– Ой, не торопись, милая. Ты веришь, что власть может что-то дать? – Тина не раз слышала это дома и потому криво усмехнулась.

– А как же! Махно в прошлом году, помнишь, верховодил в ревкоме? Коммуны завел, земли нам подарил. Даже шапка помещика бате досталась!

Дочь лавочника была далека от земли.

– Как он выглядит? – спросила.

– Тю-ю, ты ни разу не видела? С меня ростом.

– Такой малый? – Тина подумала: «Неужели ночной атаман?»

– А что я, кнопка? – простодушно обиделась Муся. – Еще как нравлюсь. Гоняются кобели о-го-го!

– Но он же мужчина!

– Ну и что? Зато его все великаны боятся.

– Прямо там, – не поверила Тина, хотя ее это очень заинтересовало.

– Криво! – передразнила соседка. – Махно такой, ну, такой…

– Какой же?

– Волк его увидит, подожмет хвост и в страхе убежит. Наши на хуторе наблюдали. Во какой! Тю-ю, да мне ж обед еще варить…

– Давай помогу, – предложила молодая хозяйка, – а потом вместе и отправимся на твой митинг.

– Правда? Ну, живо чисть картошку!

Когда они пришли в центр городка, там уже собралась давно не виданная публика: крестьяне с окраин, прислуга, мастеровые, многие с женами, детьми. Стояли, о чем-то спорили, смеялись, поглядывая на дверь ресторана, что срезанным углом выходил на площадь. Крыльцо его было каменное, со ступенями, высокое – готовая трибуна. Тина и не заметила, как туда взобрался какой-то дядя в соломенной шляпе и начал что-то выкрикивать. Его живо прогнали. Потом еще двое пытались говорить, но было заметно, что это люди незначительные. Их тоже никто не слушал. Все ждали, когда появится Махно.

– Айда поближе, – Муся не могла долго стоять на месте.

Пока они пробирались к ступеням, раздались радостные и уважительные возгласы:

– Нестор Иванович! Тише!

На крыльце стоял тот самый мужичок, что ночью ворвался в помещение станции. Тина сразу его узнала, но теперь рассмотрела получше. Военный френч без погон, явно с чужого плеча, сидел на нем несуразно. Лицо плоское, монгольского пошиба, и носик небольшой. «Степняк», – небрежно определила девушка. Она любила читать исторические романы.

– Кхэ, кхэ, – кашлянул Махно.

«Ему бы еще лохматую лошадку и колчан со стрелами», – Тина улыбнулась.

– Нравится? – спросила Муся.

– Ага.

– Вот видишь. Я же говорила – сокол!

Тут Тина не сдержалась и прыснула. Махно взглянул на нее холодно, пристально и начал речь:

– Только что я из типографии. Всю ночь печатали вот это, – он показал пачку прокламаций, передал ее стоявшему у крыльца парню с черным знаменем, и тот принялся их раздавать. Тина с Мусей тоже взяли по листочку. Нестор продолжал:

– Революционно-повстанческий штаб призывает вас, каждого, не теряя времени, записываться в боевые отряды. Наша социальная революция – это продолжение и развитие русской. Степная ширь Украины не терпит диктатуры: ни царя, ни Скоропадского, казачьих генералов, ни большевиков. У нас дух от природы антигосударственный и требует простора!

Публика ожила, многие аплодировали.

– Хотите свободы? – спросил Махно глуховатым голосом, когда шум приутих.

– Мы с вами! Хотим! – послышались выкрики.

– Тогда запомните: нет ничего дороже. Любой возразит: «Я это, дескать, и сам знаю». Прекрасно! Вы что думаете, Махно умнее вас? Вздор! Я только выражаю ваши желания, вековечные мечты крестьян, иных рабочих людей. Не более того.

«А степняк-то хитер, – определила Тина, – и распаляется».

Карие глаза Махно засветились, голос окреп. Он продолжал:

– Быть рабом хоть и трудно, зато кормят, худо-бедно одевают, инвентарем обеспечивают. Чуток и рублишки подкидывают. Верно?

– Точно! Так и есть!

– А свободный сам по себе. Но и сладко же это, поверьте, – быть хозяином своей судьбы. Вот к чему призывают вас анархисты. Никакая государственная власть, никакая! – Нестор поднял палец и тряс им. – Никакая, будь она трижды золотая, тебе лично ничего даром не даст. Наоборот, такой хомут накинет, что и не брыкнешься!

