Литмир - Электронная Библиотека

— Он правда ваш племянник? — прошептала Аня, щекоча дыханием его шею и настороженное ухо.

— С какой стати? — Сабуров удивился вопросу, в нем была несвойственная ей недоговоренность. — Впервые его вижу, как и ты.

— Кто же он такой?

— Представь себе, чекист. Из славного ведомства Феликса Эдмундовича.

— Ой! — Аня повернулась на бок и, хотела или нет, прижалась грудью и бедром. — Значит, прислали за мной?

— В том-то и дело, что вовсе нет. Пожаловал по собственному почину.

— Он так сказал?

— Да… Ему нужна работа. Я нанял его охранником. Посмотрим, понаблюдаем, что за человек. Он тебе не понравился?

Аня помолчала, потом сказала с обидой:

— Зачем обманываете, Иван Савельевич?

— Не обманываю, это правда.

— Правда в том, что вы считаете меня полоумной… Господи, мне было так хорошо! Я ведь вам поверила… Зачем, ну зачем он приехал? Что ему здесь надо? Мы же никого не трогаем, никому не мешаем. Я хотела завтра заняться парником…

Сабуров раздумывал, что можно ей сказать, а что нельзя. Ее психика уязвима, как туберкулезные бронхи — для каждого сквознячка. Но держать ее в щадящем режиме до бесконечности — тоже неразумно. Это палка о двух концах. Если она заподозрит лукавство, двойную игру, контакт между ними оборвется. Потом не восстановишь. Этот контакт был сейчас единственной вещью, ради которой стоило жить.

— Видишь ли, Аня, мне самому многое непонятно. Он рассказал какую-то странную, неправдоподобную историю. Якобы он выполняет задание по поимке опасного преступника, и, по его догадкам, этот преступник может объявиться в нашем районе. Он приехал, чтобы устроить засаду. Или что-то вроде того. Я ведь в их работе смыслю столько же, сколько и ты… Как, по-твоему, я должен был поступить? Прогнать его? Сказать: убирайся?

— Почему он пришел к вам, а не к кому-нибудь еще?

— Могу только предполагать, — соврал Сабуров. — Вероятно, навели справки, и я оказался подходящей фигурой для прикрытия. Старый профессор, сам здесь человек новый — да мало ли какие резоны.

— Вы говорили, никто не знает, что мы здесь.

— О чем ты, девушка? У Феликса Эдмундовича длинные руки. Демократы их сперва попробовали обрубить, а потом еще больше удлинили. Себе на беду.

Аня еще разок трепыхнулась, теперь он чувствовал всю ее женскую, упоительную тяжесть.

— Он показал документы?

— Конечно. Удостоверение. Фотография. Я внимательно рассмотрел.

— Он не похож на чекиста.

— Почему?

— Какой-то несерьезный, смешливый. Зачем-то прикидывается простачком, хотя сразу видно, что из хорошей семьи.

— Не знаю, какая у него семья, но чекисты разные бывают. Их же специально отбирают по группам интересов.

— Как это?

— Да так… Для работы с разными социальными прослойками — и еще много аспектов. Органы безопасности — сложнейшая, разветвленная система. Множество подразделений, ведомств, отделов. Целая сеть научных институтов. Аналитические центры. Лаборатории. Можно сказать, государство в государстве. А как же иначе? Аня, не замерзнешь?

Вместо ответа она нырнула под одеяло, и проделала это так ловко, что он и охнуть не успел. Ее дыхание сделалось прерывистым, но голос оставался ровным. Струился, завораживал. Еще немного, и он пропал. Но страшно не это. Страшно то, что если он окажется несостоятельным, второй попытки у него не будет. Смешной, нелепый старикашка с завышенной самооценкой — вот кем он станет для нее раз и навсегда. Или хуже того. Его слабость она отнесет на собственный счет, и хрупкий стебелек выздоровления надломится у самого корешка.

— Ты не очень спешишь? — спросил осторожно.

— Нет, не очень… Не верю в эту сказку про опасного преступника. Знаете почему?

— Почему?

— Она шита белыми нитками. Сами же говорите, институты, ведомства, отделы… И вдруг посылают одного человека против вооруженного бандита. Такое даже в кино не увидишь, разве что в американском. Но там — Шварценеггер, Сталлоне, а у нас какой-то Сидоркин. Не смешно.

— Жизнь богаче всякого кино, — нашелся Сабуров, все гуще ощущая какую-то подавленность в области живота. — И потом, напрасно ты так скептически относишься к Сидоркину. Кажется, он парень не промах. Наверняка у него есть пистолет. Да что там. Он же мне свою силу продемонстрировал. Впечатляет, знаешь ли.

— Головой кирпич разбил?

— Еще круче. Пальцами медный ключ согнул.

Впервые услышал ее короткий смешок — воркующий, глуховатый. Будто всхлип.

— Ага, представляю… Подошел, представился, показал удостоверение. Потом достал медный ключ и согнул. Мол, подивитесь, профессор, какой я молодец.

