— Я предупреждала, соколик.
Голос торжествующе-унылый. Микки вспылил:
— По-твоему, старикашка прибежал домой и укокошил двух здоровенных бугаев? Зубным протезом, что ли?
— Илюша, сейчас не до шуток, хотя, возможно, чувство юмора тебе скоро пригодится. Расскажи подробнее. Что там случилось?
— Откуда я знаю. Мамедов сказал, у обоих бошки свернуты. И кровищи по колено.
— Пусть отработает нормальная бригада с Петровки.
— Не хочу. Опять всплывет «Токсинор».
— От головорезов Мамедова толку не будет. Это дело тонкое. Все равно придется подключать спецов. Илюша, забудь о «Токсиноре». Подумай о себе.
Раздражение Трихополова достигло предела, вдобавок увязли в «пробке». Через стеклянную перегородку водитель Микеша делал отчаянные знаки: дескать, я ни при чем, босс! Трихополов погрозил ему кулаком. У цыганки спросил:
— Еще что посоветуешь?
Ответила все тем же заунывным, трагическим голоском, которого он терпеть не мог. Будто хоронила, стерва.
— Брось все дела, приезжай сюда. Обсудим. Надо принимать экстренные меры.
— Уверена, что это Сабуров?
— Пока не он. Он еще скапливается. Но круги идут через него. Как через ретранслятор.
Вот уж не предполагал, что ведьма знает такие слова. Откуда бы? Хотя нынче и цыгане бегают с «мобильниками». Они-то в первую очередь после бычар.
— Галя, убедительно прошу, не темни. Если есть что сказать, скажи. Только без мистики. Надоело!
— Не поленись, загляни к старику. Увидишь, как выглядит эта мистика. И чем пахнет.
Не прощаясь, отсоединился. Вызвал Мамедова, благо «пробка» не рассасывалась, ползли черепашьими шажками. Мамедов, бывший полковник спецназа, прославленный герой двух войн, услышав голос хозяина, оробел, начал докладывать заново, мямлил. Трихополов резко его оборвал:
— Какие новости по Сабурову?
— Илья Борисович… э-э… но ведь Серафимов держит все концы… Мои ребята обеспечивают прикрытие. Вроде так условились? Или если я не понял, то, конечно… готов нести…
Генерал Серафимов из бывшего пятого управления, золотой кадр Трихополова (в прямом смысле: деньги текли в него, как в черную дыру), третий день находился в запое, и Мамедов, прикидывающийся овечкой, не мог этого не знать. С интонацией, не сулящей ничего хорошего, Трихополов предупредил:
— И тебе, Мамедыч, и твоему Серафиму даю последние два дня. Не найдете — и вопрос встанет уже не о профессоре, а совсем о других людях. Улавливаешь, полковник?
— Илья Борисович! — Голос героя дрогнул от незаслуженной обиды. — Готов, как говорится, принять, но вы же знаете, Серафимов мне не подчиняется. Пьяного не сыщешь, а трезвый он со мной вообще не разговаривает. Я для него кто? Чурка с глазами. Говорит не стесняясь. Он и про евреев так отзывается, сам слышал. Он же фашист. Как с ним дело иметь? Его надо повесить. У него…
— Уймись! — прервал Микки, невольно улыбнувшись. — Кто из вас чурка, вы уж, пожалуйста, сами разберитесь. Два дня, и ни минутой больше. Все. Отбой. Работайте, товарищи.
…На телевидении малость пришел в себя, оттаял, как бывало почти всегда. Сама атмосфера здесь благоприятствовала душевному расслаблению. Денек действительно выдался насыщенный: сперва визит охамевшего Музурбека, упокой Господь его грешную душу, потом путаный разговор в правительстве с высокопоставленным хмырем (им же, Микки, и поставленным), потом заморочка на квартире у Сабурова — немного издергался, нервы не железные. Но здесь, в кругу своих, привычно накатила блаженная сердечная одурь. Телевизионный канал, безусловно, одно из его лучших приобретений, но не в коммерческом плане. Вернее, далеко не только в коммерческом. С точки зрения чистого бизнеса телевидение было малоприбыльным вкладом, а с учетом россиянской специфики и убыточным, но не этим определялась его ценность. Через собственный канал Трихополов имел возможность манипулировать общественным мнением, корректировать его в нужную сторону, и уже это одно уравновешивало все возможные финансовые риски. Но это на поверхности. Было еще кое-что, пожалуй, более важное, для него. На телевидении, как в волшебном кристалле, сплелись воедино такие несовместимые вроде понятия, как деньги и духовность, пещерные инстинкты и поэтические грезы, тьма и свет, — иными словами, Трихополов воспринимал дьявольский «ящик Пандоры» как бесценную, вечно новую игрушку, с которой никогда не наскучит забавляться и которая воспламеняет что-то заветное, нетленное, что порой охраняется в душе самого пропащего, прожженного злодея. Он был счастлив оттого, что он, мальчишка из предместья, наконец-то дотянулся головой до облаков и сумел купить себе это в личную собственность, осуществив потаенную мечту великого множества романтиков всех времен и сделав сказку былью, пусть для себя одного.
