– Ой боже, тикайте! – воскликнул Николай Клешня, полусогнувшись от испуга и боли.

– А что случилось?

– Иван, сосед, углядел в помещичьем леску германцев и варту. Сюда скачут!

– Где Петя?

– В хате пишет.

– Лютый! – позвал Махно. На пороге показался пулеметчик. – Давай Лютого! – заорал Нестор.

Голуби взлетели. Выскочил Петр.

– Одна нога тут – другая там. Варта в селе! Беги к Чубенко, предупреди.

– Та якый Чубенко? – возопил хозяин. – Тикайтэ хоть сами!

Приглашая их на постой, он был крепко зол на разбойную власть и мало заботился о последствиях. В душе надеялся: обойдется. Вон у брата сколько прятался Нестор Иванович, и ничего. Соседи не выдадут. У них тоже опасные гости, другие побоятся или промолчат из сочувствия. А в случае внезапного появления карателей Махно скроется – и концы в воду. На это сейчас и рассчитывал Николай Клешня. Слава Богу, Лютого как ветром сдуло.

– Роздайбида, – обратился Нестор к пулеметчику. – Верховых лошадей не брать. Седла присыпь сеном.

Услышав это, хозяин обмер. Такого оборота дела никак не ожидал.

– Та шо ж вы робытэ? – взмолился. – Хлопци, мэнэ ж повисять! Мы так нэ домовлялысь.

– Выгоняй тачанку! – стиснув зубы и отвернувшись, командовал Махно кучеру. – Мигом давай!

Прибежал Петр и кинулся в хату.

– Куда ты? – Нестор недоуменно вскинул плечи. А Лютый не мог оставить тетрадку со стихами. На улице уже слышен был топот, выстрелы.

– В огород гони. В огород! – Махно схватил вожжи и помог кучеру. Роздайбида с пулеметом примостился в задке тачанки. Нестор запрыгнул к нему и заметил, что убегать поздно: человек десять в чужой форме пересекли подворье, подняли карабины, винтовки. Сейчас перебьют, как щенков.

– Назад поворачивай! – крикнул Махно.

Сердце его зашлось, упало, исчезло. Тело обрело необычайную легкость, и всё вокруг стало трын-травой. Кучер очумело скосил глаз, не понимая.

– Назад! – рявкнул Махно, и тачанка, чуть не перевернувшись, крутанулась. Преследователи тоже оторопели: почему возвращаются? Неужели свои?

Нестор поднял руку:

– Пан, стой! Не стреляй! Мы милиция! – и шипел кучеру: – Подворачивай! Еще! Еще!

Их разделяло теперь метров тридцать. «Бес его разберет в этой кутерьме: свои там, чужие?!» – колебались солдаты.

– Яка милиция? – прокричали с недоверием и злобой. Тот миг нерешительности оказался для них роковым.

– Бей! – выдохнул Махно, стреляя из нагана. «Максим» в упор косил нападавших. Ни один из них не устоял: кого разорвали пули, кого ранили, а кто и со страху упал. Их быстро окружили.

– Глянь, живой!

– И цэй дышэ.

– Не притворяйся, гад. Встать! – раздавались голоса. Из соседнего сада стрельнули. Ермократьев бросился туда.

– С теми, Нестор, как? Которые убежали… – спросил Алексей Марченко.

– Мигом на тачанку! Кто не сдается – бей. Других – сюда.

Пока выводили коней, резали телефонные провода на столбах и расстреливали пойманного начальника варты, вокруг убитых собрались крестьяне.

– Вы-то пойидэтэ, а нам як? – спросил Нестора Николай Клешня. Руки, губы его тряслись. Только теперь он понял, в какой капкан попал по собственной воле, и надеялся, что этот Махно, «защитник трудящихся» все-таки ж придумает выход, не посмеет просто так удрать. Клешня продолжал, чуть не плача: – Оцэ дывиться: за кожного нимця нашего повисять. У йих же такый закон!

– Отправляйтесь с нами, – жестко посоветовал Нестор. В его тоне уже не было и следа той доброжелательности, с которой они беседовали вечером за чаркой и домашней колбасой.

– Та куды ж? А симья? – не терял надежды Клешня.

«Какой из него боец? – с презрением подумал Махно.

