— Ви-Ви просила вам кое-что передать, — торопливо прошептал он. — Зайдите к ней после завтрака, комната 1215. О боже, они уже здесь! — И бросился наутек, снова едва не потеряв часть своего туалета.
— Хм, — подытожила Жаклин и, плеснув себе еще кофе, вернулась к литературному творчеству.
Не прошло и пяти минут, как ей снова помешали. Чья-то недрогнувшая рука смахнула ее сумку с соседнего стула, и жизнерадостный голос произнес:
— Спасибо, что заняла мне местечко!
Жаклин насупилась:
— Привет, Бетси. Вообще-то я...
— Не вздумай сказать, что припасла местечко для кого-то другого. Эти штучки мне знакомы.
Жаклин со вздохом захлопнула блокнот:
— И как это называется — проникновение в лагерь противника?
— Идея Дюбретты! Жаль, что я сама не додумалась.
— Между прочим, шпионы дольше остаются нераскрытыми, если маскируются во вражескую униформу.
На Бетси были те же, что и накануне, мешковатая рубашка и брюки цвета хаки. Широкоплечая, мускулистая, с короткой стрижкой, она походила на юношу — точнее, на мужчину средних лет в великолепной физической форме, ибо лицо ее несло на себе печать бесчисленных сидячих забастовок и маршей.
— Но значки-то я сняла, — заговорщицки поделилась Бетси. Затем оглядела Жаклин, от шляпы до широкой юбки, и покачала головой: — Кто бы говорил. Более нелепого одеяния в жизни не видала!
— Спасибо за комплимент. А почему ты ни против чего не протестуешь?
— Именно этим я и занимаюсь. — Откинувшись на спинку стула, Бетси сложила руки на груди. — Да не дергайся ты, я и рта не раскрою. Собираюсь просто наблюдать. А где ты раздобыла кофе?
— Принесла с собой, — Бетси потянулась к сумке, но Жаклин ее обескуражила: — Больше нет, Так, кажется, сейчас начнется — вот и тетушка Хэтти.
— О! — Бетси встрепенулась.
Вернулась Сью, Она с любопытством посмотрела на Бетси, и Жаклин их познакомила.
— Ага, значит, вы из этих дурочек? — обрадовалась Бетси, глянув на красную именную бирку Сью. — И как же вас угораздило вляпаться в эту пакость, деточка? С виду вы вроде бы не идиотка.
Жаклин вздохнула:
— Мне нравится твоя манера внедрения во вражеский стан — прямо как бульдозер.
— Вы вчера участвовали в марше протеста? — спросила Сью.
— Я его организовала, — с гордостью сообщила Бетси. — Вот, возьмите бляху — дарю. — Из кармана рубашки она достала значок: ярко-зеленая надпись на желтом фоне гласила: «Нет — изнасилованиям!» — Берите-берите, не стесняйтесь! Или, может, вы за изнасилования?
— Нет, конечно!
— Дай мне! — Жаклин прицепила бляху к сиреневому лифу и одобрительно цокнула. Бляха и впрямь смотрелась очень стильно. — Жалко, свою не прихватила, с надписью «Событие века», — огорчилась она. — С одной стороны эта, а с другой...
Но Сьюзен и Бетси ее не слушали. Сью рада была познакомиться с очередной эксцентричной приятельницей Жаклин, а Бетси воспылала надеждой обратить девушку в свою веру.
— Готова поспорить, вы только начали кропать эту мерзость, — с улыбкой сказала она. — Подумайте, на какой позорный и пагубный путь вы встали! Еще не поздно бросить.
— И найти спасение в лоне революционеров! — подхватила Жаклин и пропела: — Глори, глори, аллилуйя...
— Заткнись, — оборвала ее Бетси. — Поговорим потом, Сью, Старая кошелка сейчас раскроет варежку, и я хочу кое-что записать.
— Раз, два, три, проверка... — прошелестела Хэтти в микрофон.
Столик на сцене сегодня был не столь щедро украшен авторами: присутствовали только Виктор фон Дамм и Эмеральда Фитцрой. Хэтти уже собралась обратиться к публике, но тут Виктор перегнулся через пустой стул, отделявший его от Хэтти. Та поспешно прикрыла ладонью микрофон, однако зрители успели услышать:
— Лично я убираюсь отсюда ко всем чертям. Не хочу...
