– Они тут кто, оте немцы, галичане? Чужаки! А для нас каждый угол – брат. Попрем так, что и чертям тошно станет! – запальчиво уверял Гавриил, или по-местному Гаврюха Троян, толстяк лет двадцати пяти. От волнения он то и дело мял свой крупный нос, который, по выражению жены, «для праздников рос, а ты и в будни носишь». Троян возглавлял песчанскую сотню. У него и остановились Махно с Лютым. Домой лишь наведались.

– Та то ясно! Ось пидожды, Гаврюха. Не надо рассусоливать. Тут вси грамотни, – перебил худой и высокий дядя, похлопывая кнутом по штанине. Фома Рябко заправлял гурянами (Прим. ред. – Жители разных частей Гуляй-Поля. В нашей местности исстари повелось давать имя даже одной хате, коль она стояла на отшибе). – Ты лучше скажи, где мне вдарить? С какого флангу? Во-о главное!

Чуть пригасили пламя, помолчали.

– Бомб нэма, Нэстор. Патронив мало, – пожаловался третий командир сотни, Вакула. Он лежал у костра, досадливо морщился и отворачивался. Известен был тем, что зверски пил по праздникам, но и работал как вол.

– Да, товарищи, – заметил Махно вроде бы вскользь, – когда пойдем на дело, в рюмки не заглядывать.

– Ни, ни. То погыбэль.

– Погы-ыбэль!

На том и разошлись.

Это была первая боевая операция, которую затевал Нестор Махно. Не будучи ни офицером, ни даже рядовым, он имел весьма смутные понятия о тактике, стратегии. Зато неоднократно участвовал в ночных налетах анархистов на богатых земляков, полицейских, в начале года под Александровском разоружал эшелоны казаков, возвращавшихся с фронта. Сейчас, в партизанском деле, этот опыт кое-что да стоил. Кроме того, Каретники, Марченко, Вакула, Лютый, Чубенко, Троян, Рябко вернулись с войны унтер-офицерами, бивали немца и бегали от него. Так что сообща они надеялись на успех.

Дома неугомонный Гавриил признал:

– Глаза, ну прямо слипаются.

– Нет, нет, неси сюда каганец! – потребовал Нестор. Он был возбужден, тер ладонями бока.

– Нашо? – забеспокоился хозяин.

– Стратегия, – отвечал Махно.

Троян нахмурил брови. Ничего не понял, а подавать виду не хотел.

– А-а, несу. Жинко, ану закрый викно, а то ще подумають, що у нас покойнык.

– Представь себе, Гаврюша, мы победили, – усмехаясь, продолжал Нестор. – Прослышат в Александровске, Мелитополе, Бердянске, схватятся за головы: чего они там хотят, в том Гуляй-Поле?

Троян чесал за ухом: «Зачем ему каганеп?»

– Прокламации буду писать! – Махно постучал пальцем по лбу хозяина. – Дорог дождик на посевы!

За столом сидели Семен Каретник, Марченко и Чубенко – самопроизвольный штаб. Лютый уже спал в углу на лавке, свернувшись калачиком…

Когда стемнело и в лицо кого-либо трудно было узнать, песчанские мужики с ружьями, а кто и с вилами потянулись к условленному месту, к перекрестку. Собралось человек тридцать из сотни. Их ждали Махно, Лютый и Троян. «Штабисты» Марченко, Каретник и Чубенко были отправлены в другие сотни.

– Разберитесь по пятеркам. Кому с кем лучше, – предложил Нестор. – Если нападут, в кучу не сбиваться, не удирать. Забегай один справа, другие слева. Да своих не колотите!

Безлюдными переулками они направились к центру, где в школах, конторах, богатых домах были расквартированы военные. Нужно окружить и взять штаб. Он располагался в гимназии. Но не успели добраться до нее, как где-то рядом вспыхнула беспорядочная стрельба. Рушился весь замысел.

– За мной! – Нестор с наганом в руке побежал к гимназии. Там горел свет. Никто не показывался.

– Выходи! – крикнул Махно и прилип к стене у открытых дверей. Это его насторожило: «У аккуратистов… без часового… настежь! Улизнули, змеи!» Он кинулся в здание. На столе еще дымилась примятая папироса. Вокруг валялись брошенные бумаги. Мужики забегали по классам.

– Никого! – радостно доложил Троян.

– Скорее на улицу! – шумнул Нестор, догадавшись: «Заманили в ловушку ротозеев!»

