны, остро чувствуют, чтоґ движет старшими, и знают, когда дар приносится им от чистого сердца, без тайного умысла получить что-то взамен. Тем не менее осенним утром, ясным и росистым, Ричард, гордый и счастливый, сел верхом на своего пони, радуясь, что сегодня не будет уроков, и почти забыв о печальном поводе своей поездки. Слуга, длинноногий парень лет шестнадцати, бежал рядом и, держа пони под уздцы, перевел его через брод у Роксетера, в том самом месте, где несколько сот лет назад переходили Северн римляне. Здесь от их пребывания не осталось ничего, кроме мрачной разрушенной стены, бурой лентой тянувшейся вдоль зеленых полей; камни, из которых она была некогда сложена, местные жители давным-давно растащили на свои хозяйственные нужды. В этих местах, где прежде, говорят, стоял город с крепостью, ныне раскинулся богатый манор с плодородными, тучными землями и процветающей церковью.