Улыбка тетушки Хэтти застыла. Она что-то ответила Виктору, он снова уселся, и Хэтти начала речь.
Бетси прилежно записывала каждое слово в своем новеньком блокноте. Жаклин припомнилась старая университетская шутка: конспектирование лекций — это перемещение слов из записей профессоров в тетрадки студентов, минуя мозги и тех и других. По сути, речь старушки состояла из снова и снова повторявшихся приветствий и обзора мероприятий дня. После чего Хэтти взяла в руки вилку и в зал ворвались официанты с подносами.
Жаклин, любившая плотно поесть, мигом проглотила жесткий, как подошва, омлет, перченую колбасу и тост, затем перешла к бутерброду с сыром, который предусмотрительно захватила с собой.
— А где остальные? — спросила Бетси.
Жаклин неуверенно заглянула в сумку:
— Я взяла только один.
— Да я не про сыр, тупица, — про писателей. Нет именно тех, кого мне больше всех хотелось бы видеть, — этих ваших Валери.
— Валери Валентайн не собиралась приходить, — просветила ее Сью. — Она ведь самая яркая звезда и вряд ли станет показываться на публике больше одного раза в день. Наверное, появится вечером на коктейль-пати.
— А вторая?
— Может, заболела.
Жаклин подозревала, что предположение верно, хотя и не в том смысле, который вкладывала Сью. Видать, нервы Джин все-таки сдали от напряжения. А может, подружка надумала взбунтоваться? Жаклин не сомневалась, что прибыть на конференцию Джин вынудили, — скорее всего, старушка Хэтти. Чтобы избежать разоблачения, Джин пошла бы на все — настоящая мечта шантажиста.
Но это вовсе не обязательно значило, что все прочие авторы подвергались такому же нажиму. Большинство из них горели желанием лишний раз покрасоваться на публике. Однако перемена в настроении Джо-Виктора позволяла предположить, что в полку бунтовщиков прибыло. Только вчера он вроде бы наслаждался нелепым торжеством, а сейчас, после своей вспышки, погрузился в мрачное молчание, ни разу не подняв глаз от тарелки.
Жаклин подумывала, не обсудить ли эту интригующую тему с Бетси, но решила, что не стоит. Зачем делать за революционеров их работу?
В заключение завтрака прозвучали речи двух гостей — рецензента любовных романов и редактора, который воздал хвалу писателям — за то, что помогают ему зарабатывать кучу денег. Виктор направился было к столику Жаклин, но Хэтти вовремя ухватила его за воротник и увела.
— Знаешь его? — спросила Бетси, от которой не укрылась эта немая сценка.
— Кого?
— Вон того роскошного мачо в наряде Веселой вдовы. Не понимаю, как так получается, — с грустью продолжала Бетси, — но почему-то самые фактурные мужики всегда оказываются самовлюбленными свиньями.
Пожав плечами, Жаклин двинулась к выходу, Сьюзен поспешила следом.
— Ты на какой семинар?
Жаклин заглянула в программку, напечатанную — разумеется! — на розовой бумаге.
— Никак не могу выбрать между «Как писать эротический любовно-исторический роман» и «Классический образ героя-любовника». Виктор наверняка отправится именно туда.
— Значит, я иду на другой. — Сьюзен поджала губы.
— Погоди-погоди, это еще не все. Как тебе «Романтические наряды для героинь и авторов»? Или вот: «Создание настроения — лунный свет, напудренные парики, шпаги и корсеты, почитание девственности».
— Твоя подруга права! — вырвалось у Сью. — Это просто отвратительно! Сплошная похоть и примитив! Я иду гулять — хочу глотнуть свежего воздуха.
И она убежала, прежде чем Жаклин успела сообщить, что на Манхэттене не так-то просто раздобыть свежий воздух.
Жаклин вновь уткнулась в программку. Семинар про «создание настроения» казался самым дебильным, а значит, самым занимательным, но, с другой стороны, ведь она поставила себе цель — написать эротический любовно-исторический роман. И пусть она на сто процентов уверена в своей способности сотворить бестселлер без посторонней помощи — чем черт не шутит, вдруг семинарчик подкинет какие-нибудь полезные идеи.
Сиреневым облаком Жаклин проплыла по фойе, хватая на ходу рекламные буклеты со стендов издателей. И вскоре наткнулась на Дюбретту.
— Глазам своим не верю! — воскликнула акула пера. — Не возражаете, если я вас щелкну?