— То все потеряешь, — закончила я.

Она удивленно округлила глаза.

— Откуда ты знаешь?

Вот сейчас возьму и все выложу.

— Догадалась, — сказала я.

— Кроме этого бизнеса, у меня нет ничего, что бы принадлежало только мне. Я страшно боюсь его потерять.

— Понимаю, — кивнула я, глядя, как она делает еще один глоток кофе. — Но принять помощь вовсе не означает утратить контроль.

Меня вдруг осенило, что я должна последовать собственному совету. Впрочем, если оглянуться на прошедшие несколько недель — жизнь у Коры, договор с Джеми насчет колледжа, — похоже, я так и сделала.

Харриет была одержима работой до такой степени, что у нее не было никакой личной жизни. Днем она трудилась в магазинчике, вечером шла домой и почти всю ночь мастерила новые украшения. Может, ее это вполне устраивало, но оказалось, что кое-кого перемены только бы обрадовали.

Например, Реджи, продавца витаминов. По дороге на обед он всегда останавливался посмотреть, не нужно ли ей чего-нибудь. Если покупателей было мало, он выходил в проход между нашими киосками, чтобы поболтать. Если Харриет жаловалась на усталость, он тотчас предлагал ей витаминные комплексы; стоило ей чихнуть, как Реджи спешил с эхинацеей. Однажды, когда он принес травяной чай и гинкго билоба — Харриет посетовала, что ничего не помнит, — она сказала:

— Он такой добрый! Не могу понять, зачем ему все эти хлопоты?

— Ты ему нравишься, — сказала я.

Харриет удивленно качнула головой.

— Что?!

— Ты ему нравишься, — повторила я. По-моему, это было ясно как белый день. — Сама разве не видишь?

— Реджи? — Судя по удивленному голосу, она ни о чем не догадывалась. — Нет, нет! Мы всего лишь друзья!

— Парень принес тебе гинкго, — заметила я. — Друзья так не поступают.

— Почему бы и нет?

— Да ладно, Харриет.

— Не понимаю, о чем ты. Мы с ним просто друзья, и даже мысль о том, что… — сказала она, перебирая чеки, затем вдруг посмотрела на меня и перевела взгляд на Реджи, который рассказывал какой-то женщине о протеиновых порошках. — О господи! Ты и вправду так думаешь?

— Конечно, — заверила я, понизив голос и показывая глазами на коробочки с биодобавкой, которые Реджи аккуратно сложил на прилавке, сопроводив запиской со смайликом.

— Нет, ну это просто смешно! — воскликнула она покраснев.

— Почему? Реджи — отличный парень.

— У меня нет времени на отношения! — выпалила Харриет, схватив стаканчик и хлебнув кофе. На гинкго она теперь смотрела с подозрением, словно на прилавке лежала бомба замедленного действия, а не пищевая добавка. — Близится Рождество, самое горячее для меня время…

— Можно совмещать работу и личную жизнь.

— Не получится, — тихо сказала она и покачала головой.

— Почему?

— Ничего не выйдет. — Харриет выдвинула из-под прилавка ящик и смахнула туда чеки. — Сейчас я могу сосредоточиться только на себе и работе. Все остальное — пустая трата времени.

Я чуть было не возразила, что она ошибается — в конце концов, они с Реджи уже стали друзьями; нужно просто подождать, как все сложится дальше, — но передумала. Хочешь не хочешь, но придется уважать ее мнение, даже если оно не совпадает с моим. Я ведь тоже собиралась быть одиночкой, хотя в последнее время с одиночеством возникли проблемы. Это обнаружилось несколькими днями раньше, когда я спокойно сидела с Корой на кухне, никого не трогала, как вдруг угодила в праздничный план Джеми.

— Погоди-ка, — сказала Кора, глядя на лежавшую перед ней рубашку. — Что это такое?

— Для нашей рождественской открытки! — весело сообщил Джеми, извлекая из сумки и вручая мне точно такую же рубашку — джинсовую, с пуговицами до самого верха. — Помнишь, я говорил, что в этом году хочу сделать ее из фотографии?

— Ты что, собираешься вырядить нас в одинаковые рубашки?! — осведомилась Кора, видя, как он достает третью рубашку и прикладывает к собственной груди.

— Ага! Вот будет здорово! — ответил Джеми. — Да, чуть не забыл самое главное!

Он повернулся и выбежал в холл. Мы с Корой переглянулись.

— Одинаковые рубашки? — спросила я.

— Не паникуй, — посоветовала сестра, хотя выражение ее лица трудно было назвать спокойным. — Еще рано.

— Смотрите! — объявил Джеми, входя на кухню, и торжественно вытащил из-за спины какой-то сверток. — Для Роско! Ну как?

Там была — кто бы сомневался? — джинсовая рубашка. Собачьего размера. С пришитым красным бантиком. Наверное, мне следовало бы порадоваться, что подобное украшение отсутствует на моем одеянии, но, честно говоря, в ту минуту я была в ужасе.

— Джеми, — обратилась Кора к мужу, который нырнул под стол. Оттуда донесся шум и громкое пыхтение, из чего я сделала вывод, что Джеми пытается натянуть обновку на Роско, доселе мирно спящего. — Я не против рождественской открытки. Но неужели ты и вправду считаешь, что мы должны быть в одинаковых рубашках?

— В моей семье все носили одинаковую одежду, — сдавленно ответил Джеми из-под стола. — Мама вязала нам свитера одинакового цвета, а потом мы позировали на крыльце или у камина — для семейной открытки. Так что мы продолжаем традицию.

Я испуганно взглянула на Кору и прошептала:

— Сделай что-нибудь!

Она кивнула.

— Знаешь, может, обойдемся обычным снимком? — сказала она Джеми, когда тот с Роско в руках наконец вылез из-под стола. Пес выглядел весьма недовольным и ожесточенно грыз галстук-бабочку. — Или фотографией Роско?

Лицо Джеми разочарованно вытянулось.

— Ты не хочешь открытку со всеми нами?

— Ну, — замялась Кора, взглянув на меня. — В общем… для нас с Руби это несколько непривычно. Понимаешь, в нашей семье все было по-другому.

«Мягко сказано!» — подумала я. Конечно, у меня сохранились смутные воспоминания о семейных праздниках в ту пору, когда мои родители еще были вместе, но с тех пор как отец уехал, казалось, что он забрал мамино рождественское настроение с собой. После этого я стала бояться праздников — много выпивки, мало денег, а из-за школьных каникул мне приходилось все дни напролет проводить с мамой. По-моему, никто не радовался приходу Нового года больше меня!

— Но ведь я затеял это не просто так, — сказал Джеми, посмотрев на Роско, который уже обслюнявил весь галстук-бабочку и начал жевать рукав.

— И в чем же дело?

— В вас с Руби, — ответил он. — То есть я хочу сказать, вы же пропустили все эти годы!

Я повернулась к Коре, надеясь, что она вновь вступится за нас обеих. Увы, она молча смотрела на мужа, и, похоже, в ее глазах стояли слезы. Вот черт!

— Знаешь, а ты ведь прав! — сказала она, пока Роско выкашливал обрывок галстука.

— Что?! — возмутилась я.

— Будет забавно. К тому же тебе идет голубой цвет, — заметила сестра.

Ее слова были слабым утешением, особенно через неделю, когда я с Роско на коленях сидела у пруда, Кора в джинсовой рубашке стояла рядом и бросала на меня извиняющиеся взгляды, которые я старательно не замечала, а Джеми возился с треногой и автоспуском фотоаппарата.

— Ты должна понять, — шепнула сестра, глядя, как я отбиваюсь от пса, пытающегося облизать мне лицо. — Просто Джеми такой милый! Дом, чувство защищенности, вся наша жизнь… Он старается дать мне то, чего у меня никогда не было.

— Ну, поехали! — воскликнул Джеми, подбегая к Коре и становясь рядом. — Приготовьтесь! Один, два…

На счет «три» камера щелкнула, затем щелкнула еще раз. «Ни за что больше не соглашусь!» — подумала я чуть позже, когда увидела на кухонном столе стопку фотографий, а рядом — пачку конвертов. «С наилучшими пожеланиями от Хантеров!» — гласила надпись на снимке, при взгляде на который казалось, что я одна из этих самых Хантеров. Джинсовая рубашка и все такое.

Как выяснилось, я была не единственным существом, вытащенным из зоны комфорта. Примерно через неделю в школе я стояла у своего шкафчика за несколько минут до звонка, как вдруг услышала сзади чьи-то шаги. Я обернулась, решив, что это Нейт — единственный в школе человек, с которым я регулярно общалась, — но, к своему удивлению, увидела Оливию Дэвис.