С его появлением на студии, как водится, началась праздничная суета. Директор канала, он же продюсер и ведущий нового шоу, Даня Волкодав (Данила Максимович Волчков), чей благообразный, аналитически-сосредоточенный, ироничный облик впечатался в общественное сознание за последние годы наравне с рекламой женских прокладок (или даже по сложному контрасту с ними), встретил его на пороге, на каменных ступенях здания, помедлил, убедился, что дружеское объятие позволено, прикоснулся липкими губами к щеке, и это было как бы началом обязательного ритуала посещения владыкой своего виртуального царства.
— Ну-ну, чего уж там… — растроганно пробормотал Трихополов, заметив бледную слезку в глубине искренне выпученных глаз человека, которого собственными руками слепил из кусков журналистского дерьма и сделал почти миллионером. — Позвал, я и приехал. Выступлю в твоем шоу, не волнуйся, милый. Дело общее.
Переборов приступ почтительной любви, Волкодав ответил торжественно:
— Спасаешь, Илья Борисыч, истинный Бог, спасаешь… Без тебя передачи не будет. Народ оповещен, застыл, как говорится, у экранов. Ждет вещего слова. Но зная твою нагрузку…
— Брось, Волчок, какая там нагрузка?.. Самому приятно повидаться. А то все по телефону да по телефону…
Подъем на лифте и прохождение по длинным коридорам студии напоминало триумфальное шествие какого-нибудь римского военачальника, вернувшегося в город с победой. И ведь забавная штука! Трихополов отлично знал цену восторженной мишуре, заискивающим, лукавым взглядам женщин, подобострастным позам мужчин, трепетно ждущих прикосновения к его пальцам, но всякий раз попадался на актерские уловки, отмякал сердцем. Разумеется, судьба каждого из этих людей зависела от его слова, каприза, но в дружном, веселом, умилительном лепете он угадывал нечто большее, чем страх. Прекрасные теледивы, изощренные в любви и ненависти, знающие толк в горьком запахе плоти и головокружительном звоне монет, способные за лишний доллар продать отца родного; искушенные, испытанные на ветрах перемен, с неуловимым нравом интеллектуалы, умеющие любой незначительный фактик обернуть на пользу хозяину; и даже здешние мальчики и девочки на побегушках, еще только мечтающие о приобщении к золотому тельцу, — все с одинаковым энтузиазмом, вполне чистосердечно спешили отдать дань уважения своему божеству, превосходящему их во всем. Это кружило голову, не могло не кружить. Не городская чернь его приветствовала, чья любовь не стоит ломаного гроша, а дозорные прогресса, выдвинутые на передний край беспощадной борьбы за мировые ценности.
Шоу «Своя голова на плечах» по задумке резко отличалось от всех прежних дебильных развлекательных программ типа «Поле чудес», слизанных под копирку с американских и европейских. Можно сказать, первый опыт самостоятельного творчества, рискованный шаг в неизвестность. Общую идею как-то мимоходом обронил сам Трихополов, вспомнив слова Михайлы Ломоносова о том, что, дескать, может «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать». Поначалу телевизионщики посмеялись, сочтя за добрую шутку, но вскоре поняли, что это — задание. Лучшие перья студии работали над сценарием, но все же для подстраховки, чтобы не ударить в грязь лицом, уговорили Микки выписать за бешеные деньги пяток спецов из «Парамаунт-фильма». Заключили контракт, выслали солидный аванс, но приехали почему-то только двое «латинос», не кумекавших даже по-английски, поэтому пользы от них было мало. Разве что сильно прибавилось работы у женского обслуживающего персонала. Передачу пришлось лепить, в сущности, своими руками. Творческое напряжение, конечно, было огромное, тем более стало известно, что на правительственном канале тоже в дикой спешке и с массой конспиративных предосторожностей готовили что-то подобное. Чуть ли не военно-патриотическое шоу «Прощай, солдатик». О дедовщине среди чеченских боевиков.