«Господи, да он же мои мысли читает», – поразилась Тина. Но дальше, когда речь пошла о гетмане, «опричниках непрошенных», сборе оружия и «тружениках села», она почти не слушала. Это уже ее не касалось.

– Какой сокол! Убедилась? – возбужденно говорила Муся по дороге домой. – Это тебе не еврейская шпана, что бегает за твоей юбкой. Он им быстро утрет сопли, всяким Леймонским.

– Кому? – встревожилась Тина.

– Посмотришь, – загадочно пообещала прислуга.

Штаб восставших разместился в гимназии. Сначала решили занять коммерческий банк – здание солидное и надежное в случае нападения. Но Алексей Чубенко предостерег:

– Скажут, и новая власть прилипла к мешкам с деньгами.

Тогда кто-то предложил засесть в конторе Кернера: тоже в центре и каменная.

– А вы уйдете – с меня шкуру сдерут! – взмолился Марк Борисович.

– Как уйдем? Не веришь в нашу силу?

– Дорогие мои, мужик полагает, а Бог располагает.

Плюнули и заякорились, как и австрияки, в гимназии.

Первым делом Махно зачитал сочиненную им телеграмму:

– «Всем, всем, всем! Районный ревком настоящим извещает о занятии повстанцами Гуляй-Поля и установлении здесь свободной республики трудового народа Украины. Объявляем повсеместное восстание рабочих и крестьян против душителей и палачей революции – австро-германо-гайдамаков».

– Не слишком ли громко? – усомнился Алексей Марченко. – Мы что, вся Украина?

– Постой, а ты против размаха запорожской вольницы? – наскочил на него Петр Лютый.

– Есть еще соображение, – неторопливо заметил Семен Каретник. – На фронте не принято кричать о своих успехах. Зачем давать противнику оперативную информацию?

– У нас другая война, – возразил Махно, – и у нее свои законы. Где взять соратников?

– Все равно давайте по одежке протягивать ножки, – настаивал Марченко, – а то потом куры засмеют.

– Я подумаю, – пообещал Нестор, и вскоре дерзкую телеграмму с изумлением приняли в Александровске, Бердянске, Мариуполе.

Тем временем в штаб зачастили гонцы. Песчанский доложил:

– Румыны прут!

– Ага, не нравится им в степи! Далеко ли они? – уточнил Махно.

– Иван с колокольни шумит, что на взгривке гарцуют.

Все, кто был в штабе, засмеялись.

– Хай потешатся, мамалыжники. А вы там, хлопцы, потуже затяните пояса.

– Для чого? – не понял молодой лупатый гонец.

– Чтоб не потерять штаны, когда полные наложите.

– Ну вас! – хлопец обиделся и убежал. За ним явился гурянин, тоже порол чепуху.

– Роздайбида! – позвал Нестор. Вошел бравый пулеметчик. На ногах юфтевые сапоги, чуб вырывается из-под офицерской фуражки. Даже кокарду не снял. Он теперь охранял вход в штаб.

– Слушай, не пускай сюда этих паникеров. Мы мозгуем, как стратегию развернуть, а они блохами за пазуху лезут.

– Момэнт, – козырнул Роздайбида. – Просю на выход, парень. Ни одна муха больше не залетит!

– О главном речь, – Махно зашагал из угла в угол. – Будем уходить или продержимся?

Семен Каретник рассеянно поглядывал в большое окно. Во дворе гимназии чинили колесо тачанки, переминались лошади, прогуливались опоясанные патронташами повстанцы и сидел крупный черный кот без уха. Он явно никуда не спешил. Но как только кто-то пытался обойти его, кот срывался с места и перебегал дорогу. «Ах ты ж карнаухий бандюга!» – ругались мужики. «Закрой глаза и скрути ему дулю!» – хохотали наблюдатели. Семен тоже усмехнулся.

– Что такое? – возмутился Махно. – Ты тоже не согласен уходить?

– Без боя нельзя, – твердо заявил Каретник. – Защитнички нашлись, скажут люди. Пустили мыльные пузыри о свободе, а сами вроде черного кота. Только и могут перебежать дорогу под носом у немца.

– Какой кот? Эх вы, забыли казацкую историю, – Нестор даже стукнул кулаком по столу. – Забыли! Дикое поле вокруг, орды шастают, а запорожец живет себе в зимовнике и в ус не дует. Как ему это удавалось?

Историю мало кто из них знал, тем более такие подробности. Махно выждал и продолжал: