—  Мы время от времени сможем приезжать сюда и смотреть, как ему тут живется.

   Молчание. Всплеснула в озере рыба. Потом другая.

   —  Все   равно   так,   как   раньше,   уже   не   будет, — продолжал   Сай­мон.

   —  До нашего с Кришной появления,  когда ты был на острове один, здесь тоже,  наверное, было не так,— разозлилась Мэри.— Потом появи­лись мы, и тоже было неплохо. Правда? Я хочу сказать, что если насту­пают перемены,  то не всегда к плохому.  Ты  как хочешь,  а  я пойду  по­ищу Ноакса. Я ухожу.

   —  Ладно,  не горячись,— усмехнулся  Саймон  и  пошел вслед за ней.

   Они не нашли Ноакса. Никак не могли его найти и, уже совсем отка­завшись от поисков, развели костер и согрели в котелке остатки сардин. И только когда огонь весь выгорел, а озеро погрузилось в сумерки, он появился на обрыве, где принялся играть с листочком, подбрасывая его в воздух, ловя и рыча от воображаемого гнева. Он не позволил им потрогать себя, но и не уходил, пока они собирали вещи и тушили кос­тер, а затем проводил их до моста, но держался на расстоянии и тихо урчал.

   Перейдя мостик, Мэри оглянулась. Ноакс смотрел им вслед, все еще урча и рассекая воздух хвостом, но ей вдруг показалось, что выглядит он вовсе не диким, а одиноким и растерянным: последний беглец на ост­рове.

   — Я не могу его оставить,— тихо сказала она себе самой, но Саймон услышал ее.

   —  Если ты его возьмешь, ему будет еще хуже. И мы же не оставляем его навечно. Мы всегда можем вернуться сюда.

   Мэри посмотрела на него. Косые лучи солнца, опустившегося уже к вершинам деревьев, били ему в глаза, заставляя их мерцать как вода.

   —  Мы можем прийти сюда даже завтра,— предложил Саймон.

   А на острове Ноакс в последний раз взмахнул хвостом и, прыгнув в кусты, скрылся из вида.