– Вот, – сказал Томас, представляя мне Вуда у себя в комнате, – ответ на все твои вопросы. Мистер Вуд великий ученый и очень хочет помочь тебе в твоих розысках.

Кола коротко его описал, и это – один из тех редких случаев, когда, по моему мнению, его перо почти не погрешило; мне не встречалось более нелепое существо, чем Антони Вуд. Он был заметно старше меня, ему исполнилось тридцать, если не больше, и его уже отличали согбенная спина и впалые щеки книжного червя. Одежда на нем выглядела чудовищно – такая старая, заплатанная и перезаплатанная, что распознать фасон было невозможно; чулки заштопанные, и еще привычка, когда его что-то забавляло, откидывать голову и ржать, будто лошадь. Неприятный, режущий ухо звук – и потому в его обществе все быстро обретали глубокую серьезность, боясь обронить остроумную шутку и услышать в награду его смех. Все это в сочетании с общим неизяществом его движений – одни подергивания и рывки: он и минуты не мог просидеть спокойно, – начало раздражать меня, едва я его увидел, и у меня еле доставало сил сохранять терпение.

Однако Томас сказал, что он может быть полезен, а потому я удержался от насмешек над ним. К несчастью, завязавшееся знакомство порвать оказалось невозможным. Как все ученые, Вуд нищ и постоянно ищет покровительства: они все воображают, будто за их развлечения должны платить другие. От меня он никогда не получал ни пенни, однако все еще не отчаялся. Он все еще является засвидетельствовать почтение в надежде, что из моего кармана в его вымазанные чернилами лапы может перекочевать монета, и не устает напоминать мне об услуге, оказанной столько лет назад. Собственно, он побывал тут совсем недавно: вот почему он так свеж в моей памяти. Впрочем, ничего существенного я от него не услышал. Он пишет книгу, но что в том? Он ее пишет с тех самых пор, как я с ним познакомился, и она как будто все так же далека от завершения. И он из тех жилистых коротышек, которые словно бы не стареют, ну, спина чуть больше ссутулится да добавятся морщины на лице. Когда он входит в комнату, мне кажется, что второй половины моей жизни вообще не было, что она мне только приснилась. Лишь боли в моем собственном теле свидетельствуют об обратном.

– Мистер Вуд мой большой друг, – объяснил Томас, заметив отвращение, с каким я смотрел на этого малого. – Каждую неделю мы вместе музицируем. Он величайший знаток истории и в последние годы собрал много сведений о недавних войнах.

– Весьма замечательно, – сказал я сухо. – Но не вижу, как он может помочь?

Тут заговорил Вуд этим своим высоким, пискливым, как флейта, голосом и с педантичным жеманным произношением – словно читал по записной книжке, и столь же неинтересно.

– Я имел честь беседовать со многими людьми, – сказал он, – отличившимися в войнах и государственных делах. Я располагаю немалыми знаниями о трагическом пути нашей страны, которые буду счастлив предоставить в ваше распоряжение для установления того, что произошло с вашим отцом.

Клянусь, он все время изъяснялся вот так, и все его фразы были столь же безупречно сложены, сколь сам он был неуклюж и косолап.

Я не совсем понял суть его предложения, однако Томас сказал, чтобы я обязательно согласился, так как мистер Вуд уже прославился тонкостью суждений и обширностью знаний. Если мне надо узнать что-нибудь о каком-то событии или каких-либо людях, то я должен в первую очередь обратиться к Вуду, это сбережет мне много времени.

– Ну хорошо, – сказал я. – Но я хочу, чтобы вы никому не говорили о моих поисках. Многие люди станут моими врагами, если узнают о них. Я хочу захватить их врасплох.

Вуд с неохотой согласился, и я сказал, что изложу ему все факты и сведения в свое время, чтобы он мог пополнить плоды моих розысков своими. Затем Томас оказал мне услугу, выпроводив его из комнаты. Я посмотрел на моего друга скептически и с упреком.

– Томас, я знаю, что мне требуется любая помощь, какую я смогу найти…

– Ты ошибаешься, друг мой. Познания мистера Вуда в один прекрасный день окажутся для тебя незаменимыми. Не отвергай его за наружность. И я нашел для тебя еще одного полезного человека.

