– Приказ… выполнили, – растерялся Троян. Он даже взмок от страха. Вот-вот австрийцы нагрянут, и Махно не шутит, готов наган выхватить. Провались ты…
– Ладно, – смягчился Нестор, поправляя темно-русый чуб, что лез на глаза. – Едешь с нами или остаешься? Быстро решай!
Донеслись тревожные удары колокола.
– Поехали, – махнул рукой Троян. – Один конец!
– Ты это брось! – И уже в тачанке Махно спросил: – Где она живет?
– Кто?
– Да Тина, твою ж мать! Что с тобой?
– А-а, не знаю. А зачем?
– Жениться хочу!
Потеряв последнее представление о том, что происходит, Гавриил помял пальцами нос и вымученно заулыбался.
– Что ты скалишь зубы, Кощей? – возмутился Махно. Все шло кувырком, шиворот-навыворот. Тачанка неслась по улице, но кучер не ведал, куда править.
– Стой! – вспомнил Троян. – Вот же лавка ее отца. Узнаем?
– Будешь сватом! – решил Нестор. – Больше некому.
«Этого еще не хватало», – струхнул Гавриил. Он вспомнил и другое, что рассказывали о первой женитьбе Махно. Настенька Васецкая жила с матерью неподалеку, и не было особой тайны в том, что девушка переписывалась с вечным каторжником, любила его, ни с кем иным не встречалась, и это казалось просто… Мать Насти не находила слов и крестилась. Надо же было такому случиться, что Нестор, отсидев всего лишь семь лет, вышел на свободу и возвратился. Сыграли свадьбу. Вот тут-то и произошло непредвиденное. Махно возглавлял в Гуляй-Поле крестьянский союз, ревком, черную гвардию, коммуны. Забот полон рот. Но любовь к Настеньке перевесила все. Нестор забросил дела, сутками нигде не показывался, и анархисты категорически потребовали: «Брось ее!» Махно, дескать, ответил: «Не могу!» Тогда они пригрозили Насте: «Уезжай подобру-поздорову и больше не показывайся!»
Так оно было или нет, Троян не знал, но что Васецкая перед приходом австрийцев исчезла – это точно. И теперь назваться сватом, чтобы завтра прищучили уже его?
– Не могу, – уперся он у самой лавки.
– Трясешься? Не хочешь каторжнику помочь? – карие глаза Нестора потемнели в гневе. Шрам на левой щеке дернулся, и Гавриил сдался. Зашли.
Из-за прилавка на них тоскливо смотрел хозяин: лет сорока, полноватый еврей в маленьких очках в серебряной оправе. От удивления он поднял их на лоб, опустил. Сомнений не было: сам Махно зачем-то пожаловал с револьвером, бомбой на поясе, и второй разбойник с ружьем. Заберут?!
– Слушаю вас, господа… товарищи, – как можно вежливее сказал хозяин, поднимаясь и кляня себя, что в такое лихое время не остался дома. Хорошо, хоть дочь отправил подальше. Он неловко зацепил рукой хомут, и тот грохнулся под ноги гостям. Нестор как-то по-детски отпрыгнул в сторону. Троян, чтобы не засмеяться, нагнулся, поднял хомут и положил на место.
– Где Тина? – спросил Махно, забыв обо всех условностях сватовства.
– У… уехала, – опешил хозяин. Он ждал любой гадости, но только не этого, и даже не поинтересовался, зачем им, чужим людям, его единственная дочь.
– Далеко?
– В направлении Юзовки (Прим. ред. – Ныне Донецк).
Нестор в упор посмотрел на Трояна.
– Что ж ты молчал?
Тот пожал плечами:
– Она сдала дежурство и свободна. Мне ничего…
– Ах ты ж! – Махно повернулся и выскочил на улицу.
– Зачем вам Тина? – кричал вдогонку обеспокоенный отец, но его уже не слушали…
У штаба Нестора ждал весь отряд – человек тридцать: Каретники, Марченко, Лютый, Чубенко, сотские, а также кто был раньше арестован вартой, кто по другим причинам не мог оставаться. Тачанки, подводы стояли наготове. Опять накрапал дождь.
– Где пропали? – сердито спросил Алексей Чубенко. – Мы тут уже не знаем, что и думать.
Махно не ответил, поинтересовался:
– Все взяли? Харчи, патроны, самогон?
– Это есть.
– До свиданья, родное Гуляй-Поле! – Нестор неожиданно упал на колени посреди двора и поклонился на все четыре стороны. Мужики смотрели сдержанно, никто не улыбнулся и не проронил ни слова. У каждого на душе кошки скребли. Только Петр Лютый покачал головой: «Ну Нестор Иванович! Ну артист, ядрена кость. Молодец!»
Снявшись, они вскоре оказались на Бочанской стороне, на окраине. Тут стали совещаться.
– Обстановка неясная, – сказал Семен Каретник, – выскочим и нарвемся на засаду.
– Ночевать собрался? Люди и так перепуганы. Глянь, никого на улице! – набросился на него Фома Рябко. – Проскочим, а там – ищи ветра в поле.
– Я не против, – согласился Семен. – Дальше-то куда? Кто нас ждет? Вокруг одни враги.
– Не заговаривайся, – поостерег его Махно. – Если так, то ради кого мы воюем?
Стрельба со стороны австрийцев не прекращалась, и одну тачанку отрядили, чтобы осмотреться и, в случае чего, тоже ответить огнем, попугать.
– Нас ждут не дождутся обиженные властью крестьяне, – продолжал Нестор. – Конечно, осторожничают. Ох, как воздух нужна победа!
– Ждут! Унести бы ноги, – не без иронии заметил Алексей Марченко. – Но куда?
Махно мог ответить. Ему донесли, что в Дибривском лесу хоронится какой-то отряд, вроде бы под командой матроса Бровы. Форменные разбойники. Не хотелось к ним подаваться. А не исключено, что придется. Нестор решил помалкивать, чтобы даже ближайшие помощники (мало ли что случится) не могли предать. Кроме того, еще в Бутырках уяснил, что тайна всегда укрепляет авторитет вожака. В дальнейшем он часто придерживался этого правила и никогда не пожалел.
– Дождемся вечера, – сказал неопределенно, – покормим, напоим лошадей и прорвемся. А ночь – мать родная, приголубит!
Донесение екатеринославского губернского старосты департаменту державной варты
…В с. Больше-Михайловке Александровского уезда австрийским карательным отрядом произведено разоружение и несколько человек предано смертной казни как заподозренных в вооруженном нападении на 5 участок варты. В дер. Темировке тем же отрядом расстреляно 7 человек и в селе Алексеевке один…
10 июля 1918 г.
Когда уже и с юга, и с севера замаячили конные группы врагов, освещенные заходящим солнцем, и центр Гуляй-Поля был занят, и, казалось, ловушка захлопнулась, Махно решил:
– Теперь, хлопцы, пора! Они все тут. Прорвем кольцо – и на воле. Для этого делаем фокус. Идем в атаку во-он на тех, что с востока. Их как будто поменьше. Слушай внимательно. Когда сблизимся на верный выстрел, разлетитесь: вы пятеро во главе с Каретником – вправо, а вы с Марченко – влево. Поняли?
– Нет, – насупился Семен. На фронте он такой странной тактики не встречал. Ну и фантазеры же эти штатские! И потом, что за манера: без совета предлагать решение в последний момент?
– Наши две тачанки идут под вашим кавалерийским прикрытием, – спокойно объяснил Нестор. – Как только разлетитесь – мы их покосим.
– Занятно, – сразу согласился Марченко. – Действительно фокус!
– А они что, простофили? – усомнился и Лютый.
– Какое там! Это же венгерские уланы. Видали, как они налетели утром? Я еще тогда подумал: эх, коварно скосить бы. Сейчас они тоже попрут с пиками наперевес. Верные мишени. Ты, Вакула, со своей тачанкой и кто на подводах – стерегите тыл. Вперед!
Эскадрон улан, завидев легкую добычу, что шла прямо на их пики, бросился навстречу, очертя голову, как и предполагал Махно. Когда же крестьянские конники мнимо дрогнули, рассыпались – атакующие неслись во весь опор. В мгновение ока они были покошены кинжальным огнем с развернутых тачанок. А тех, кто пытался уйти, с флангов перехватывали и секли Каретник и Марченко. Путь к отступлению был свободен.
– Во мы им дали! – крикнул в азарте Роздайбида, но Нестор не разобрал слов, их отнес влажный степной ветер. Не останавливаясь, тачанки и подводы устремились подальше от Гуляй-Поля.
Австрийцы еще некоторое время маячили на горизонте, видимо, определяя, куда удирают коварные славяне. Когда же холмистые поля обезлюдели и опустились сумерки, Махно сделал небольшой привал и повернул к Дибривскому лесу.