От раздумий ее оторвало внезапное молчание, воцарившееся за столиком, Жаклин моргнула и обнаружила, что Дюбретта с Бетси сверлят ее негодующими взглядами.

— Джекки, мы же разговариваем! — возмутилась Бетси.

— И кто вам мешает? Я и рта не раскрыла.

— Ты пела!

— Неужели?

— Я-то надеялась, что ты с этим справилась. — И Бетси пояснила Дюбретте: — Раньше Джекки всегда так делала — когда становилось скучно, она принималась напевать.

— И что же я пела? — с интересом спросила Жаклин.

Бетси вздохнула:

— Начала с «Расцвета любви». Потом перешла к «Старой, нежной песне любви», а уж затем — к «Пускай бегут года».

— Ну что ж! — Подхватив сумку, Жаклин поднялась. — Раз я мешаю вашей интеллектуальной беседе, то, пожалуй, откланяюсь.

Мурлыча себе под нос, она взяла у портье ключи от номера и направилась к лифту. «Пусть чередой годы прошли, свою любовь мы сберегли...»

Любовь и страсть, ревность и ненависть были, разумеется, не чужды Жаклин. Не найти более благодатной почвы для этих чувств, нежели влажные и тенистые университетские рощи. Однако, хотя Жаклин довелось стать невольной участницей нескольких расследований убийств, никогда прежде ей не приходилось окунаться в атмосферу, буквально пропитанную ненавистью. Все здесь друг друга ненавидели.

Но это лишь доказывает, рассуждала Жаклин, что авторы дамских романов не лучше и не хуже, чем прочие представители рода человеческого. Поражало иное — контраст между кружевными сердечками с одной стороны и ядовитыми перепалками — с другой. Сентиментальность и ехидство были сплетены в причудливый и нелепый клубок.

Пассажиры лифта испытали немалое облегчение, когда Жаклин вышла на своем этаже, по-прежнему напевая.

В номере никого не оказалось, но Сьюзен здесь побывала: ее ободранный чемоданчик робко забился в угол, а туалеты не заняли и четверти платяного шкафа. На тумбочке лежала записка: «Я ушла с Виктором! Огромное Вам спасибо! До скорой встречи. Не могу передать, как я Вам благодарна за Вашу доброту! Сью».

— Ого! — воскликнула Жаклин.

На тумбочке высилась еще и стопка книг в бумажных переплетах. На обложке верхней книжки юная дева млела в объятиях высокого и смазливого индейца. Сползающая с плеча девушки блузка готовилась вот-вот окончательно ее покинуть, а сама прелестница прогнулась назад под углом, немыслимым для человеческого позвоночника. Мрачное доселе лицо Жаклин слегка просветлело. Сбросив туфли, она поудобнее устроилась на кровати и подтянула к себе «Нежданные ветры страсти».

"Поведя широкими плечами, Длинная Стрела небрежно скинул лук и колчан со стрелами. На его бронзовой груди заиграли мускулы.

— Я буду звать тебя Анемон, Цветок Ветра, — произнес он по-английски, но с гортанным выговором. — Это цветок любви в моем племени, ибо он гнется от ветра страсти.

— Нет, — прошептала Флейм и попятилась, дрожащими руками пытаясь натянуть обрывки блузки на полные груди. У молодого воина загорелись глаза.

— Иди ко мне, Цветок Ветра. — Он отбросил в сторону кожаную набедренную повязку. Точно завороженная, Флейм уставилась на..."

— Жаклин?..

— Черт, — буркнула Жаклин. Она и не услышала, как в замке повернулся ключ.

Сьюзен смущенно улыбнулась:

— Извините, я не хотела вам мешать.

— Ничего страшного. — Заложив страницу, Жаклин захлопнула книжку. В конце концов, она отлично представляла, что же так заворожило невинную Флейм. Ни у кого из читателей «Страстного турка» не могло остаться сомнений на сей счет.

— Мне казалось, вы ужинаете с Виктором.

— Я передумала.

Жаклин с интересом наблюдала, как котенок пытается походить на льва. Это было так занимательно, что она вмиг позабыла все свои благие намерения не лезть куда не просят.

— Что случилось? — спросила она, с трудом скрывая нетерпение.

Сью подошла к окну и задумчиво уставилась на Центральный парк.