Но ничего не случилось. Испуганно лаяла собака, постреливали, кто-то взвизгнул:

– Стой, гад! Стой! – и бабахнул недалеко. Перебежками, прижимаясь к стенам, заборам, восставшие устремились дальше, увидели освещенное окно.

– Телефонная станция, – шепнул сзади Лютый. Озираясь, Нестор юркнул в сенцы. Внутренняя дверь была на замке.

– Открывай! – загремел Троян.

– А кто там? – послышался женский или детский голосок.

– Революционная власть!

Мужики набивались в сенцы. Махно погрозил им поднятым вверх наганом, но в темноте никто этого и не заметил. Щелкнул замок, дверь отворилась, и он увидел тоненькую высокую девушку-еврейку в коричневом платье, аккуратно причесанную. Часто мигая, она беспомощно смотрела на него темными, чуть раскосыми, ну, точно заячьими глазами.

– Здравствуйте, – сказал Нестор, входя. Вот так война, вот так добыча! Этот аккуратный длинный зайчонок словно выпрыгнул из совсем другой жизни, изумился и робко шевелил белыми пальчиками. В станции больше никого не было.

– Доброй ночи, – прошептала девушка, склонив рыжую головку. Ее вид, голос, манеры никак не вязались с тем, что происходило, с мужиками, дышавшими перегаром в затылок Махно, и даже с теми женщинами, которых он знал или близко видел: с хлопотливой хозяйкой Настенькой, бой-бабой Марусей Никифоровой, страстной краснобайкой Марией Спиридоновой и милой, но твердой саратовской анархисткой Аней Левин. Сейчас перед ним было изящное, беззащитное существо, каких он не встречал.

– Где немцы, варта? – спросил, с трудом преодолев волнение. Телефонистка повела плечиками.

– Наверно, убежали.

– Ла-адно. Мы вернёмся, – пообещал Нестор уже грубо и двусмысленно. – Теперь слушайте сюда. Как вас зовут?

– Тина.

– Занятное имя, – он помолчал, прикидывая, как же лучше поступить.

Девушка взглянула на него кротко, с явным интересом: малыш, а командует.

– Троян, бери пятерку самых отчаянных, – приказал он, – и оставайтесь тут. Понял?

Гавриил съежился в недоумении. Бой идет, нужно бежать, помогать другим сотням.

– Для нас этот дом – главнейший! – объяснил Махно. – Без телефона мы глухие и слепые, вроде котят. Никого не пускать. Тина, вы подчиняетесь только ему. Сообщения принимайте, но в ответ – ни звука. Если нарушите… – он угрожающе потряс наганом. – Вперед, мужики!

На улице их встретил запыхавшийся Алексей Марченко.

– Все кончено! – доложил радостно. – Кто бежал, а кого поймали, в основном интендантов. Гуляй-Поле наше!

Лица мятежников, однако, были суровые, озабоченные. Они понимали: каша лишь заваривается.

Тина поспала после дежурства, и, когда раскрыла глаза, уже тлел за окном серый сентябрьский день. «О-о, не стреляют. Где же австрийцы? Неужели смирились? На них не похоже, – подумала. – Что там на улице? Какая власть? Интересно, сбежал Леймонский или прячется?»

Девушка сладко зевнула. Все эти приключения властей мало волновали ее. Кто бы не пришел, – считала она, – работа никуда не денется. Телефонистку никто не тронет. Ой, как прав был отец, когда помогал ей выбрать профессию. Он сейчас, конечно, в своей лавке, торгует гвоздями, красками, хомутами. Ему тоже не страшна смена власти. Единственные, кого он побаивается, – это большевики. Но и они, полагает, без хомутов не обойдутся.

Во дворе, за дощатым забором, незлобиво полаяла собачка. «Муся пришла убирать, – догадалась Тина. – Видимо, отец просил рано не беспокоить». Поскольку они постоянно заняты, а мать умерла четыре года тому назад – наняли соседку, и та стирала, готовила обед, кормила курей, песика.

– Проснулась? Привет! Я счас быстренько все сделаю, Тиночка, и побегу на митинг, – лепетала соседка, круглолицая, маленькая и шустрая. Она уже подметала пыль в комнате.

– Какой митинг? – удивилась молодая хозяйка, одеваясь.

– Тю-ю, да ты что? А еще телефонистка. Людям не говори – засмеют!

Тина смотрелась в зеркало и не нравилась себе. Ночное дежурство, тем паче такое – не сахар.

– Власть же наша опять! – убежденно и радостно сообщила Муся. – Кто был никем, вот как я, тот станет всем. Представляешь?