— Лучше, чем ничего, — с претензией на философию изрек второй, — а ну иди за Татилой!

Капрон тем временем судорожно собирал Килькины вещи в мешок. Одеяло засунул скомканным, нож взял с опаской, словно боялся порезаться.

Килька смотрела вокруг круглыми, пустыми глазами и казалось ничего не слышала и не понимала. Как будто спала.

— А ну пошла, говорю! — крикнул первый громче и вдруг ударил ладонью её по щеке. — Слушаться сразу, под дурочку не косить, а то буду наказывать, — он мрачно усмехнулся и Гале подурнело. Не уйти от прошлого… Она всегда настигает. Всегда возвращается.

Килька молча пошла в указанном направлении. Галя пару минут сидела на месте, пытаясь решить, что теперь делать. Ее мелко трясло, но холодно не было. И страх смешался с ненавистью, сложно сказать чего было больше. Если бы хватило сил, она выскочила бы и разорвала их зубами, выместила бы всё скопившееся в сердце отвращение, весь страх, всю ненависть. Но сил не хватит. Разве что разделись Килькину судьбу? Но этим ей не поможешь.

Поэтому она встала и тихо отправилась следом. Компания вела себя довольно громко, но Галя все равно боялась сделать даже одно лишнее движение и себя выдать. Но оставить Кильку…

Которая сказала, что второй костер тоже жгла она, чтобы о них никто не узнал?

Уже стемнело. Земля под ногами сменилась чем-то напоминающим свалку камней. Галя сбила ноги до крови, упала и пропорола ладонь о какой-то острый предмет, но настойчиво шла следом.

Правда, вскоре лес закончился, сменившись пустырем. Улица с заброшенными низкими домиками вдалеке перерастала в большой город, хотя и меньше, чем тот, у которого выросла Галя.

Но зато на редкость хорошо сохранившийся.

Дальше идти было опасно, прятаться среди таких хилых препятствий Галя не умела. Но судя по всему, этот город и был конечной целью поймавших Кильку людей.

Галя, уже не сомневаясь, развернулась и почти побежала назад. Ориентироваться в лесу ночью сложно, но холм, у которого остались остальные был самыми высоким и под светом луны Галя легко его нашла.

Далеко… Он был далеко, но она не останавливалась даже передохнуть. Когда в груди начинало бухать слишком сильно, Галя замирала, делала глубокий вдох и уши разрывало стрекотом пуль, оставивших у ног Кильки жуткие земляные фонтанчики.

Братья не спали. Подскочили с одеяла, одетые, собранные и изучающе уставились на качающуюся от усталости Галю, которая вывалилась из кустов и тяжело опустилась прямо на землю. Как будто чего-то подобного ждали.

Она уперлась в траву руками, чтобы не упасть совсем, потому что тогда она точно не поднимется. Где и чем занят Степан, она даже смотреть не стала, толку-то от него?

— Где? — коротко спросил Ронька.

— Город… Люди с настоящими автоматами, — торопилась Галя, — У них — рабы… на лбу — клеймо. Она ее… поймали. Она сказала, что тут одна… Это матерые звери. Я знаю. А Тарзан просто щенок…

Она даже отдышаться не успела, а вещи были собраны, Степана подняли, он моргал осоловевшими со сна глазами, когда ППшер вешал на него рюкзак.

— Уходим, — коротко сказал Ронька и нырнул в кусты.

И Гале пришлось снова идти.

Насилие над телом не то же самое, что насилие над духом. Просто раздели понятия и расслабься, постарайся получить удовольствие.

Отец Илья учил даже такому. Правда, обходил стороной подробности, как это можно проделать.

В смысле расслабиться, думала Килька, пока ее вели по улице полуразрушенного города.

— Что Капрон, слюнки пускаешь? — ухмылялся тот, который с оружием. Его звали Фастер. — Не забыл еще, как это — теплая послушная девка? И тебе достанется, попозже, если будешь хорошим верным песиком, — сюсюкал.

Что такое насилие? Просто твое тело на время будет не совсем твоим. И это нужно переждать, как холодный дождь, засунувший лапу тебе за пазуху, пока ты спешил под крышу, в свой уютный теплый дом…

Только как сделать вид, что его не замечаешь?

Глаза работали сами по себе. Дорога считывалась инстинктивно, как и слова окружающих мужчин. Они проплывали мимо сознания и откладывались в голове на потом, так как анализировать в данный момент было некому. Килька была занята, потому что слушала голос отца. Почти такой же ясный, как голоса окружающих.

И твое всегда останется твоим, даже если временами сложно смириться, что ты не прежняя. Неважно, что происходит с телом, ты — это твой дух. Твоя суть — это твой дух. Тело меняется и слабеет — дух остается прежним, свободным, легким, неуловимым.

А если это продлиться бесконечно?…

Пятиэтажный дом в форме квадрата стоял на откосе, вокруг заросший кустами пустырь и только остовы окружающих домов, разрушенных до самого основания. Первые два этажа превращённого в крепость дома были завалены насыпью, окна остальных трех забиты деревянными досками или загорожены заслонками. На внутреннюю территории вел единственный узких проход, перекрытый решёткой, к прутьям которой приварены толстые металлические щиты. Когда-то тут засели и отбивались люди. От кого?

От себе подобных.

Если это поможет выжить, ты сможешь пройти и через это, убеждал голос над ухом. Хотелось бы верить…

На крик отворили ворота, за ними стояло похожее на Капрона существо — босое, обросшее, грязное. На лбу набор цифр и букв. Он смотрел в землю, не поднимая глаз на пришедших. Даже Кильке не досталось ни единого взгляда.

Иногда очень сложно помнить, что жизнь любого человека наполняет множество незаметных в повседневности, щемящих душу мелочей, делающих мир прекрасным… И их не отобрать, как не заставить солнце остановиться.

— На третий сразу ведем, — пророкотал левый, которого звали Татила, — Капрон, тащи факел. Мы сами отведём, проверим, хорошо ли устроилась.

— А ты иди, иди, — обратился к Кильке, — не бойся, мы сегодня недолго, нас всего двое, быстренько отработаешь, тогда воды получишь и чего-нибудь пожрать. Давай, топай за Фастером.

Просто расслабься и представь, что это происходит с кем-то другим, а ты смотришь со стороны. Паришь под потолком и удивляешься, на какую ерунду люди тратят время.

Коридор, лестница, еще коридор. Толстая железная дверь медленно, со скрипом, отъезжает в сторону, за ней полная лунным светом комната. В ней только стол и узкая кровать у стены. Даже в полумраке ярким клетчатым пятном выделяется покрывало. Смотрится нелепо.

— Чур, я первый, — добродушно говорит Татила, закрывая дверь. Фастер недовольно хмыкает. — Ладно, давай тогда, чтобы всем: я первый сзади, ты — спереди, — и дико хохочет, словно шутка удалась.

Не дури. Это твой шанс выжить. Чем меньше сопротивления, тем скорее отстанут, тем больше времени подумать и найти выход. И вот уже голос отца пропадет, растворившись, как дым от сигареты.

Конечно, она знала, что нужно делать. Ведь они все равно своего добьются, даже если придется избить ее до полусмерти. Знала, прекрасно знала.

Но не смогла.

Татила с неожиданно тонким стоном согнулся пополам, получив пинок в самую незащищенную свою часть тела, а Фастер зато не сплоховал, тут же отпрянул и увернулся. Не зря ему доверяли оружие…

Первый удар в живот заставил Кильку упасть на колени и уткнутся лбом в пол. Пинок в бок — опрокинуться на спину, судорожно хватая воздух сухими губами.

Татила уже распрямился, немного отошел от покушения на самое дорогое и только сипло дышал.

— Не хочешь, выходит, по-хорошему? — с трудом проговорил. — Фастер, посторонись, дай я покажу этой суке ее место.

Когда он доковылял, Килька резко поднялась и врезала ему между ног снова, правда не так сильно, слишком густой была боль внутри.

Удар в лицо. Рукой. Соскользнул по щеке, все-таки успев опрокинуть на пол. Вот он, вкус моей крови. Почти сразу Килька принялась подниматься, облизывая разбитую губу. Вкусно… и звереешь от нее, как от наркотиков.

Татила от ярости уже ничего не соображал, только матерился сквозь зубы и снова выпрямившись, сжал кулак до хруста. Неизвестно, чем бы закончилось, будь он один. Но Фастеру не зря доверяли оружие.