Как видим, Софийский вариант текста важнее Львовского, но в изданиях … все наоборот. Как и с самой летописной редакцией. Ее вторичность по отношению к Троицкой редакции прямо подчеркивает вступление летописца к тексту Хожения, которое филологи уже несколько десятилетий полагают … частью текста Хожения. Это не шутка: наличие летописного предисловия стало основанием считать летописную редакцию лучшей, чем Троицкую, открывающуюся молитвой автора. Еще раз: добавление текста другого автора позволяет нашим коллегам-филологам считать, что эта редакция лучше авторской.
Исключив молитву Афанасия, составитель свода 1480‑х гг. рассказал, как в 1474/1475 г. он получил «Хожение» за три моря Никитина из рук дьяка Василия Мамырева. Летописец, озабоченный вопросом, под какой датой вставлять текст в летопись, так и написал: «В том же году получил записи Афанасия, купца тверского, был он в Индии четыре года, а пишет, что отправился в путь с Василием Папиным. Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с кречетами послом от великого князя, и сказали мне – за год до Казанского похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный, когда князь Юрий на Казань ходил. В записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с его записями привезли купцы в Москву Василию Мамыреву, дьяку великого князя».
Сообщение замечательное, но в текст Хожения не входящее. Однако в 1980 г. известный московский филолог Николай Иванович Прокофьев издал сочинение Афанасия Никитина «по Эттерову списку», текст и перевод, как будто это лучший список, а Троицкий список привел в виде факсимиле рукописи. Два года спустя Марианна Давидовна Каган-Тарковская и Яков Соломонович Лурье взяли за основу «Эттеров список» в Памятниках литературы Древней Руси. Это издание они повторили в 1999 г. в 7‑м томе Библиотеки литературы Древней Руси. А в академическом издании «Хожения» 1986 г. под редакцией Лурье случилось чудо чудесное. Текст был издан Каган-Тарковской сразу по трем редакциям, которые объявлены «изводами», как будто различия в них появились ненамеренно. Это не так, но посмотрим, что вышло.
Первейшим оказался «Летописный извод», понятно, по пресловутому Эттерову списку. В нем могли быть случайно потеряны фрагменты текста, но молитва Афанасия, дублирующая его имя по сравнению с предисловием летописца, исключена намеренно, а само предисловие добавлено осознанно. Об изводе, таким образом, не может быть и речи: извод есть накопление в тексте изменений неосознанных. Эта вторичная редакция, которая волшебным образом сделалась первой.
За ней следовал Троицкая редакция, также оказавшаяся как бы летописной. Она названа: «Троицкий (Ермолинский) извод», и приведена как бы по двум рукописям: сборников Троице-Сергиева монастыря и Музейному. Полный текст Хожения содержит лишь первая рукопись: Троицкий сборник конца XV в., содержащий также Ермолинскую летопись. Лурье не случайно описал сборник крайне кратко, всего в нескольких строках: все знают, что этот сборник – конволют, т. е. составлен из рукописей разного времени и происхождения.
В Троицком сборнике[9] Ермолинская летопись составляет совершенно отдельную рукопись (л. 1, 2–297, 2), датированную Б.М. Клоссом по бумаге концом 1480‑х – началом 1490‑х гг. Завершающий конволют столь же отдельный список Хожения за три моря (л. 369–392) датирован ученым по бумаге (1487, 1488) тем же временем. Между ними находится третья рукопись, конец которой был утрачен еще до сложения и переплетения конволюта. Ее датировал по бумаге Владимир Андреевич Кучкин. Средняя часть была создана, по Кучкину, чуть раньше других частей конволюта, после 1468 г., но не сильно позже 1480 г. Само «Хожение» Кучкин датировал временем чуть более поздним, чем сделал Клосс: концом XV в., но уж точно не позже.