– Как из моего г… пуля!» Стоящие рядом бабы плакали. Над ними свежим ветром несло темных запоздалых птиц.

– Вин правильно кажэ, – вступил в разговор беззубый дедок с впавшими щеками. – Всих нэ забэрэтэ с собою, а нас тут пококають. У йих порядок: дэ найдуть свого покойныка, там и карають.

Нестор сжал губы так, что их совсем не стало видно.

– Несите лопаты, – приказал. – Погрузите трупы на подводы и закопайте в помещичьем леску. Хай вин за все и отвечает. Не падайте духом. Мы еще вернемся. По коням!

Петр Лютый в последний момент увидал руки молодой тетки, что провожала их. Грубые от земляной работы, с крупными венами, они жалко, беспомощно вздрагивали, и ему стало не по себе…

Отъехав порядочно от Марфополя, отряд спустился в балку, чтобы передохнуть, скрыть следы, да и надо было решить, что делать с тремя пленными, которых везли на подводе. Не таскать же их за собой.

– Ты откуда? – спросил Нестор мрачного усатого хлопца в австрийской форме.

– С Галычыны мы, – он локтем указал на соседа.

– Кем работал?

– Столяром.

– А ты?

– Зэмлэроб.

– Дисциплинку забыли! – подскочил к ним Ермократьев. – На фронте вы нас, русских, не больно-то жаловали. Император Франц Иосиф вам дороже. Ану слазь!

Приперлись на чужую землю, сволочи, еще и выпендриваетесь!

– Цэ наша, украйинська зэмля, – тихо озвался столяр, сползая с подводы. За ним последовали и те двое.

– Это, елки-палки, русская земля! – горячился Павел.

– Не будем делить. Всех она примет, – заметил Махно.

У него созрела идея, и этот спор был сейчас неуместен.

– А ты кто? – обратился он к третьему пленному.

– С Полтавы.

– Зачем подался к гетману в каратели?

– Мы служим нэ йому, а наший Украйини.

Нестор усмехнулся. Ему понравилось, с каким достоинством отвечал этот мужичок в вышитой, правда, грязной сорочке вместо гимнастерки, жизнь которого висела на волоске.

– Да ты, видать, из богатеньких? У Скоропадского нищие не в почете. Не так ли?

– Мы вси за народ.

– Ну что, Алеша, отпустим? – обратился Махно к Чубенко. – Хай расскажет (он явно не глуп), что мы не живодеры, как их варта.

– Я не против.

– Иди, иди! – поторопил пленного Лютый. Но тот не мог поверить в свое счастье и топтался на месте.

– Просить надо, елки-палки? – гаркнул Ермократьев. – Ишь ты, большой пан. Возьмем и передумаем!

Только теперь полтавчанин пошел, не ускоряя шаг. Ожидал пулю в спину, однако не побежал, терпеливо карабкался по склону балки.

– А с вами… особый разговор, – Нестор ткнул пальцем в грудь мрачного галичанина. – Предлагаю написать обращение к солдатам. Земля, говорите, одна, родная, украинская. Так?

– Так, – подтвердили пленные. Их поразило, как легко отпустили полтавчанина. «Свойи. Царю служылы. От и жалко», – решили они.

– Зачем же тебе, столяру, угнетать гуляйпольских тружеников? Ответь! – потребовал Махно.

– Нэ знаю.

– Может, ты, черная кость, зэмлэроб, объяснишь?

– Офицеры трэбують, и мы прысягалы. А слово трэба дэржать.

– Земля, значит, украинская у вас, а присяга австрийская. Ловко получается, хлопцы. Не-ет, на двух стульях сегодня не усидите. Выбирайте одно. Согласны писать?

Галичане едва заметно кивнули.

– Петя, дай тетрадь.

– Там же вирши, Нестор.

– Скорее, а то полтавчанин подмогу приведет. Пиши посередине:

– Все, Петя. Как твоя фамилия, столяр?

– Володымыр Оленюк.

– Подписывай! – велел Махно. – И на другом листе тоже. Это документ для нас. А ты?

– Олэсь Бандура.

– Давай и свою каракулю. Вот так. Теперь забирайте листок и валяйте на все четыре стороны. Живо!