Я застонал.

– И кто же это?

– Доктор Джон Уоллис.

– Кто?

– Профессор геометрии и был посвящен во многие тайны Республики благодаря искусству разгадывания тайнописей. И он прочел для Турлоу много секретных посланий короля, во всяком случае, если верить тому, что говорят.

– Так его следовало бы повесить…

– А теперь он оказывает те же услуги правительству его величества, если верить слухам. Лорд Мордаунт сказал тебе, что документы, обвиняющие твоего отца, были написаны тайнописью. Если так, доктор Уоллис может что-то знать про это. Если ты убедишь его помочь…

Я кивнул. Возможно, против обыкновения один из планов Томаса окажется полезным.

Прежде чем мистер Вуд или доктор Уоллис могли оказать мне помощь, мне представился случай отплатить Томасу услугой за услуги, выручив его, когда он из-за нелепейшей опрометчивости оказался в опасном положении. Обстоятельства были весьма забавны, хотя и внушали некоторую тревогу. Все знали, что старик Титмарш, квакер, тайно устраивает в своем домишке у реки какие-то дурацкие молитвенные собрания. В нарушение закона, разумеется. А если вспомнить, сколько беспокойств уже причинили эти полоумные, их следовало бы сокрушить без всякого милосердия. Но нет! Время от времени какую-нибудь горстку отправляли в тюрьму, а затем вновь выпускали, давая им волю вернуться к их гнусностям. Собственно говоря, они словно бы гордились этим и кощунственно приравнивали свои страдания к мукам, которые претерпел наш Господь. Некоторые (как я слышал) в своей гордыне даже объявляли себя Господом, рыскали по округе, трясли головами и притворялись, будто исцеляют больных. В те дни мир был полон таких сумасшедших. Тюремное заключение – это не способ усмирить подобных людей; полумеры только питают их гордыню. Махните на них рукой или перевешайте, вот мое мнение. Либо еще лучше: отправьте их всех в Америки, и пусть они там перемрут от голода.

Как бы то ни было, несколько дней спустя я шел вечером мимо замка и вдруг услышал страшный шум и топот бегущих ног. Видимо, мировой судья против обыкновения решил принять меры. Сектанты мелькали повсюду: прыгали из окон, бегали взад и вперед, будто муравьи в разворошенном муравейнике. Кстати, не слушайте их, когда они говорят вам, будто сидят тихо и поют псалмы, когда приходят их арестовать. Пугаются не меньше, чем все другие люди.

Я стоял, со смехом наблюдая за этой охотой, как вдруг, к своему великому изумлению, увидел, что из окна титмаршеского дома вывалился мой друг Томас и кинулся в проулок.

Немедля, как поступил бы всякий настоящий друг, я кинулся за ним. Из всех глупцов, думал я, он был, несомненно, самым глупым. Поставить под угрозу свое будущее, уступить своему нелепому благочестию именно тогда, когда требовалось соблюдать полнейшую и безоговорочную приверженность господствующей церкви!

Умением бегать он не блистал, и я нагнал его без всякого труда. Он чуть не хлопнулся в обморок, когда я ухватил его за плечо и остановил.

– Что, во имя Божье, ты затеял?

– Джек? – произнес он с глубочайшим облегчением. – Хвала Богу, а то я было подумал, что ты стражник.

– Да так оно и было бы! Ты с ума сошел?

– Да нет. Я…

Однако его попытку объяснить свои глупости тут же прервало появление двух городских стражников. Мы стояли в тупике, да и бежать все равно было поздно.

– Помалкивай, опирайся на мое плечо, а остальное предоставь мне, – шепнул я при их приближении. – Доброго вам вечера, судари, – вскричал я заплетающимся языком, словно был куда пьянее, чем на самом деле.

– И что вы тут двое делаете?

– А! – сказал я. – Так что, мы опять не успели к закрытию ворот?

– Студенты, значит? Какого колледжа, скажите, будьте добры. – Он прищурился на Томаса, притворившегося пьяным весьма неубедительно. Если бы он хоть раз в жизни напился, то сумел бы изобразить опьянение правдивее. – Где вы были последние два часа?