— А что?.. — насупился Сабуров. — Так оно и было. Еще сказал, что на хорошем счету у себя в конторе. Один из лучших.

Горячая ладонь скользнула ему на грудь, и он понял, что отсрочки не будет.

— Вы какой-то напряженный, Иван Савельич… Вам так неудобно? Повернитесь ко мне… Вот так…

Дальше она все проделала сама, ему оставалось только повиноваться. Сказать, что он получил удовлетворение от быстрой и жадной любви, похожей на оправление первичной потребности, значило ничего не сказать. В роковые минуты, когда он погрузился в ее лоно и раскачивался на утлой лодчонке страсти, перед отупелым взором с невероятной скоростью промелькнули разрозненные эпизоды былого, из детства, из недавнего времени, перемешавшиеся в калейдоскопическую круговерть, как бывает только в смерти, и над всей этой сумасшедшей пляской, грозящей апоплексическим взрывом, нависло холодное, как будто чужое недоумение: не может быть! Да, этого не могло быть, но это было. Раз за разом он все глубже погружался в трепещущую, податливую женскую плоть, добросовестно пройдя огромный путь страданий и счастья, от первого робкого соития до моментальной, победной вспышки освобождения, корябнувшей сердце могильным холодком. В эти заколдованные мгновения он почти уловил вечно ускользающий смысл бытия, и то, что ему привиделось, было равноценно тому, что скрывается в тайне рождения.

Аня осталась довольной. Отпрянула от него, словно теплая волна в момент отлива. Прикоснулась губами ко лбу, выражая признательность, и спокойно продолжила оборванный разговор:

— Когда он вошел в калитку, помните?.. Мне показалось, я его видела раньше… И не так давно. Он ничего обо мне не говорил?

— Вроде нет, — еще раз соврал Сабуров, не вполне понимая, на каком он свете.

— Хотите сигарету?

— С чего бы?

— Некоторые мужчины любят покурить после этого… Все-таки вы напрасно его не прогнали.

— Если настаиваешь…

В этот момент в открытую форточку ворвались щемящие звуки, будто сразу несколько кошек сцепились в смертельной схватке.

— Что это, Иван Савельевич?! — в ужасе прошептала Аня, приподнявшись на локтях.

— Ничего страшного, — успокоил Сабуров. — Наша Танечка беседует с майором.

Успокоясь, Аня прилегла. Помолчав, укоризненно заметила неизвестно в чей адрес:

— Как можно доверять такому легкомысленному человеку?..

ГЛАВА 2

У Трихополова выдался беспокойный денек. Перед обедом в офис неожиданно нагрянули посланцы независимой Ичкерии — неугомонный Музурбек Гаджиев с двумя родичами; на четыре часа была назначена встреча в Администрации президента, а вечером — выступление в прямом эфире в новом телешоу «Своя голова на плечах».

Появление знаменитого полевого командира было нежелательно по двум причинам: во-первых, Трихополов в последние недели вообще избегал контактов с кавказскими бизнесменами, а во-вторых, уж кого он меньше других хотел бы видеть, так это Музурбека Гаджиева. Блистательный горец прославился тем, что почему-то его то и дело объявляли взятым в плен или убитым, а один раз даже показали в хронике бегущим с оторванной головой в руках на ракетную установку «Град». Все это были, разумеется, дешевые пропагандистские трюки, рассчитанные на сумеречное восприятие россиянского обывателя, но своей цели они все же достигли. Постепенно Музурбек приобрел славу одного из самых непобедимых, бессмертных воителей с дебилистыми, трусливыми федералами. Считалось, что он неотлучно находится в ущелье Аргуна, ежедневно взрывая как минимум по одному блокпосту. Про Музурбека слагали легенды. Московские журналисты, к примеру, писали, что именно он в 96-ом году принудил к капитуляции талантливого полководца, генерала Лебедянского, хотя тот сперва пытался оказывать сопротивление грозной чеченской армаде, захватившей Грозный. Якобы Музурбек и Лебедянский встретились под покровом ночи в Моздоке, протолковали часа три, осушили ведро коньяка, и наутро перепуганный генерал, переодетый в бурку, собственноручно вывесил белые флаги по всей территории республики, включая Ставрополье. Писали также, что Музурбек обладает поэтическим даром, в чем не уступает златоусту Удугову, и возит в обозе гарем из сорока прелестных девушек, полученных через миссию Красного Креста в виде гуманитарной помощи. На День независимости по всем каналам телевидения прокрутили фильм «Великий воин Ичкерии — Музурбек», не уступающий, как отметила пресса, по своим достоинствам лучшим работам Антониони и Вуди Аллена. Музурбека играл в фильме сам Музурбек, гордо отказавшийся от дублера в символических сценах отрезания ушей сдавшимся в плен россиянским гяурам, а стихи закадровым голосом читал прославленный защитник вольности и прав Сергей Ковальский, по каковой причине, утверждали злопыхатели, первый приз на Московском кинофестивале был обеспечен фильму заранее.

64
{"b":"219272","o":1}