Эта датировка совпадала с датировкой отца научной текстологии Алексея Александровича Шахматова, который в начале XX в. установил, что Троицкий сборник есть конволют, а список «Хожения» в нем – конца XV в. Но такая дата не понравилась Сербиной, в издании 1948 г. указавшей, что Троицкий список «Хожения за три моря» находится «в сборнике XVI века». Ее поддержал Лурье, в издании 1958 г. датировав «Хожение» и весь сборник концом XV – началом XVI в. В издании 1986 г. Лурье все же сослался на Кучкина, но счел, что тот не учел «залежность бумаги», поэтому список Хожения может быть начала XVI в. Однако Кучкин все как раз учел: он считал годы по классической схеме Брике и Лихачева. Указав, что в трех тетрадях написанного в одно время Троицкого списка «Хожения» три водяных знака, 1480‑х гг., 1481 г. и 1497 г., он сделал единственно верный вывод: «Троицкий список “Хожения за три моря” был написан около 1497 г., уже после смерти Мамырева», – того дьяка, что передал сочинение летописцу.
Однако Лурье было по какой-то причине крайне необходимо считать Троицкий список более поздним, чем второй список той же редакции, что он и отразил в стемме списков. Второй список содержит кратчайшие отрывки «Хожения» Троицкой редакции, но он имел в глазах Лурье преимущество: не был связан с Троице-Сергиевым монастырем, где упокоился Василий Мамырев и которому он завещал свои рукописи. Троицкий же список, связанный с монастырем еще Н.М. Карамзиным, прослеживается в библиотеке Троице-Сергиева монастыря в глубину очень плотно до середины XVI в.: он не покидал обитель до передачи в библиотеку семинарии, затем Московской духовной академии, оттуда в собрание рукописей Московского публичного и Румянцевского музеев, хранящееся ныне РГБ.
Понятно, что если более полная книжная редакция «Хожения» в Троицком списке могла идти от рукописи, оставшейся у Мамырева, то попытки заменить ее летописной редакцией совсем смешны. Отсюда и стремление счесть Троицкий список хотя бы более поздним, чем крайне отрывочный список той же редакции из Музейного собрания РГБ[10], происхождение коего неизвестно. Тот описан Лурье еще короче, но главное – датирован концом XV в.
К счастью, эта богатейшая и ученейшая рукопись описана Кудрявцевым детально, на двух печатных листах, и известна чуть ли всем археографам. По ней опубликованы уникальные материалы о борьбе с новгородской ересью жидовствующих, древнейшие списки Повести о воеводе Евстратии, «Речей посла цесарева», русского перевода «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия, и Послания на Угру Вассиана Рыло. Другие списки из сборника использованы в разночтениях и исследованиях истории текста многих памятников. Главное, что рукопись сборная. Нашедший выписки из Хожения Александр Александрович Зимин счел их древнейшими, но на деле они на несколько лет младше Троицкого списка.
Сделанное в литературе сравнение текстов Музейного сборника с массой других рукописей указывает на связи с Троице-Сергиевым монастырем, московской митрополичьей и новгородской владычной кафедрой, с ведущими летописными центрами того времени, но прямо в монастыре ее локализовать не удается.
Нам этого и не надо, поскольку мы не стремимся непременно связать «Хожение» с вкладом Мамырева в Троицу, от которого хотел бы откреститься Лурье. Странно, что Яков Соломонович не постарался пристегнуть Музейные выписки к летописанию, ведь составители Музейного сборника представили и особую редакцию Вологодско-Пермской летописи, в которой, кстати, отразилось множество сведений о дьяке Василии Мамыреве. Тут его стремление отвязать книжную редакцию от Мамырева непонятно, так как мы знаем по летописи, что «Хожение» оказалось в Москве именно у дьяка. Но оно связано и со стремлением Лурье сделать летописную редакцию первичной, и с чисто филологическим анекдотом.
Яков Соломонович уверяет читателя, будто академики М.Н. Тихомиров, филологи Н.В. Водовозов и Н.И. Прокофьев, цитирую, видят в Василии Мамыреве «дьяка посольского приказа», а это вовсе не так. Ссылок нет. Но я усомнился, чтобы наш любимый академик Михаил Николаевич Тихомиров был способен увидеть в дьяке Василии Мамыреве сотрудника приказа, возникшего лишь через 59 лет после его кончины. Он и не увидел – ничего подобного в его трудах нет. Нет такого и в лекции московского филолога Водовозова: у него дьяк лишь ведал посольскими делами. Что «Василий Мамырев … в 1470 г. был назначен Иваном III дьяком посольского приказа» неосторожно заметил филолог Н.И. Прокофьев.