— Да в общем-то ничего, — ответила она с деланным смешком. — Просто... я поняла, что он за человек. Эти его слащавые манеры — он обожает рисоваться, лишь бы глупые женщины перед ним заискивали... Вообще-то я понимала, что Виктор самовлюбленный болван, и согласилась пойти с ним только потому, что считала его забавным... — Голос ее сорвался.

Материнский инстинкт был развит у Жаклин гораздо сильнее, чем она признавала, но охи-вздохи и море слез виделись ей не самым удачным курсом лечения. Внимательно посмотрев на вздрагивающие плечи Сью, она бодрым голосом попросила:

— Раз уж вы на ногах, будьте добры, принесите мне стакан воды!

Пряча лицо, Сью прошаркала в ванную и через несколько минут вышла с прилипшими ко лбу мокрыми прядями и виноватой улыбкой.

Жаклин приняла из ее рук стакан.

— Спасибо. Надеюсь, вы не возражаете — я позаимствовала у вас книжку.

— Ну что вы! Берите сколько угодно. Вы не представляете, как я вам благодарна...

— Ерунда. Это я вам благодарна — за возможность расширить круг чтения. Книги нынче так дорого стоят.

Сью легла поперек кровати.

— Я очень ценю вашу тактичность. Но незачем избегать этой темы. Я совсем не расстроена и отнюдь не против того, чтобы об этом поговорить.

Жаклин, видя, что независимо от своего желания вот-вот станет наперсницей бедной девушки, откинулась на подушки и смирилась.

— Тогда давай перейдем на «ты», — предложила она. — Этот тип к тебе приставал? Ты уж извини меня за старомодную терминологию — мало я прочла любовных романов и не успела выучить ключевые слова.

— Да нет же, господи! — Сью вновь натужно усмехнулась. — С такими-то вещами я умею справляться.

— Не сомневаюсь, — пробормотала Жаклин. Значит, Джо не приставал — и Сью разочарована.

Некоторое время девушка молчала. А затем хлынул поток слов:

— Поначалу он был так мил! Мы зашли в какой-то уютный бар, выпили, разговаривали... Ему всего двадцать девять, вы знали? Я сказала, мол, как замечательно, что он пользуется таким успехом, а он ответил, что ему наплевать на деньги, что он устал от подхалимажа и притворства, хочет бросить все к черту и вновь зажить простой, нормальной жизнью... Я рассказала ему о своем городке, и Виктор с радостью заявил, что это именно то, о чем он мечтает...

Подбородок ее задрожал, и Жаклин поспешила вмешаться:

— И что же случилось, что разрушило такую романтическую атмосферу?

Ее голос подействовал как ушат холодной воды. Подбородок Сью окаменел, девушка бросила на Жаклин обиженный взгляд, тем не менее продолжала:

— Случилось то, что все это оказалось сущим трепом. Вдруг появилась эта женщина... Хэтти. Сразу закудахтала: ах, я знала, Виктор, что непременно найду тебя в твоем любимом баре, и неужели ты забыл о встрече с Бартоном и Ридом?

— Это издатели? — уточнила Жаклин.

— Да. Виктор свирепо на нее посмотрел. А она вдруг глянула на меня и говорит, причем очень любезно: «Деточка, надеюсь, вы меня простите? Теперь-то я понимаю, почему Виктор позабыл о скучной деловой встрече. Отчего бы вам не пойти с нами? По вашему красному ярлычку я вижу, что вы тоже писательница, так что вашей карьере наверняка не повредит, если вы познакомитесь с мистером Бартоном».

— Уж это точно, не повредит, — кивнула Жаклин. — Если откровенно, я удивлена, что Хэтти тебе это предложила. Вроде бы она не славится филантропией.

— Вот тут-то мистер Виктор фон Дамм и показал свою истинную сущность! Вскочил, будто на ежа сел, схватил Хэтти за руку — и был таков. Даже не извинился, буркнул что-то вроде «Увидимся». Хэтти и та смутилась, но не успела и рта раскрыть, как он ее уволок.

— Поразительно, — пробормотала Жаклин.

— Ничего поразительного! Просто он самовлюбленная, эгоистичная свинья, вот и все! Ведь та женщина, в зале, правду сказала — Хэтти самый крупный литературный агент, и у меня была возможность заинтересовать ее. Но драгоценный Виктор не терпит конкуренции, даже такой несерьезной.